Ментор черного паука - Нина Малкина

Внутри обстановка была скудной, но чистой. Двери и окна закрывали плотные занавески, не пропускающие солнечный свет. Бородатый старичок с очками на кончике носа сидел за захламленным столом, изучая над одинокой свечой потёртый перстень. Я тихо поздоровалась, но он даже не пошевелился, только цепкие бегающие пальцы выдавали в нём признаки жизни.

Среди книг, мешочков, монет и драгоценностей, что почти прятали от меня увлечённого бородача с тиалем Мэндэля, я обнаружила колокольчик на длинной рукоятке, который сразу же схватила. Перезвон оказался неожиданно громким, у меня даже немного заложило уши. Пальцы старичка на миг застыли, и он поднял на меня взгляд поверх толстых очковых линз.

— Положи на место, — спокойно приказал старик скрипучим голосом. — Он стоит больше, чем заплатили бы мне, если бы я смог продать тебя таххарийским мафирам. Такие тощие наложницы не в цене.

— Мне нужны деньги, — перешла я к делу, не желая обсуждать свою стоимость. — В долг. У меня есть артефакт.

Я протянула старику часы с Иверийской короной, и тот нехотя поднёс их свету, изучая.

Чувствовала я себя при этом отвратно, хотелось выдрать из морщинистых пальцев тонкий ремешок, но мне и правда нужны были деньги. Тех, что остались от продажи рыбы, едва хватало на самый дешёвый тиаль. Учитывая, что заполнить его я смогу только раз, мне хотелось иметь выбор хотя бы из недорогих сосудов. На украшенный драгоценностями тиаль, который традиционно предпочитали квертиндские маги, я не рассчитывала, но намеревалась покопаться в лотке распродажи, выбрав образец посимпатичнее. Детерминанты в ломбардах не принимали, поэтому вариантов залога у меня было мало. Здраво рассудив, что кинжал имеет для меня большую пользу, я остановилась на часах.

— Это не артефакт, — старик продолжил рассматривать часы, переворачивая их. — Никакой магической силы.

— Магия механизмов, — уверенно пояснила я. — Играют мелодию ровно в семь пятьдесят пять утра.

Ломбардиец молчал, изучая мою собственность. Иверийская корона поблёскивала в тусклом свете, но сам бородач не выражал никаких эмоций. То, что мне сразу не ответили отказом, приободрило меня, и я продолжила расхваливать часы:

— Премилую мелодию, написанную знаменитым бардом. Ирб Иверийский, слышали о таком?

— Три лирны, — проигнорировал мой вопрос старичок, продолжая активно перебирать пальцами. — Только из-за премилого королевского символа.

— Но этого не хватит даже на проезд в дилижансе! — возмутилась я.

— Я не занимаюсь благотворительностью, — противно проскрипел старик. — Попытайте счастья в игорном доме или на паперти у святилища Девейны.

Я с силой вырвала свои часы из его пальцев и развернулась к выходу. Три лирны меня никак не спасали, а расставаться с кинжалом я точно была не готова. Последние деньги уйдут на тиаль, а это значит, что мне стоит задуматься о работе.

— Могу дать четыре! — крикнул вслед старичок, когда я уже спрыгнула на первую ступеньку.

«Надо было брать часы с аквамаринами», — промелькнуло в голове, когда я выбежала на залитую солнцем улицу, застёгивая ремешок на запястье. От резкого света я зажмурилась и попыталась закрыться рукой. Из-за нагретого лучами камня в городе было значительно теплее, чем в академии.

Серый гранит высох на солнце, и сейчас здания и мостовые выглядели светлее, чем обычно. Торговцы вылезли из своих лавочек, довольно щурясь и непривычно улыбаясь прохожим.

На улице было удивительно людно. Среди хмурых горожан можно было встретить совершенно потерянных и восторженных путешественников, что бесцельно шатались вдоль улиц, глазея по сторонам.

Я присоединилась к потоку людей, отметив среди них пару светло-зелёных жилетов. Эти студенты не были первокурсниками, но всё равно удивлённо озирались, осматривая плотные ряды двухэтажных построек Кроуница. У кондитерской старшекурсники радостно нырнули в арку входа, привлечённые аппетитным запахом. Я же сглотнула слюну и ускорила шаг.

Галиофские утёсы обсыпали город розоватым снегом — лепестками дикой вишни, что цвела на склонах. Морской ветер гонял эти невесомые весенние снежинки по вымощенным дорожкам, сметал их в канавы, кружил мелкими вихрями у ног прохожих. К торговой улице вела светлая дорога, перерезанная полосками теней. Вверху она стала темнее — кроуницкие бани выливали мыльные тазы прямо на брусчатку, разводя слякоть. Пенные речушки лились по пологой городской мостовой, собираясь по бокам в мелкие каналы.

Я весело перепрыгивала лужи, огибая ленивых гуляк. Мойщики и прислужники в насквозь мокрых передниках подолгу задерживались на улице, зевая и рассматривая проходящих мимо людей. На мне они останавливали взгляды и улыбались при виде студенческой формы. Некоторые даже кивали. Академия была гордостью Кроуница, и я загордилась важностью своей фигуры в городе.

Ещё выше улица расширилась и запестрела вывесками. Сдержанный в архитектуре Кроуниц, казалось, хотел впечатлить ими, как и своими фонарями. На длинной веренице домов ажурные и дощатые вывески смотрелись, как серьги, и каждая конструкция стремилась перещеголять соседнюю и выставить лавочку в лучшем свете. Надписи на некоторых отсутствовали, ограничивая вывеску только символом. Мне встретилась кованная медная туфелька над сапожной мастерской, бочонок у таверны «Пивунок», брецель над булочной, а золоченый цветок даже стукнул мне по лбу, когда я пыталась протиснуться между двух пузатых рудвиков.

— Ох, извините, — женщина с тиалем Ревда заметила меня, потирающую лоб. — Это Дрилли заказывала вывеску, только вот не учла человеческий рост. Она совсем новая, я ещё не успела подкоротить цепи.

Пальцы её светились зелёной магией, вытаскивая из заполненной землёй кадушки распускающиеся на глазах бутоны. Свир тут же срезала свежие стебли и передавала стоящей рядом Дрилли в соломенной шляпке. Уши рудвика блестели густыми меховыми кисточками на солнце. Вокруг собралась толпа зевак, наблюдающих за работой мага.

За окнами лавочки виднелись уже готовые благоухающие букеты и заинтересованные цветами покупатели. Я тоже остановилась и засмотрелась. Обычно свиры Ревда предпочитали заниматься выращиванием овощей, не растрачивая драгоценную магическую силу на бесполезные цветочки. Тем более в Кроунице, где природа не баловала фермеров. Но, видимо, пора любви диктовала свои романтические требования и магам земли.

Вокруг цветочной лавочки было шумно. Два всадника заставили всех посторониться, чем вызвали поток ругательств. Капраны лениво цокали и позвякивали монетами на груди, пытаясь объехать горожан, высыпавших на залитые солнцем улицы. Неряшливые мальчуганы перекрикивали гомон, предлагая желтоватые пергаменты с расхожими пьесками по четверть лирны. Сегодня они пользовались невиданной популярностью.

— Драконья чешуя, юколка, свежий медвежий чеснок! — дорогу мне перекрыла лоточница в ярком платье.

Непривычная городская суета напомнила мне тёплый и весёлый Нуотолинис с его людной набережной. Широкий лоток прямо под моим носом был заполнен сушёной рыбой и пучками травы. Хозяйка его продолжала кричать, легко удерживая короб перед собой. В углу его ровным румяным рядом теснились мелкие жареные пирожочки с торчащими из нутра красными крабовыми ножками. Издалека их и правда можно было бы принять за чешую.