Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

рук Синтары, пока ей не начинало казаться, будто она превратилась в золотую статую.

Тьма была не единственным воплощением чистоты в мире. Что-то пылало внутри самой Синтары, нечто ослепительно-яркое. Это пугало Урусандера, изгнав его из собственной крепости, будто одно лишь присутствие там этой женщины ставило под сомнение его преданность Матери-Тьме.

«Я и в самом деле угроза для Матери-Тьмы, – подумала она. – И для всех, кто готов преклонить перед нею колени. Но Хунн Раал прав: все может быть иначе».

Слабость и страх прогнали Синтару из Харканаса, и с тех пор она порой развлекала себя мыслями о своем триумфальном возвращении. Когда свет зальет город подобно очистительному огню, перед нею поблекнут все низменные речные боги. Матерь-Тьма съежится от ужаса, выдав все свои тайны и обнажив все свои изъяны. В конце концов, тьма была тем местом, где искали убежища. Но некоторые из этих желаний казались какими-то старыми, почти протухшими: как начала понимать Синтара, это были всего лишь реликты ее прежней жизни в храме.

И все же… кому не знакомы шевелящиеся во тьме кошмары из детства? Глупо было отвергать правду, о которой говорили инстинкты. Имелось немало причин опасаться невидимого и не доверять тем, кто предпочитал оставаться в укрытии.

Азатанайка наделила Синтару даром, могущество которого росло внутри ее, будто мужское семя в утробе. Она чувствовала, как тяжелеют ее груди и распухает живот. Но слабости при этом не ощущала. Синтара почти не испытывала потребности в сне, а разум ее пребывал в состоянии блаженной пресыщенности, неуязвимый к окружавшим ее бесчисленным опасностям, хотя Урусандер пока еще и не предоставил беглянке формального убежища.

«Я не верховный жрец, – сказал он. – И это не храм. А самое главное, верховная жрица: я не враг Матери-Тьме».

Синтара вспомнила свое бегство из Харканаса в сопровождении десятка наиболее преданных подруг. Они забрали с собой только то, что смогли унести, и местность вокруг, когда женщины пробирались сквозь ночь, казалась чужой и пугающей. Воспоминания об удобствах и радостях жизни в Цитадели вызывали жгучую горечь, и душа ее, полная ярости и злобы, все еще кровоточила от жестоких слов азатанайки.

Мысль о мести, однако, позволила ей вытерпеть все тяготы путешествия. Синтара чувствовала, как с каждым шагом, по мере того как Цитадель с ее привычным миром оставались все дальше позади, ее собственная сила росла.

Хунн Раал так и не сдержал своего обещания дать Синтаре сопровождение, и женщина чувствовала, что пьяный дурень утратил контроль над ситуацией. Ночью они видели в лесу слева свет костров, а днем – висевший над лесом серый дым. Началась расправа с отрицателями.

Для Синтары отнюдь не стало потрясением, когда беглянки увидели впереди Нерет-Сорр и крепость Ваты Урусандера, а затем их взгляду предстало окружавшее поселение войско: многие ряды парусиновых шатров, обширные загоны для лошадей, повозки с припасами и сотни перемещающихся между ними солдат. Легион вернулся, и, судя по той готовности, с которой отставные солдаты явились сюда, чтобы продолжить свою прежнюю жизнь, все заветные мысли Синтары о некомпетентности Хунна Раала не имели под собой никаких оснований. Уверенность ее пошатнулась, когда она увидела приближающийся по дороге отряд дозорных.

Сторонницы Синтары столпились у нее за спиной, и, оглянувшись, верховная жрица увидела, какие они все грязные и растрепанные. Их прекрасные шелковые одежды покрылись дорожной пылью, от когда-то изысканного макияжа не осталось и следа, красивые лица осунулись, и на них застыл страх. В пути она уделяла подругам мало внимания, слишком поглощенная беспокойством и тревогой, ибо не знала, какая судьба ее ожидает. Все спутницы верховной жрицы в свое время поддались иллюзии власти, и теперь Синтара видела, как они тоскуют, мечтая о возвращении былых благословенных времен.

Подъехавшие солдаты лишь сурово взглянули на женщин, и командовавший отрядом капрал сказал, махнув рукой вдоль дороги:

– У нас и так слишком много шлюх, чтобы их кормить. Возвращайтесь туда, откуда пришли. В Нерет-Сорре вы не найдете ни одной свободной комнаты, а командир запретил заниматься в лагере вашим ремеслом.

Каким-то образом Синтара нашла в себе силы улыбнуться.

– Твоя прямота радует, капрал. Ты прав, мы и в самом деле познали радости многих мужчин. Я – верховная жрица Синтара, а эти сопровождающие меня жрицы находятся под моей опекой. Я хочу говорить с командиром Урусандером, поскольку у меня есть новости из Цитадели.

Капрал долго смотрел на нее, а затем кивнул:

– Да, теперь вспоминаю, ходили какие-то слухи. Вижу, как бледно ваше лицо под капюшоном, верховная жрица. Что ж, хорошо. Мы сопроводим вас в крепость.

– Спасибо, капрал. Как видишь, нам пришлось отправляться в путь поспешно, без необходимых удобств, надлежащих дочерям Матери-Тьмы.

– Мы можем пригнать повозку, если вы не против подождать, верховная жрица.

– Или же, капрал, вы со своим отрядом можете уступить нам немного места в ваших седлах, если объятия жриц не слишком вас смутят.

Он слегка поднял брови, но не улыбнулся. Мгновение спустя капрал подвел свою лошадь ближе, вытащил одну ногу из стремени и протянул Синтаре руку.

Пока они ехали в крепость, Синтара молчала, размышляя, что именно скажет Урусандеру. Однако, оценивая этих простых солдат, женщина прекрасно видела, что их войско пребывает не в лучшем расположении духа, что, в свою очередь, отражало настроение командования и, в частности, самого Ваты Урусандера. Солдаты откликнулись на призыв, но теперь ждали приказа, и никто толком не знал, каким будет этот приказ. Гражданская война обнажила все скрытые изъяны, и, хотя каждая группировка считала свою цель справедливой, болезнь носила характер эпидемии, ослабляя тем самым абсолютно всех.

Вполне возможно, что Урусандер созвал своих солдат, необдуманно пытаясь их защитить.

«Но защитить от чего? – задалась вопросом Синтара. – Хунн Раал отправил по окрестностям отряды отступников, предоставив им полную свободу. Так что, похоже, защитить от самих себя. Если я права, то ясно, откуда взялась такая напряженность. Эта гражданская война может привести к тому, что одни солдаты легиона будут охотиться на других».

Но даже этим проблемы не исчерпывались. Среди солдат могли быть отрицатели. Или, по крайней мере, сочувствующие.

«А что насчет меня? Где мое место во всем этом? В самом ли деле моя судьба в руках Урусандера? И что же, теперь я должна ползать у него в ногах?»

– Капрал?

– Да, верховная жрица?

– Надеюсь, перед встречей с командиром у меня будет возможность привести себя в порядок после долгой дороги?

– Полагаю, что да, – ответил капрал, – поскольку командир Урусандер очень занят. Не обижайтесь, верховная жрица, если вашу аудиенцию придется отложить на день-другой. Тем временем вам, естественно,