Нежность - Элисон Маклауд

Господин судья Бирн: Я не совсем уверен…

Мистер Гриффит-Джонс: Раз уж я встал, то, с вашего позволения, скажу еще, что этого свидетеля нам преподносят как специалиста по литературному достоинству. У нее диплом первого класса с отличием, и это, по-видимому, ее единственная квалификация.

Дина (робко улыбаясь): Не первого, к сожалению.

Суд умиляется.

Мистер Гриффит-Джонс: Означает ли это, что любой носитель диплома с отличием имеет право выступать в суде как эксперт?

Господин судья Бирн (впервые за весь процесс благосклонно улыбаясь): Она ведь начала писать роман.

Даже выражение лица леди Бирн немного смягчается.

Мистер Гриффит-Джонс (считывая настроение зала): Что ж, все мы с чего-то начинали.

Роз подается вперед, чтобы разглядеть получше. Ага! Вот человек, которого она разыграла.

Дом 14, Мелбери-роуд

Лондон W14

8 сентября 1960 г.

Дорогой сэр!

Насколько мне известно, Вам нужны свидетели в будущем процессе короны против издательства «Пингвин букс». Я всецело в Вашем распоряжении.

Искренне Ваша,

Констанция Чаттерли

Указан адрес пустыря, оставшегося после бомбежки. Когда-то очаровательный домик в Кенсингтоне, с треугольными фронтонами, на той же улице, что бывшая мастерская ее отца – дом, который все еще принадлежит семье. Понадобился только несуществующий адрес. Несмотря на преклонный возраст, Розалинда была рада сыграть небольшую шутку над обвинителем. Она получила от этого огромное удовольствие.

Джереми Хатчинсон (возобновляя опрос): В аспекте литературных достоинств, мисс Уолл, насколько хорошо в этой книге по сравнению с любой другой книгой, которую вы читали или изучали, трактуются отношения между людьми, в том числе сексуальные?

В этот момент каждый присутствующий в зале мысленно задает себе гораздо более важный вопрос: девственница ли мисс Уолл? Есть ли у нее опыт, позволяющий судить о сексуальных отношениях? Есть ли у нее любовник?

Она заинтриговала собравшихся: широко распахнутые блестящие глаза, скульптурное лицо, пухлая нижняя губа.

Репортеры таблоидов начинают копать. Кое-кто опять совершает рывок к ближайшей телефонной будке.

Дина медлит с ответом на последний вопрос: лицо задумчивое, в голове пустота. Она никак не может сообразить, что еще читала на эту тему и как провести сравнение. Терпеливые вопросы мистера Хатчинсона вдруг кажутся ей устным экзаменом, vivavoce, который она не имеет права провалить, но провалит. Она чувствует, как тело костенеет. Пальцы в кармане вертят камень-оберег. Ей хочется бросить взгляд за пределы этого моря голов и увидеть лицо Ника.

Дина (напрягая взор): Ну… В «Любовнике леди Чаттерли», в полной версии, отношения между людьми описаны… с большим уважением. Отношения между леди Чаттерли и Оливером Меллорсом были, я считаю… Их связь очень серьезна, важна и ценна – как мне кажется, в других романах я этого почти не встречала. История леди Чаттерли дает надежду на менее стесненное, менее унылое существование благодаря подробному описанию полностью развитых человеческих отношений. Это меня (краснеет) очень тронуло.

Мистер Хатчинсон с добротой кивает ей:

– Благодарю вас, мисс Уолл.

Что это значит? Она сказала достаточно или он счел за лучшее ее остановить, чтобы она не наболтала еще чего-нибудь? Давая свидетельские показания мистеру Рубинштейну, она говорила гораздо умнее.

И, лишь замолчав, она понимает, что не ответила на финальный вопрос мистера Хатчинсона. Он попросил ее сравнить полную версию романа с другими книгами, которые она читала или изучала. Но она не упомянула ни одной книги. Ни единой.

Теперь ее будет допрашивать обвинение? Адвокаты обвинения совещаются, не вставая с мест. Говорят, мистер Гриффит-Джонс может быть опасен. Он унижает людей.

Она оглядывает колодец зала суда, бросая взгляд через головы сэра Аллена и мистера Рубинштейна, друга ее отца, через ряд париков. Все смотрят на нее. Это довольно-таки пугает. Среди зрителей она различает женщину, Розалинду, из паба. Та держит в руках платок цвета слоновой кости и, кажется, вытирает лицо. Наверное, вспотела или расплакалась. Все-таки вспотела или расплакалась? И почему?

Но ломать голову некогда – мистер Гриффит-Джонс заявляет, что у него нет вопросов (слава богу!), и судья говорит, что она может сойти со свидетельского места. И хотя она этого не знает, хотя минуты, проведенные на свидетельском месте, показались ей часами, время не держит – оно сыплется, нити ползут, распускаются, и вот…

адог 0291 ярбятнес 01

10 сентября 1920 года.

,ылекаф как, хикря, йенарег идерС

Среди гераней, ярких, как факелы,

коб о коб тядис инО

Они сидят бок о бок

екичнавид мовощлох мондалксар ан

на раскладном холщовом диванчике

ередевьлеБ ониллиВ еноклаб ан

на балконе Виллино Бельведере.

,ьчон в тяртомс инО

Они смотрят в ночь,

,ястеавырксар ано И

И она раскрывается,

Роза самой себя,

Лист за листом,

Чашелистик за чашелистиком,

Лепесток за лепестком,

Пестик. Рыльце. Тычинка.

xxi

Она раскрывается.

Она рассказывает, что, когда была маленькая, отец звал ее «розовый бутон».

В час, когда она родилась, новенькая, еще свернутая, он измерил ее длину и ширину. Записал обхват головы и положение ушей по отношению к макушке. Для него, скульптора, эти истины были важнее и ближе, чем результаты взвешивания младенца повитухой на кухонных весах.

Она рассказывает: когда была ребенком, они жили в Суррее в усадьбе площадью пол-акра, рядом с песчаной вересковой пустошью, мутно-зеленым каналом и леском – и это на годы определило географию ее снов.

Вересковая пустошь простиралась как будто в бесконечность. Там росли ели, дубы и рощицы белых берез. По осени фиолетовый цвет вереска тянул ее рисовать и писать маслом, что она и делала бесконечно, потому что у нее и сестры была гувернантка, от которой они всегда убегали.

В отличие от других девочек, они ходили в халатах из ситца в цветочек и носили обувь марки «Натурформа». Они убегали от бедной мисс Хендерсон в лес или на пустошь и там забирались на дерево или прятались в вереске.

Иногда, если выдавалось жаркое лето, на вересковой пустоши бушевали пожары. Тогда они с Джоан и братом Оливером смотрели из окна детской, как отец и соседи выходят бороться с огнем, пока он не дошел до жилья. Целые деревья внезапно вспыхивали, окутывались полотнами пламени, совсем как девочка Гарриет в книжке-страшилке, которая играет со спичками и загорается, и от нее остается только кучка дымящегося пепла рядом с обугленным деревом.

Она просто обожала картинки в этой книжке.

Во Флоренции медленно гаснут огни. Но его руки и грудь теплые.

Она рассказывает, что им с сестрой в детстве не позволяли носить