Мешок с костями - Стивен Кинг

Я вижу приезжих, поселившихся в «Уэррингтоне», мужчин вбелых фланелевых костюмах, двух женщин в длинных теннисных платьях с ракеткамив руках. Между ними на трехколесном велосипеде лавирует мужчина. Переднееколесо поражает размерами. Группа отдыхающих останавливается, чтобы поговоритьс молодыми парнями из Тэ-Эр.

Хотят узнать, смогут ли они принять участие в бейсбольномматче, который проводится в «Уэррингтоне» каждый вторник. Вен Меррилл, внедалеком будущем отец Ройса, отвечает: «Да, конечно, не думайте, что вас ждетувеселительная прогулка только потому, что вы из Нью-Йорка». Мужчины в белыхкостюмах смеются, женщины в теннисных платьях следуют их примеру.

Чуть дальше один мальчишка бросает бейсбольный мяч, а другойловит его самодельной рукавицей. За ними молодые мамы, собравшись кружком,толкуют о своих детях. Мужчины в рабочей одежде обсуждают погоду и урожай,политику и урожай, налоги и урожай. Учитель из «Консолидейтид хай» сидит насером валуне, который я так хорошо знаю, и терпеливо объясняет урок хмуромумальчугану. Тому явно хочется быть в другом месте и заниматься другим делом. Ядумаю, что со временем этот мальчуган станет отцом Бадди Джеллисона. «Ноготьсломался — береги палец», — думаю я.

Вдоль улицы выстроились рыбаки, и у всех приличный улов:озеро изобилует окунем, форелью, щукой. Художник, еще один отдыхающий, судя понакидке и модному берету, поставил мольберт и рисует далекие горы. Две женщиныс интересом следят за его работой. Хихикая, мимо проходят девчонки, шепчутся омальчиках, нарядах, школе. Чудесный, умиротворенный мир. Дивоур имел полноеправо сказать, что я его совершенно не знаю.

* * *

— Он прекрасен, — сказал я, с усилием возвращаясь в 1998год. — Да, это так. Но о чем ведете речь вы?

— Как о чем? — Дивоур изображает изумление. — Она думала,что может прогуливаться здесь точно так же, как и остальные, вот о чем! Онадумала, что может прогуливаться как белая женщина! С ее большими зубами,большими сиськами и заносчивой мордашкой. Она полагала себя особенной, нетакой, как все, вот мы ее и проучили. Она хотела, чтобы я уступил ей дорогу, акогда у нее ничего не вышло, посмела дотронуться до меня своими грязными рукамии толкнуть. Но ничего, мы научили ее хорошим манерам. Не так ли, парни?

Они одобрительно забормотали, но мне показалось, что унекоторых (а уж у юного Гарри Остера точно) перекосило физиономии.

— Мы указали ей ее место! — продолжил Дивоур. — Ясно далипонять, что она — паршивая негритоска.

Именно это слово повторял он снова и снова, когда они рубилилес в то лето, лето 1901 года, лето, когда Сара и «Ред-топы» стали музыкальнойсенсацией для этой части света. Cаpy, ее брата и весь негритянский кланприглашали в «Уэррингтон», чтобы они играли для приезжих; их кормили икрой ипоили шампанским… во всяком случае, об этом вешал Джеред Дивоур своей пастве,когда во время перерыва на ленч они ели сандвичи с копченым мясом и соленымиогурчиками, заботливо приготовленные их матерями (никто из молодых парней ещене успел жениться, хотя Орен Пиблз уже был обручен).

Однако не ее растущая слава злит Джереда Дивоура. И неприглашение в «Уэррингтон». И расстраивается он не из-за того, что Сара и еебратец сидят и едят за одним столом с белыми, и черные и белые пальцы берутхлеб с одного блюда. В «Уэррингтоне» живут приезжие, а в таких местах, какНью-Йорк и Чикаго, сообщает он своим молодым и внимательным слушателям, белыеженщины иногда даже трахаются с ниггерами.

«Нет! — вырывается у Гарри Остера, и он нервно оглядывается,словно боится увидеть за своей спиной белых женщин, забредших сквозь лес наБоуи-Ридж. — Не может белая женщина трахаться с ниггером! Это уже перебор!»

Дивоур одаривает его взглядом, который красноречивее слов:поживи с мое, и тогда посмотрим, что ты скажешь. Кроме того, ему без разницы,что происходит сейчас в Нью-Йорке и Чикаго. Во время войны он побывал в техкраях, и впечатлений ему хватило на всю жизнь. Да и воевал он не заосвобождение негров. Он, Джеред Ланселот Дивоур, не возражал бы против того,чтобы ниггеры гнули спину на хлопковых полях до скончания века. Нет, он воевал,потому что считал необходимым проучить этих заносчивых южан, показать им, чтоникто не имеет права выходить из игры, если не нравятся некоторые правила. Онвоевал, чтобы восстановить справедливость. Они не имели никакого права выходитьиз состава Соединенных Штатов Америки. Вот он, в меру своих сил, и воздал им позаслугам!

Нет, освобождение рабов ему до фонаря. Плевать ему и нахлопковые плантации, и на ниггеров, которые поют непристойные песни, а их заэто угощают шампанским и лобстерами (так Джеред всегда коверкал слово«лобстеры»). Плевать ему на это, если они знают свое место и не разевают рот начужое.

Но она не желает выполнять это правило. Эта заносчиваястерва все делает по-своему. Ее предупреждали — держись подальше от Улицы, ноона не слушает. Она выходит на Улицу, прогуливается по ней в белом платье,словно белая дама, а иногда берет с собой своего сына, с африканским именем ибез отца. Его отец небось провел с этой сучкой одну ночь в каком-нибудь стогу вАлабаме и только его и видели. А теперь она вышагивает по Улице, будто имеет наэто полное право, хотя остальные стараются ее не замечать…

* * *

— Но это же ложь, не так ли? — спрашиваю я Дивоура.

Именно в этом причина злости старика? Ее замечают, с нейразговаривают. Она притягивает людей, может, своим смехом. Мужчины говорят сней об урожае, женщины показывают своих детей. Более того, дают ей подержать наруках младенцев, а когда она улыбается им, они улыбаются в ответ. Девочкисоветуются с ней насчет того, как вести себя с мальчишками. Мальчишки, тепросто смотрят. Но как они смотрят! Пожирают ее глазами и, полагаю, большинствоиз них думает о ней, когда запираются в туалете и начинают гонять шкурку.

Дивоур сникает. Он стареет прямо у меня на глазах, морщиныуглубляются, он превращается в того старика, который сбросил меня в озеро,потому что не терпел, когда ему перечили. Старея, он начинает растворяться ввоздухе.

— Вот это бесило Джереда больше всего, так? Сару неотталкивали, ее не сторонились. Она прогуливалась по Улице, и никто невоспринимал ее как негритоску. К ней относились как к соседке.

Я находился в трансе, все глубже погружался в него, добралсяуже до потока городского подсознания, который тек, словно подземная река.Пребывая в трансе, я мог пить из этого потока, мог наполнять рот, горло,желудок его водой с холодным металлическим привкусом.

Все лето Дивоур говорил с ними. Они были не просто егобригадой, они были его сыновьями: Фред, Гарри, Бен, Орен, Джордж Армбрастер иДрейпер Финни, который на следующий год, летом, сломал себе шею и утонул,пьяным, сиганув в Идз-Куэрри. Никто и не подумал, что он покончил с собой,решили, что несчастный случай. В период между августом 1901 года и июлем1902-го Дрейпер Финни пил, пил много, потому что только так и мог заснуть.Только так он мог отделаться от руки, неотрывно стоявшей перед его мысленнымвзором, руки, которая высовывалась из воды, а пальцы ее сжимались иразжимались, сжимались и разжимались, пока ты не начинал кричать: «Хватит,хватит, хватит, когда же это закончится!»