После нас - хоть потом - Евгений Лукин

«Стать сейчас на четвереньки и тяпнуть его за ногу…» — шевельнулась вялая мысль.

— А не боитесь, что он меня по-новой сдать попробует? — спросил Ратмир.

Рогдай Сергеевич убрал длань с плеча сотрудника и, шумно вздохнув, вернулся к столу. Легкомысленный Гарик, как всегда, видел в происходящем лишь забавную сторону и наблюдал за их напряженной беседой, иронически вздернув брови.

— Выпить хочешь? — вместо ответа спросил директор.

— Нет.

Тогда директор выпил сам, после чего несколько секунд пребывал в мрачном раздумье.

— Не сдаст, — постановил он наконец. — Незачем.

— А госзаказ?

— Уплыл. Так что бой отменяется.

— Жаль, — с вызовом сказал Ратмир. Рогдай Сергеевич недовольно посопел.

— Дорогу он тебе, что ли, перебежал, этот их Джерри? — раздраженно осведомился он. — Подеретесь еще — чай, не последний день живешь. — Обогнул стол и достал из выдвижного ящика полупрозрачную пластиковую папку с застежкой-молнией и логотипом фирмы «Киник», представлявшим собою озирающегося Диогена с фонарем в руке. Вид у Диогена был несколько одичалый. — На, держи. Повестка, документы — всё тут… Свинство! — с горечью перебил директор сам себя. — Неужели нельзя было провести вручение в торжественной обстановке — как положено: в наморднике, на поводке! Ох, Суслов, Суслов…

— Про завтра скажи, — напомнил Гарик. — Он же телевизор не смотрит!

— Да! — Рогдай Сергеевич уставился на Ратмира чуть ли не со страхом. — Завтра будь в парадном ошейнике и непременно с медалью!

— Вы уже об этом говорили. А причина?

— Причина такая, что серьезней некуда. Встреча Президента с олигархами Суслова. В двенадцать ноль-ноль.

— Вы что, тоже олигарх? — ехидно поразился Ратмир.

— Н-ну… — Директор кашлянул. — Получается, так… Раз ты у меня бронзовый медалист…

— Да хоть серебряный! Мое дело маленькое: у столба сидеть, снаружи…

— Было. А с завтрашнего дня твое дело — сопровождать меня по всему зданию.

Ах вот оно что! Тут же припомнились агрессивные голые тетки с картонными плакатиками, дедушка, нашедший в поле гранату, подозрительно осмелевший юнец с изображением повешенной собаки на черной маечке. «Она съела кусок мяса!»

— Неужто закон приняли?

— Сегодня в ночь, — сказал Рогдай Сергеевич. — Причем, имей в виду, с обеда всю вашу братию распустили по домам, так что смотри не напейся там с ними на радостях. И с демонстрантами не связывайся. Тяжелый завтра день… — Директор покряхтел и вдруг трогательным жестом снял пылинку с плеча Ратмира, заглянул в глаза. — Так что ты уж, брат, того… — пробормотал он, — не подведи…

Бурный короткий ливень оказал Ратмиру нечаянную услугу, разогнав по домам возжаждавших справедливости граждан, в том числе и крикливую обнаженку. Казалось бы, этим-то чего дождя бояться — тем более в такую теплынь! Татуировку с них, что ли, смоет? Всё, однако, объяснялось довольно просто: голосистые дорожили макияжем и прическами — можно сказать, единственным своим достоянием, если, конечно, не считать обуви, которая тоже имеет обыкновение намокать.

Добравшись без помех до причудливого строения из стекла и облицованного мраморной плиткой бетона, где на втором этаже располагался оргкомитет «Кинокефала», бронзовый призер с удовлетворением отметил, что вход свободен.

Прощай, бульдог тигровой ма-асти,

ты мой товарищ дорогой… —

машинально напевал Ратмир, взбегая по мокрым ступеням, -

Тебя я бо-ольше не уви-ижу —

лежу с прокушенной ногой…

Похоже, песенка привязалась надолго.

На втором этаже он расписался в ведомости, принял коробочку с сияющим, как новенький самовар, жетончиком, пожал руку щенку, ведавшему выдачей регалий, и с чувством глубокого разочарования снова очутился на непросохшей мостовой. Достал медаль, с недоумением повертел, изучил реверс, аверс, гуртик. И это всё? Ради этого он ухлопал столько лет жизни?

Нет, конечно, провести вручение без помпы в неофициальной обстановке, как бы там ни ворчал Рогдай Сергеевич на устроителей конкурса, было мудрым решением. Не стоило раньше времени дразнить гусей. То бишь прямоходящих сусловчан. Вот завтра у Капитолия — другое дело!

И тем не менее…

Помнится, на днях кто-то из знакомых Ратмира горячо убеждал его в том, что результат — не главное в жизни Главное в жизни — процесс.

Ну, если так, то зарплату можно не получать.

Вскоре небо над городом прояснилось окончательно. Первыми просохли молодые кинофобы и тут же додумались пикетировать погребок Адмирала, не пропуская никого вовнутрь. Поначалу дело у них вроде бы ладилось: увидев перед входом толпу в черных маечках с недвусмысленными рисунками, завсегдатаи останавливались в растерянности. Однако, когда число желающих проникнуть в подвальчик достигло примерно десятка, заступившее им путь скопище почему-то притихло, призадумалось и стало на глазах редеть. Далее всё шло по нарастающей. С прибытием каждого нового пса от толпы отламывалось и уплывало человек пять, причем вид у них был самый озабоченный. Наконец все вспомнили о том, что дома не выключен утюг, и в считанные минуты расточились. Трех наименее расторопных разогнал в толчки отставной бульдог Азорыч. Последнего для устрашения сдал на руки легавым, давно уже с любопытством ожидавшим, чем кончится дело.

Господа кобели, обмениваясь впечатлениями и галантно уступая дорогу сучкам, спустились в подвальчик и, рассевшись за дубовыми столиками, провозгласили первый тост — разумеется! — за «Собачью радость», второй — за омедаленных призеров «Кинокефала», третий — за грядущий прорыв в Капитолий.

Весело, празднично было сегодня в погребке.

— Вах! — восклицал разгоряченный вином Тимур. — Почему грустный? Медаль получил, а всё грустный!

Ратмир со старушечьей улыбкой глядел в коньячную рюмку, где на вогнутом донышке смугло золотился обмываемый им жетон.

— Знаешь… — со вздохом признался он. — Всё-таки, наверное, не вышло из меня настоящего пса…

— Конечно, не вышло! — с жаром подхватил Тимур. — Хвоста нет, шерсти нет… Какой ты пес?

— То есть как какой? — возмутился простодушный Боб, делая судорожную попытку извлечь из сумки газету. — Да про него уже вон в «Парфорсе» пишут!

Общими усилиями поползновение пресекли.

— Кто тогда пес? — запальчиво спросил обезоруженный Боб.

— Ставр.

Скотч-терьер и кавказец переглянулись, припоминая.

— Ставр?..

— Памятник ему в парке стоит, — подсказал Ратмир.

— Э-э… — укоризненно протянул Тимур. — Нашел кому завидовать! Вечно живой, да?

С загадочной улыбкой бронзовый призер молча разлил коньяк по рюмкам. В карих чуть выпуклых глазах мерцало знание, умножающее скорбь.