Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

приведут собак, как говорил Ялад, нам несдобровать. Хотя я знаю, что делать, и именно так нам и следует поступить.

– Ты о чем? – спросила Подлость.

– Не беспокойся. Хочешь пить, Подлость? Я хочу. А ты, Зависть?

– Просто умираю от жажды.

– В кухне никого нет. Все, о чем я сейчас думаю, – глоток сладкого летнего вина. Этот хлеб у меня в животе будто комок воска. – Она подняла руку, разглядывая красный шрам, оставленный ножом Атран. – У нас все до конца не заживет, если мы не будем нормально есть и пить. Кстати, поэтому мы и спим все время. От голода.

– Я не голодна, – проговорила Подлость. – Ну ни капельки.

– Тогда почему ты ешь вместе с нами? – удивилась Зависть.

Младшая сестра пожала плечами:

– Надо же хоть чем-то заняться.

– Может, это еда внутри тебя гниет?

– Я не чувствую никакого запаха.

– Зато мы чувствуем, – бросила Злоба. – Но глоток вина это исправит.

– Ладно, тогда выпью немного.

Они двинулись вперед, переместившись в конец коридора под полом кухни, туда, где коридор разветвлялся на два туннеля. Тот, что слева, тянулся под входом и заканчивался под конюшней, в помещении, залитом по щиколотку смешанной с конской мочой грязью, в то время как туннель справа вел вдоль главного зала. Там, где эти коридоры соединялись, имелась шахта, выходившая наружу позади кладовой. Уцепиться в ней было не за что, и подняться наверх можно было, лишь упираясь в стены и подтянув колени. В результате неизбежно оставались ссадины и синяки, но то был единственный путь в кухню.

Зависть полезла первой, поскольку, как выяснилось, она была самой сильной из трех сестер и могла затем помочь подняться остальным, протянув руку. От постоянного лазанья туда-сюда стены постепенно стали жирными, так что теперь подъем сделался еще опаснее, но в конце концов Зависть все-таки добралась до уступа на краю сдвижной панели в задней стене кладовой и, открыв ее, подтянулась, оказавшись в кухне. Девочке пришлось пригнуться, поскольку прямо у нее над головой была заставленная горшками полка. Опустив вниз правую руку, Зависть почувствовала, как Злоба, ухватившись за нее, начала с помощью сестры выбираться из шахты. Каждый рывок отдавался болью в плече Зависти. Хриплое дыхание Злобы слышалось все ближе, а затем она вылезла из люка и, протиснувшись мимо, прошептала:

– Печь.

Зависть утвердительно буркнула и снова опустила руку вниз.

У Подлости были ледяные ладони. Кожа и плоть под нею странно скользили; Зависть ощущала каждую косточку, сжимавшую ее руку, будто когтями. Запах младшей сестры стал невыносимым, и она закашлялась, пытаясь удержать внутри содержимое желудка.

Зависть почувствовала, как Злоба ухватила ее за лодыжки и потащила из-под полки, помогая вытянуть Подлость. Мгновение спустя все три девочки поднялись на ноги в темной кладовой. Темнота нисколько не мешала им видеть: Зависть предположила, что это один из даров их отца.

Подкравшись к двери, Злоба приложила к ней ухо, а затем отодвинула засов и открыла дверь.

Они вышли в кухню.

– Давайте сядем поближе к печке, чтобы согреться, – предложила Зависть. – Злоба, найди нам кувшин вина.

Подлость следом за Завистью подошла к печи. Огонь в ней только что разожгли, чтобы печь была горячей ко времени приготовления обеда. Зависть подозревала, что сегодня обеда не будет, но, поскольку обитатели дома действовали по привычке, от металлической дверцы и каменных стен печи исходило приятное тепло.

– Ничего не чувствую, – сказала Подлость, садясь рядом.

– Ни тепла, ни холода?

Подлость покачала головой. Пряди ее волос упали на пол.

– Вообще ничего.

Вернулась Злоба с тяжелым глиняным кувшином. Подойдя к сестрам, она обеими руками схватилась за ручку кувшина и обрушила его на голову Подлости.

Глина и кость разлетелись вдребезги, заливая вином и кровью пол, тело Подлости и обеих ее сестер. Зашипела брызнувшая на дверцу печи жидкость, повалил дым. Злоба бросила ручку кувшина.

– Помоги мне ее поднять!

Зависть ухватилась за запястье и лодыжку.

Одна сторона головы Подлости расплющилась, в основном у макушки. От удара ухо вдавило внутрь; разорванная кожа и потрескавшиеся кости напоминали цветок, распустившийся вокруг окровавленного уха. Глаз уставился в потолок, сочась кровавыми слезами. Подлость застонала, когда ее подняли с пола; второй ее глаз смотрел прямо на Зависть.

– Погоди! – бросила Злоба, опуская ногу Подлости и берясь за ручку, чтобы открыть дверцу печи. Она тут же выругалась, и Зависть почувствовала запах горелой плоти. – Жжется, – выдохнула Злоба, снова ухватив правую лодыжку младшей сестренки. – Разверни ее головой в печь.

Зависть не могла отвести взгляда от единственного смотревшего на нее глаза Подлости.

– Она будет брыкаться.

– И что? Если потребуется, переломаем ей ноги.

Вместе они начали запихивать сестру в печь, и Зависть наконец избавилась от жуткого взгляда жертвы. Внутренность печи была выложена глиной, и каждое прикосновение к ее закругленным стенкам кожи, крови и волос сопровождалось громким шкварчанием. Подлость сопротивлялась, цепляясь за руки Зависти, но все усилия ее были слабыми. Засунув в печь верхнюю половину тела сестры, девочки стали заталкивать туда остальное. Ноги Подлости тяжело свисали, пальцы на них загибались вверх.

– Хлеба тут уже не выпечешь, – выдохнула Злоба, сгибая ногу и заталкивая ее внутрь.

Колено оставило на металлической раме клок кожи.

– Теперь придется разобрать эту печь на кирпичи и сложить новую, – откликнулась Зависть, заталкивая ногу Подлости со своей стороны.

Злоба схватилась за ручку и захлопнула дверцу.

– Подбрось дров, – попросила Зависть, садясь. – Пусть как следует прожарится. От нее воняло, как из Бездны!

– Интересно, что мы сделали не так?

– Не знаю, но ясно по крайней мере одно.

– Что именно?

– Мы с тобой, Злоба, никогда не должны пытаться убить друг друга. А если кто-то вдруг это сделает – думаю, смерть будет окончательной.

Злоба долго смотрела на сестру, а потом отошла и вернулась с охапкой дров.

– Подлость ведь уже не вернется?

– Нет, конечно.

– Потому что, если она вернется, – продолжала Злоба, – нам точно несдобровать.

– Подбрось дров в саму печь. И растопки вниз.

– Нет уж, мне не хочется снова открывать ту дверцу, Зависть. Вдруг наша сестрица выскочит?

– Ладно. Пожалуй, ты права. Просто подбрось дров вниз. И побольше.

– А я что делаю? Могла бы, вообще-то, и помочь, вместо того чтобы сидеть и отдавать приказы, будто гребаная королева!

Зависть хихикнула, услышав ругательство, и тут же виновато оглянулась вокруг, а затем отправилась принести еще дров.

В печи горела Подлость.

Ринт помнил свою сестру еще ребенком, худенькой проказницей с оцарапанными коленками и чумазым личиком. Казалось, будто она постоянно куда-то забиралась: на деревья, утесы и склоны холмов – и любила сидеть высоко над селением,