Князь Владимир - Юрий Никитин

Никита сказал быстро:

– Воевода, кому доказываешь, что я свой? На Руси каждый– свой. Я хочу сойтись с этим зверочеловеком!

– Эх, Никита, – сказал Войдан сожалеюще, он сделалшаг назад. – Надо иногда давать другим пролить кровь за друга…

Неожиданно из толпы викингов выступил гигант. Голый допояса, с широкими металлическими браслетами на запястьях и бицепсах. Пояс былиз крупных, склепанных вместе булатных пластин. Темное от солнца тело покрытошрамами, будто он собирал их всюду, даже на лице их столько, что хватило бы навсю команду драккара.

– Берсерк, – прошелестело в толпесуеверное. – Одержимый!

– Эту возможность тебе дам я, – заявил берсерк изахохотал страшно. – Твою кровь выпьет мой меч!

Войдан обнажил меч. Он, как и Никита, был на полголовы нижепротивника, не так размашист в плечах, хотя среди простых мужиков оба выгляделисилачами. Просто оба викинга были великолепны: молодые гиганты, мускулы какудавы, синие глаза мечут молнии, золотые волосы, перехваченные на лбу булатнымиобручами, красиво ниспадают на крутые, как горы, плечи. У обоих груди широки,пластины мускулов выпячиваются мощно, красиво.

Ингельд встал против Никиты, а берсерк со зловещей улыбкой,от которой стыла в жилах кровь, потащил через плечо меч, зрители ахнули от егоразмеров, и кивнул Войдану.

Наиболее добросовестные викинги и дружинники, опора любоговожака, перемешавшись, совместными усилиями оттеснили зевак, образовали круг,мечами и копьями удерживали напор. Те особо и не напирали, нехотя сознавая ихправоту, только кричали через их головы, подбадривали, подавали советы,лаялись.

Ингельд словно взорвался, как спелый стручок. Только что былза пять шагов от Никиты, но никто не заметил, когда одолел их. Никита былотброшен к стене щитов, ими загородились добровольные стражи, утонул в грохотеи лязге, съежился, исчез под градом яростных ударов. Видно было тольконеистовствующего викинга: озверелого, спешащего выпустить распирающую его мощь,чтобы не разметала его окровавленные клочья по всему берегу.

Войдан боялся бросить в ту сторону взгляд, ибо его противникдико взвыл, зарычал, начал люто грызть край щита. Глаза выкатились, налилиськровью, как у взбесившегося пса. Лицо покрылось смертельной бледностью, изо ртапошла пена. Войдан ощутил холодок страха. Берсерк опасен, не придерживаетсяканонов боя. Даже смертельно раненный, еще рвется в бой, наносит удары судесятеренной силой, в исступлении лезет голой грудью на копья и острия мечей!

– Ну же, – сказал Войдан громко, заставляя себястряхнуть оцепенение страха, – хватит слюни да сопли ронять! Без сопливыхскользко.

Берсерк прыгнул, и Войдан отступил и упал на колено подлавиной ударов, под каменной бурей, под страшными ударами, что обрушились совсех сторон. Нечего было и думать как-то нанести удар, он оставался жив лишьпотому, что осатаневший берсерк осыпал ударами, не выискивая щели в защите.Однако оглушенный Войдан ощутил, как онемевшей руке стало легче, ее потянуло всторону, под ногами бешено вертелся обломок его щита, а другой жалкими лохмотьямивисел на руке. Голова гудела от ударов, плечи и грудь ожгло болью. Звякнули иотлетели две пластины панциря. Его меч судорожно дергался из стороны в сторону,не парируя удары, а только ослабляя их мощь.

В толпе стояло благоговейное молчание, где слышалось толькосопение бойцов и лязг железа. Оба викинга были богами войны! Ромей и русичшатались и пытались пятиться, но упирались спинами в стены из щитов и дротиков.Викинги били как кузнецы по наковальням, вгоняя противников в землю.

В третий или четвертый раз Войдан, ощутив за спиной сопениетолпы и даже запах браги, делал торопливый шаг в сторону, а берсерк в яростипродолжал рубить, пока не обнаруживал, что противник опять ускользнул какугорь.

Он был покрыт потом, мышцы перекатывались под гладкой кожей,вздувались как сытые змеи, но видно, что берсерк может сражаться так без усталидо утра, а затем и до вечера. Он рубил яростно, хрипел, вращал налитыми кровьюглазами, брызгал пеной, сыпал руганью, его меч рассекал воздух во всехнаправлениях…

И вдруг хрустящий звон разрываемой плоти сотряс мир. Зрителиза спиной берсерка на миг увидели, как из спины высунулось окровавленноелезвие, тут же исчезло, оставив красную щель. Берсерк вскрикнул, не от боли –от ярости.

Он еще рубил и рубил, Войдан отшвырнул остатки щита и струдом закрывался мечом, уже иззубренным, наконец из груди и дыры в спиневикинга широкой струей плеснула кровь. Меч воеводы перерубил важные жилы, кровьхлестала так бурно, что берсерк бледнел на глазах. Наконец он стал двигатьсявсе медленнее, остановился, выпрямился во весь рост, вскрикнул страшнымгромовым голосом:

– Один! Иду к тебе!

И рухнул навзничь, огромный, как срубленное дерево. Ранабыла в левой стороне груди, и в толпе суеверно зашептались: как он мог ещесражаться с разрубленным сердцем!

Войдан покачал головой. Подбежал отрок, почтительно взял изрук сильно зазубренный меч. Воевода сильно запыхался, уже немолод, с новымберсерком драться уже не смог бы. И хотя лоб еще не взмок, но воздух ужехватает как рыба под солнцем.

А в другом конце круга Ингельд все еще наступал на ромея,обрушивал град ударов. Он знал, что моложе и сильнее, в нем живет ярость Одина,неистовство Тора и ловкость Локи. Но в отличие от берсерка его учили владетьмечом лучшие бойцы при дворе его отца, а этого ромей не знает… Скоро узнает!

Наконец Ингельд понял, на что надеялся трусливый ромей,усмехнулся. Викинг, мол, зря растратит силы, устанет, тут его и можно будетпоймать на подлый удар… Не знают эти плюгавые греки, что люди Севера могут безустали сражаться с утра до вечера, у них другая кровь и другие мышцы!

Он обрушил град ударов еще яростнее, отшвырнул щит иперебрасывал меч из руки в руку. Ромей едва успевал подставлять то обломокщита, то меч. Наконец и он отшвырнул измочаленный щит, оба сошлись с мечами.

Толпа ахала, везде были раскрыты рты. Викинг был красив, емусочувствовали и на него ставили деньги даже в русской дружине. Он дралсякрасиво, а ромей как-то скучно, чем-то похоже на Войдана, ромейская службасказывается, не скакнет в сторону, не кричит и не лается, дыхание бережет,лишнего шагу не ступит…

Искры высекались при каждом ударе мечей. Ингельд попробовалоттеснить ромея к трупу берсерка, только бы заставить споткнуться, но ромейпереступил, не глядя, будто отрастил и на затылке глаза, затем пересталотступать вовсе, незаметно повернул викинга так, что солнце слепило глаза, самначал теснить медленно, но неотступно.

Ингельд дрогнул, ромей все же дерется более умело. Онотпрыгнул, избегая сверкнувшего прямо перед глазами лезвия, но из-за слепящегосолнца не мог сразу сообразить, близко или далеко ромей, где отблеск на егодоспехе, а где солнечный зайчик на лезвии меча.