Час в копилке - Фёдор Михайлович Шилов

совсем детскими с её стороны и обставленными с изрядным шиком — от Бориса. Как же, у него дар, он может получить, что захочет, и осчастливить всех вокруг!

Марина не знала и не хотела знать первое время, откуда у возлюбленного деньги. Чаще всего он говорил, что столик в ресторане и номер в отеле оплачен родителями, а лепестками роз поделился приятель, подрабатывающий в цветочном.

Марине было и приятно, и неловко.

Порой случались истинно королевские подарки: дорогие кольца и серьги, билеты в оперу, и не куда-нибудь, а в Милан или Сидней. А ведь надо оплатить не только само представление, но и перелёт, и проживание в гостинице. Борис оплачивал — легко и без раздумий. Марина не любила оперу, но заграничным поездкам всегда была рада.

Боря мог устроить неделю самых романтичных свиданий. И тогда были фотосессии под луной, полёты на воздушном шаре, лимузинная вечеринка… А затем наступала неделя «самых странных свиданий». Они тоже запомнились надолго, и некоторые как раз из-за пугающей непредсказуемости.

Например, однажды они вдвоём провели ночь в сугробе. Это был кемпинг, где вместо палаток стояли довольно комфортно обустроенные «домики» из снега. Разговоры у костра, горячий глинтвейн из котелка, ночёвка в спальном мешке…

Другой раз Боря привёз Марину в деревню. Трёхдневное погружение в настоящую сельскую жизнь. И нет, просто погулять по улочкам вдоль деревянных заборов и разноцветных избушек не вышло. В программу входили обязательные ранние подъёмы, дойка коров и коз, сбор яиц, работа в поле. Ночевать приходилось на сеновале, где Марину пугали шорохи: ей всё время мерещилось, что в сене копошатся змеи. Крыша сарая была цельная, без щелей, крытая рубероидом, а вот дощатые стены пропускали звёздный и лунный свет. Назойливые травинки не отличались ни вежливостью, ни тактом, исследуя Маринино тело даже там, где Боря не смел. Но, подставляя Борису губы для поцелуев, она отвлекалась от мыслей о змеях и чувствовала не колкость сухой травы, а только прикосновения горячей руки к своему обнажённому бедру.

На утро от сена чесалась спина, а шея затекала: спать без подушки Марина не привыкла…

Ещё был монастырь. Снова несколько дней. И, разумеется, с нелёгким трудом, молитвами и постными трапезами. Тут уж никаких ласк. Всё строго. Борис не позволял нарушать правил игры. Необычное свидание — значит, необычное.

Недополученное в монастыре, они с лихвой наверстали дома.

Была и неделя ночных свиданий: ночной аквапарк, ночной зоопарк, ночь в музее, театре, библиотеке…

Один только раз Марина сбежала со свидания раньше времени. Точнее, они оба ушли посреди ночи из весьма странного отеля с крошечными номерами. Всё пространство комнатки занимал узкий матрас на полу, в изголовье висела полочка размером с мобильный телефон, по стене тянулась токая светодиодная лента, других источников света не было. Единственным предметом в номере оказался стоящий в углу прикрытый краем матраса ночной горшок. Вытянуться в полный рост в комнатке не было возможности. Потолок оказался настолько низок, что даже не перелезешь друг через друга, если тому, кто лежит у стены, захочется выбраться наружу.

В общем, место для ночлега — и только. Пришёл, закрыл за собой дверь, упал на матрас и по звонку будильника понял, что наступило утро. Окна в номере отсутствовали.

Марина окрестила номер гробом и, опасаясь приступа клаустрофобии, потребовала от Бориса, чтобы он немедленно отвёз её домой.

В том, что Боря может получать желаемое по щелчку пальцев, Марина убеждалась не раз. Он не махал волшебной палочкой и порой исполнения желаний приходилось подождать, но то, что они сбывались всегда — факт. Иногда Марина боялась Бориных способностей и особенно шуток в духе:

— Может, сегодня Луну на Землю сбросить? Или пусть повисит ещё?

— Зачем желать такое? Разрушительное? — спрашивала она. — Силу нужно тратить на созидание. А рушить — оставь слабым…

Марина глянула на недописанное слово «задолбал».

— Вот тебе и созидательные мечты. Сижу и хочу, чтобы он сдох… Хотя, кто сказал, что я сильная… Но как всё-таки хорошо, что я не умею творить чудеса.

Это не любовь. Это зависимость. Она может сотню раз сказать, что держится за Бориса только ради сына, и сотню раз солжёт. Она с ним — если отбросить мысль о волшебной привязанности, которую пожелал сам Борис — только потому, что хочет ясности. Марине нравятся точки. А Борис много лет назад поставил многоточие. Или знак вопроса… Или даже — интеробанд! В общем, какой-то сложный для Марининого понимания знак препинания. Знак пререкания. Хотя лучше бы действительно — пререкания, чем тягостного молчания.

Почему от неё отказались? Что она сделала не так? Почему её любовь не оценили?

Одно сообщение от Бориса с объяснениями — и она вольной походкой пошла бы искать кого-то другого. Но эта непоставленная точка мешала. Мешала. наслаждаться. жизнью! Чувствовать. себя. человеком! Завести. новое. романтическое. знакомство!

Конечно, Марина спрашивала Борю. Отсылала ему письменные вопросы, бомбардировала пояснениями, почему ей так важно получить ответы. Рыдала в голосовых сообщениях, умоляла уделить ей хотя бы минуту, встретиться, обсудить, поставить эту чёртову точку!

Осталось меньше месяца до Нового года. А что, если грядущий год начать без Бориса?

Марина перечитала написанное сообщение и стёрла.

Что, если совсем без него? Взять и плюнуть на все переживания, попытки воссоединиться, выяснить правду, выпросить для Макса капельку удачи, а просто принять сына таким, как есть… Удалить Борины контакты, заблокироваться. Марина подбодрила себя мысленно:

«Удаляй, скорее удаляй. Это не страшно. У тебя же сохранён его номер в бумажной записной книжке».

Чёрт, чёрт, чёрт! Она мечтает от него избавиться и тут же ищет способы сохранить! Это пытка, невыносимая пытка! Урод, урод, урод!

Марина слышала, как Макса рвёт на кухне. Надо выйти, поговорить, но её сковывали странные чувства. Ревность! К этой Аврорке. Аварии. Её советы сын воспринял как руководство к действию!

Борис живёт призраком в телефоне, а Макс, к счастью, пока рядом — настоящий, живой и тёплый. Но если его уведёт какая-нибудь Авария — это будет невыносимо! Это будет катастрофа!

Марине нравилось ставить имя Авроры рядом со словом «катастрофа». Она не допустит к сыну Аварию. Не допустит катастрофу! Потому что любит! И от всего сбережёт.

И с Борисом продолжит переписку! Потому что надо получить с этого подонка хоть капельку волшебства. И алименты!

Она с облегчением схватила телефон. Сына рвало на кухне, а её тошнило текстом в поле для сообщений. Из-под пальцев рвалась какая-то нелепая смесь шуток, требований, обвинений, признаний, рассказов о Максиме. Она писала долго, порывисто, сумасшедше, не отрываясь