Авиатор: назад в СССР 12 - Михаил Дорин

— Саламандра, прошу следующий заход с посадкой, — прозвучал в динамике голос лётчика Родина.

Тут снова вскричали официальные лица. Я уже перестал считать, сколько раз меня отдали под трибунал. Рядом со мной постоянно был либо Белкин, либо Самсонов. Видно, что эти люди готовы взять на себя ответственность и сами разрешить лётчикам посадку. Но это право есть только у меня.

— Запретил, — ответил я 088му.

Самсонов продолжал усмирять пыл больших начальников. Особо рьяно вёл себя тот самый представитель Авиапрома. Слышал его фамилию, но она так у меня и не отложилась. Что-то с волосами связано.

— Где методсовет? Где решение министра? Как вы определили, что готовы эти самолёты к посадке? — надрывался Чубов.

Точно! Родственник одного из членов политбюро. А поддакивал ему представитель Министерства судостроительной промышленности. Нашли друг друга.

Во всей этой ситуации тяжело было наблюдать за генеральными конструкторами, как самолётных фирм, так и корабля. Возникало ощущение, что если не дать лётчикам сесть сейчас, они уже не сядут.

— Финансирование ещё будут рассматривать. Куда вы со своими самолётами на эту палубу? — возмущался Чубов.

— Вы должны быть заинтересованы в этом, товарищ зам. министра, — парировал его наезды генеральный конструктор корабля.

И так уже почти час. Давно бы посадили и начали праздновать. Однако, это было бы просто, если дело касалось земли. Здесь море. Корабль с несколькими тысячами людей. Неудачная посадка, и произойдёт пожар.

МиГ-29 подходит к развороту на посадочный курс. Я обернулся назад и увидел серьёзное лицо Самсонова. Пока Белкин вступил в очередную перепалку с руководством, генеральный конструктор показал мне поднятый вверх большой палец. В открытую сказать, чтобы Родин готовился к посадке, нельзя.

— РП, предупреждаю! — кричит капитан первого ранга.

Пугает меня и колонией в Воркуте, и тюрьмой в Магадане. Про себя думаю, что всё равно дальше Родины не пошлют. Да и сам я сибиряк. Закурил сигарету и взял в руку тангенту.

— 088й, работайте, — произнёс я в эфир.

— Пооонял, — протяжно ответил мне Родин.

Глава 12

Сергей Родин

Команда от руководителя полётами была ожидаемой. Осталось сделать самое трудное — сесть. Волнительное чувство приближения кульминации столь трудного испытания, постепенно нарастало. Сложно представить, но от меня, Сагита и Вигучева зависит судьба детища сотен людей. По правде сказать, и дальнейшая судьба самого авианесущего крейсера зависит от нас. Ведь он создавался только ради палубной авиации.

— 017й, тоже пооонял, — протяжно ответил в эфир и Вигучев.

Он только что начал выполнять разворот влево, освобождая взлётный курс.

— Сергей, готовимся к посадке? — спросил по внутренней связи Сагит.

Байрамов сам не верит в то, что нам сейчас позволят сесть. Ещё и первыми.

— Подтвердил, — ответил я.

— Вух! — выдохнул он.

Ремни притянул. Ещё раз проверил показания приборов.

— Саламандра, 088й, разворот на посадочный. Готов к посадке. Шасси… выпустил. Три зелёные горят, — доложил я.

— 088й, понял, — уставшим голосом ответил руководитель полётами.

Не знаю, кому из нас сейчас тяжелее. На этого парня, сидящего на командно-диспетчерском пункте, давление очень серьёзное в данную минуту. Со всех сторон, наверняка, набежали советчики и начальники, которые не дают руководителю принять взвешенное решение.

— 088й, жёлтый-зелёный, слева 15 метров. Жёлтый-зелёный, слева 20. Не уходи влево! — ведёт меня РВП.

Исправляю положение. Ветер поменялся. Стал сильнее и, как назло, падает видимость. Ну, как же не вовремя погода начала портиться!

— 088й, красный-зелёный, справа 5.

Слишком перебрал с поправкой. Всё, что тренировал в предыдущих заходах, испортила погода. Но есть ещё возможность исправить.

— Зелёный, справа 5.

До полосы 4 километра. Пора выпускать гак.

— 088й, зелёный на курсе.

Полоса всё ближе. Угрожающе нарастает край пятнадцати метровой кормы. Выдерживаю самолёт в «напряжённом» режиме снижения. Самолёт уже просится сесть на палубу.

Чувствую, как начинаю уставать. Глаза напрягаются, сосредоточенно следя за оптической системой посадки.

— Зелёный, на курсе. Зелёный… зелёный, гак наблюдаю. Готовность к посадке.

— Готов, полосу вижу! — доложил я, опустив большую часть доклада.

Снова поменялся ветер. Теперь он справа — со стороны высокой надстройки авианосца. В момент посадки будет правый крен, поскольку этот «монумент» оказывает влияние на заключительном участке перед касанием палубы.

— Зелёный, на курсе, — докладывает РВП.

Рефлекторными движениями органов управления парирую крен. Невидимая сила продолжает «засасывать» и тянет на надстройку. Тяжело удержаться на глиссаде, но это нужно сделать. И, получается!

Всё внимание на полосу. Рука в готовности толкнуть рычаг управления двигателями вперёд.

Мы сейчас сядем. Только нужно разрешение. Но его всё нет.

— Саламандра, готов к посадке, — повторяю я.

— Зелёный, на курсе.

— Готов к посадке!

Разрешения нет. Край полосы уже рядом. На решение времени мало. Что ещё нам нужно сделать, чтобы сесть на эту палубу⁈ Сколько ещё пройти согласований⁈

— Проход! Проход! — командует руководитель полётами.

— Да, твою мать! — нервничает Байрамов.

Обороты двигателей на максимал. Ручку управления самолётом на себя и перевожу его в набор. В эфир что-то говорит руководитель полётами, но делает это одновременно с Вигучевым. В ушах стоит бульканье.

Не получается злиться, поскольку надо переводить дыхание и готовиться к следующему заходу.

— 088й, повторный заход, как приняли? — повторил руководитель полётами.

— Понял. На повторный.

Причину ухода на второй круг узнавать нет смысла. В очередной раз не дают добро на посадку большие чины.

— Сергей, топливо, — говорит уставший Сагит.

Керосина у нас и на один заход не хватит. Нужно возвращаться на землю. Иначе недотянем. Только есть проблема. Доложу о малом остатке, и на сушу отправят без разговоров. Рисковать не