Обратный отсчет: Равнина - Токацин

— будто сигнальная ракета ушла в небо и там разорвалась, на секунду отогнав мрак. За первой вспышкой последовала вторая, что-то вокруг зашелестело, по пальцам потянуло холодным ветром, и темнота внезапно отступила на пятнадцать метров.

— Дер-жи-и-и-тесь! Я-а-а иду-у-у! — заорал где-то рядом знакомый голос, и ещё одна «ракета» вспыхнула над холмом. Гедимин на долю секунды увидел притихшие шатры, бронеход, очертания фигуры с белым посохом в руке — а затем крик оборвался протяжным воем. Вспышки били уже на земле, часто, но неярко, а шипело вокруг так, будто пробился паровой гейзер. Гедимин схватил сфалт и выстрелил в небо, ярчайшая вспышка разметала темноту, за ней, отстав на долю секунды, ударила ещё одна, но шар белого света на земле уже погас. Вепуат с гневным воплем выстрелил ещё раз — над самыми шатрами. Слабая белая вспышка сверкнула снова, кто-то вскрикнул, будто от боли. Темнота заколыхалась, чёрные волны двинулись к ангару, и Гедимин, уже не думая ни о чём, содрал с реактора защитные пластины и вскинул его высоко над головой. Ослепительный зелёный свет ударил во все стороны, сармат зажмурился, на ощупь бросая в сторону ангара шар защитного поля. От холода не осталось и следа — пальцы жгло, виски жгло, из зажмуренных глаз сочилась жидкость.

— Луч и радуга! — заорал кто-то совсем рядом. — Великое пламя! Падальщики — прочь!

Гедимин на ощупь задвинул пластины на место, кое-как, проморгавшись, открыл глаза. Он стоял на ярко освещённой площадке, за спиной поднимался белесый купол защитного поля, чуть в стороне виднелся бронеход, а ещё дальше — шатры, — все, насквозь, до самого края лагеря и волокуш полевой кухни. Перед Гедимином стоял Вепуат с плазмомётом на плече, его грудь наискось пересекали золотистые полосы. Из полумрака, прихрамывая и опираясь на сверкающий посох, вышел Хассинельг.

— Падальщики — прочь! — повторил он с радостной клыкастой ухмылкой. — На дно ущелья — и не вылезать! Великое пламя, вот это был свет так свет!

На его руках и груди запеклась кровь от длинных рваных ран, голень кто-то пробил зубами насквозь, едва не откусив ногу, но Хассинельг, будто не чувствуя боли, восторженно смотрел на сарматов и широко ухмылялся.

— Что ты тут забыл? — сердито спросил Гедимин. — Вепуат, помоги ему! Есть чем сделать перевязку?

— Это царапины, — отмахнулся Хассинельг, слизывая кровь с руки. — На свету им не разойтись. Вот посиди я в темноте…

Он шагнул к светящемуся поддону и подставил разодранное предплечье под яркий свет — и Гедимин изумлённо мигнул. Края царапин стремительно смыкались, ткани соединялись, кожа разглаживалась, — ещё секунда, и от раны осталась только размазанная кровь. Хассинельг покосился на сармата и издал негромкий смешок.

— Раны от Икси легко лечить. Нужен только свет. А вот в темноте — проест насквозь вместе с костями. Вы-то не ранены?

Вепуат, уже подставивший свету ободранный рукав, досадливо хмыкнул.

— Жаль, на скафандр не действует. Так тебе точно не нужна помощь? И… что ты, правда, тут забыл? Я думал, все ваши сидят по пещерам.

Хассинельг, всё ещё прихрамывая, поставил прокушенную ногу между двумя поддонами — теперь она освещалась с двух сторон.

— И я сидел, — он уткнулся взглядом в гравий. — Пока сюда не стянулись Икси со всей округи. Нельзя же было оставлять вас с ними одних.

«Он ещё и пересчитал их?» — Гедимин еле слышно хмыкнул — и услышал радостный вопль Вепуата. Разведчик, отступив от светящихся поддонов, указывал на длинные чёрные холмики на гравии. Они на глазах оседали, едва заметно дымясь. Гедимин шагнул к ним, зажигая фонарь, — чёрный дым повалил столбом, странная субстанция стремительно разрушалась. Через полсекунды на остатки сверху упал купол защитного поля, а Вепуат, возмущённо фыркнув, оттолкнул Гедимина и склонился над непрозрачным колпаком с сигма-сканером в руке.

— Ну, теск! И как мне теперь их исследовать⁈

— Извини, — смущённо пробормотал Гедимин, глядя, как незащищённые остатки Икси на свету разлетаются дымом. То, что лежало под непрозрачным куполом, ещё частично сохраняло форму, — что-то вроде черепа, полуразрушенные челюсти с острыми треугольными зубами, хребет с длинными остистыми отростками… Вепуат вытряхнул из-под брони складной контейнер с непрозрачными стенками и принялся аккуратно, прикрывая проём от света, проталкивать его под купол. Гедимин погасил фонарь и встал между сарматом и светящимися поддонами. «А вокруг светлеет,» — с удивлением отметил он. «Небо чёрное, а тут… Не как днём, конечно, но на раннее утро похоже.»

Хассинельг, уже не хромая, подошёл к Вепуату, засунувшему что-то в контейнер и теперь просвечивающему ящик сигма-лучами.

— Так его! — одобрительно ухмыльнулся он, показав острые зубы. — Чтоб неповадно было угрожать Куэннам. Сюда падальщиков никто не звал!

Он вскинул над головой посох, и белая кость ярко вспыхнула. Точно над ней в чёрном небе зажёгся ярко-зелёный «трилистник». Он растянулся над лагерем и повис над землёй — яркая голограмма, заметная, наверное, с любого холма Дальнего Края. Гедимин еле слышно хмыкнул и оглянулся на реактор. Пластины были плотно сомкнуты, сфалт больше не «фонил».

Поблизости застучали засовы, зашелестели в пазах сдвижные створки, и Гедимин, обернувшись, увидел распахнутую дверь душевой. Из неё, вереща и толкаясь, вылетали нхельви.

— Куда⁈ — крикнул из ангара сердитый Айзек. За зверьками из душевой с пронзительным визгом повалили аборигены. Они останавливались у порога, задирали головы, махали руками и плотными группами разбегались по лагерю. Вскоре весь холм заверещал — аборигены сновали повсюду, разглядывая каждую палатку и камешек так, будто впервые их видели.

— Пускай выходят, — успокоил Айзека Хассинельг, ухмыляясь во всю пасть. — Мрак ушёл и не вернётся. Вот это была вспышка! Падальщики её надолго запомнят.

Айзек молча пожал лапу Хассинельга и жестом велел всем выходить из душевой. Гварза встал рядом с ним, скользнул угрюмым взглядом по Гедимину и Вепуату и повернулся к стражу.

— Опасности больше нет? Ты уверен?

Хассинельг звучно щёлкнул хвостовой клешнёй.

— Как в могуществе Куэннов. Сегодня падальщики не сунутся к холму. Надолго забудут сюда дорогу. Вы полхолма засыпали их прахом!

Гедимин смущённо сощурился и незаметно