Легенда об Эльфийской Погибели - Александра Рау

здесь; выезжая за пределы города, он, вероятно, надеялся скакать по полям, пока не иссякнут силы, но я вновь и вновь заставляла его стоять на месте, будучи унизительно привязанным к ветке. Фыркнув, он выразил свое недовольство, и я тихо извинилась, погладив его по морде.

Расхаживая вокруг коня, я украдкой разглядывала незнакомца. Никогда прежде я не видела столь высоких эльфов; вспоминался разве что Киан, но его происхождение вызывало у меня вопросы. Длинные русые волосы постового были зачесаны назад и струились, словно водопад, поблескивая и переливаясь, а сам он тверд, как скала, но добр – иначе не стал бы даже слушать.

Спустя какое-то время из-за листвы показалось знакомое лицо.

– Индис! – воскликнула я.

Удивление постовой скрыл, хоть и с трудом, принимая от Индиса какой-то приказ. Друг Териата, как и прежде свободный от предубеждений, сразу заключил меня в объятия.

– Ариадна, – вздохнул он. – Не думал, что они отправят тебя.

– Я вызвалась. Киан меня поддержал.

Индис хмыкнул, не без оснований засомневавшись в моих словах; в любой другой ситуации я бы не поверила, что этот заносчивый умник мог послушать кого-то, кроме себя и своего непосредственного начальства.

– Мать будет рада твоему появлению, – шепнул эльф, уходя вглубь леса и жестом предлагая следовать за ним. – Она и не надеялась на помощь принцессы.

Сделав два шага, я застыла на месте, обдумывая его слова.

– Ты – сын азаани?

– Думал, ты знаешь.

Я отрицательно покачала головой.

– Выходит, мы оба наследники наших земель?

– Вовсе нет, – улыбнулся он. – У нас все устроено иначе.

Я много общалась с Индисом, пока Эзара был занят освоением магических сил, и привязалась к добродушному эльфу; однако тем утром он выглядел совсем иначе. Да, его глаза все так же светились зеленью, а кудри пламенным ободом танцевали вокруг лица, но кожа его будто стала серой, а прежде пылавший взгляд потух. Не сходившая с лица улыбка стала вымученной, будто он помнил о необходимости поднимать уголки губ и делал это лишь по привычке. Я не решалась спросить о причинах таких перемен; впрочем, уверена, не смогу молчать слишком долго.

До места встречи добирались пешком, и я без конца озиралась: осенний Аррум поражал воображение. Подобных красок не увидеть даже в самом роскошном саду, над которым годами корпели сотни рабочих; никто не умел творить так, как Мать Природа. В какой-то момент до слуха стали доноситься голоса: все как один сдержанные и спокойные. Пожалуй, совету Греи стоило бы поучиться у соседей; сколько раз бы я ни присутствовала на собраниях, меня неизменно перебивали не меньше трех раз за речь.

– Если сложим оружие, в их глазах станем скотом на заклание.

Как только взору открылась поляна, у меня перехватило дыхание. Не знаю, что поразило больше: несколько сотен эльфов, строгими рядами стоящих в лучах влюбленного в них солнца, два плетеных трона на возвышении и сидящие в них правители, которых раньше я могла лишь представлять в своем воображении, или исполинский олень, легенды о котором обожала в детстве. Показалось, что земля исчезла у меня из-под ног – ощущение нереальности происходящего наконец дошло до разума, – но Индис крепко сжал мою ладонь и уверенно повел между рядами сбитых с толку участников совета.

В полнейшей тишине я стояла, едва удерживаясь на ногах; уверенность, с которой я примчалась в лес, улетучилась, и если бы не стоящий за моей спиной Индис, я бы давно грела спиной желтеющую траву. Передо мной предстали правители древнего народа, а все прочие эльфы оказались позади, и меня прошиб озноб от мысли, что обо мне думало большинство из них.

– Дитя мое.

Голос эльфийской королевы прозвучал, будто песня лучшего в мире барда.

– Наш народ сочувствует твоей утрате.

Я наконец набралась сил поднять взгляд, и он тут же оказался прикован к спускающейся ко мне эльфийке. Азаани была прекрасна настолько, что это не укладывалось в голове; глупо было даже пытаться выразить восхищение словами. Разве какие-то буквы и звуки могли описать красоту божества?

Правитель горных эльфов недовольно фыркнул, в точности как мой конь, и я уязвленно ссутулилась. Разум мой понимал, что жители Армазеля не просто так ненавидели мой народ, но сердце отказывалось отвечать за грехи предков.

Азаани двумя пальцами коснулась моего подбородка, не позволяя неосознанному желанию спрятаться управлять моим телом.

– Мы благодарны, что ты присоединилась к совету, – пропела она. – И надеемся, что сможем помочь друг другу.

– Прекращай, Маэрэльд, – прогремел голос горного короля, и я поежилась. – Ты едва не целуешь ей руки.

Не восприняв его слова как что-то обидное, эльфийка мягко улыбнулась мне и вернулась на свое место.

– Так ты и есть тот самый информатор мальчишки с молниями? Как я и говорил, он совсем не умеет врать.

– Он значительно улучшил этот навык, – не согласилась я. – Порой даже я забываю, почему он живет в замке.

– Считаешь, что это показатель мастерства? – пренебрежительно бросил аирати. – Лжец знает, кто скрывается за его словами, и лишь глупец становится их воплощением.

Я гулко сглотнула. Казалось, что бы я ни сказала, у хозяина гор найдется повод меня унизить; один его облик вгонял меня в краску, заставляя чувствовать себя недостойной присутствовать на совете. От внезапно возникшего намерения сбежать меня остановила теплая рука, упавшая на плечо.

– Ариадна пришла, чтобы поделиться с нами планами сестры, – вмешался Индис. – Она хочет того же, что и все мы, – мира.

– Ее предки уже обещали нам мир, и вера в их слова стоила нам многих братьев и сестер.

Я оглянулась, не в силах терпеть тяжелый взгляд эльфийского короля. В толпе присутствующих я разглядела и молодые лица, и те, что явно вырастили не одно поколение потомков; и огненные локоны лесных жителей, и ледяные глаза обитателей гор. Кто-то смотрел на меня с интересом, кто-то – с безразличием, но все были напряжены, вероятно, опасаясь возможной реакции своего правителя.

Страх перед аирати стал медленно уходить, уступая место недовольству. Я подумала, что зря теряю время, чувствуя вину за то, кем родилась.

– Разве мы выбираем, в чьей утробе окажется наша душа? – повернулась я к королю.

– Богиня делает это за нас, и ей несвойственны необдуманные решения.

– Ариадна, – произнесла азаани, прерывая зарождающуюся перепалку. – Поведай нам, что знаешь.

Медленно и глубоко вздохнув, я начала аккуратно делиться имеющимися у меня сведениями. Аирати почти не слушал и даже морщил нос, будто от меня смердело как от гниющего трупа, и с каждой секундой это распаляло во мне гнев. Да, он могущественен, стар и мудр, но чего стоила его мудрость, если его так задевало присутствие какой-то девчонки?

– Быть может, ты скажешь что-то, чего не знает любой пьяница в таверне? – выдохнул он. – Ради такого незачем было тащить сюда принцессу, Индис.

Я повернулась к другу; эльф не подал виду, что не имел понятия о моем прибытии, и кивнул, сдержанно признавая ошибку.

– А пьяница расскажет вам, что Минерва собирается пойти через ваши горы?

– Она не посмеет.

– Чтобы вы позволили ее армии сократить путь, она планирует предложить вам часть добычи.

– Нам не нужно ее золото, – отрезал король.

– Сомневаюсь, что она действительно собиралась отдавать вам что-либо, – язвительно бросила я. – Она мечтает о nuru elda и знает, что не расплатится с вами, какую сумму бы вы ни назвали.

Ноздри аирати раздулись, а пальцы вцепились в подлокотники трона, но он промолчал.

– Люди идут за ней, – начала я, не уверенная в том, как правильно донести свою мысль. – Но в их умы закрадываются сомнения. Прежде они были околдованы ею, но теперь… ее влияние будто стало слабее.

– Это может быть уловкой, – предположил один из председателей совета; по крайней мере, так я окрестила первый ряд эльфов, цвет чьих накидок отличался от прочих. – Дать людям немного свободы, чтобы они подумали, будто принимают решения сами.

– Или ее сил недостаточно, чтобы справиться с поставленной задачей. Амбиции всегда шли впереди нее.

– И все же они поражают воображение, – задумчиво протянула азаани. – Для того, в чьих венах лишь человеческая кровь, она…

– Никто не знает, что за кровь заставляет ее сердце биться, – прервал ее глава горных эльфов. – И лишь когда она прольется, мы откроем тайну, что Эвеард унес с собой.

Отцовское имя все еще заставляло меня вздрагивать; когда я слышала, как кто-либо произносил его вслух, мне начинало казаться, что я ощущаю на себе его взгляд. Слышу его раскатистый смех, вижу седую щетину на загорелой коже и то, как он лениво водит приборами по тарелке, сонный после раннего пробуждения. Вопреки желанию снова увидеть родное лицо, от его мнимого присутствия становилось лишь беспокойнее; я бы предпочла, чтобы