Русская нарезка - Павел Кушнир

гово­рить и думать так. счастливые люди есть всегда судьба под­селяет к ним несчастных. Тогда подумала, считает меня сча­стливой, себя несчастным, подселённым ко мне? В семье мо­их родителей счастливой, до смерти тётки, была бабушка. Она как эта девочка. Девочке не нужно целой жизни, уже по­нимает всё то, что выделяло. с каждым годом людей с гла­зами этой девочки становилось больше. казались смелыми сильными на самом деле жалкими... мы рядом с ними озабо­ченные нашими бессмысленно усложнёнными играми важ­ничающие надутые и больные, но на самом деле больными они, а мы побеждали. Я не любила шестидесятых и не люб­лю их сейчас. Это десятилетие дискредитировало нашу жизнь.

Думаю, о себе я рассказала достаточно. Теперь перейти к тому что случилось. его болезни и смерти. В начале шес­тидесятых... не было. Ближе к середине декады у него на­чались. которые производили на. большое впечатление. Ему казалось что он начал что-то понимать, и лишённые смысла впечатления начали, как ему казалось, складываться в систему с неожиданными. иметь для всего две позиции по­стоянно находиться на менее удобной из них. его научи­ли. вроде быстрого чтения интуитивных движений. про­листывал книгу и знал всё что в ней написано цитировать в точности самые яркие мысли. понимать смысл слов и фраз на незнакомых языках. первые дни поста испытанием. легче ничего не есть, чем ограничивать себя. похмельные фотографии возведены в чин высокого искусства. похож на мученика. в первой молодости красиво. потом теорию посланий внутри языка. после этого ровно половину своей коллекции он продал или подарил. прощение. думаю он и от моих картин бы избавился не будь я его женой.

Наступил Новый Год. Мы встретили Рождество, потом канун не помню какого уже года, встретили вместе. Помню чувство какого-то иронического спокойствия, достаточно глубокое и в то же время наигранное. Я выпила очень много шампанского, потом жадно ела шоколад. В тот год он стал надолго исчезать из дома. Приносил очень много денег, и мы буквально не знали, на что их потратить. Как будто боял­ся денег. У него страх не уходил из глаз. Он возвращался до­мой и садился на край постели, так сидел долго, не раздева­ясь. Если я не подходила к нему и не заговаривала, то сам он мог часами не двигаться с места. Когда он засыпал, то старался устроиться в постели так, чтобы не касаться меня. Новая привычка; мне она не нравилась. Когда один, часто брал в руки знакомый предмет и долго рассматривал так, будто ви­дит впервые, издалека, как чужое. Вычитывал фразы из книг. Не гадание, не развлечение. Потом. полнометражная абст­рактная мультипликация в единстве с музыкальным текстом

Именно музыка только не совсем обычная — существует в виде свободно меняющегося текста в единстве с очень слож­ной машиной для интерпретации совместно с человеческим восприятием. Тогда другими словами. Когда ценное достаёт­ся толпе, прячется под новое имя. Человек прячется под имя, попадая в мир. Кроме живого текста и вспомогательной про­граммы для исполнения был ещё третий компонент — нар­котик. Не коммерческий, и не полифонический. Он совер­шил прорыв именно со стороны музыки, хотя все считали что он войдёт в глубокий контакт с «изобразительной ча­стью», как известный знаток современного искусства, кол­лекционер и мой муж. Музыка видимо ответила ему. эти наркотики, пока наша жизнь с плотью, вечное действие, из­менился навсегда. Узнал что давно управляют его жизнью. режиссёры всех его профессиональных успехов и не отка­зался даже рад кому-то настолько нужен, избран — тогда приговорил. одно на периферии, другое в сердцевине для посвящённых. не было прозрений в сердце науки. уж точно не прозревал в сердце собственной секты. Он про­растал и распространял себя в те времена, места, сознания, вещи, тексты, личности, памяти, легенды, события, в которых его иначе быть никак не могло, в которых его не должно бы­ло быть; с другой стороны, внутри него прорастали также времена и места, сознания и вещи, тексты и лица, памяти, легенды и события, которых не должно быть внутри него, которые не должны были никак иначе стать его частью или получить внутри него криво смеющийся дом с розовыми стенами и чёрным потолком. Может быть, пародия на родст­во более устойчива, чем самое родство. Все его контракты были давно подписаны, он был обречён себе.

Зимой. стал всё чаще приходить в тяжёлом, подавлен­ном состоянии. различные мелкие откровения. сначала в его изложении, если делиться было можно, или если он рис­ковал (думаю, они всегда заранее знали, чем он рискнёт по­делиться со мной, а чем нет), потрясали меня. потом они стали мельче, банальнее. Часто ловила себя на мысли, что становится неврастеником или параноиком излагал какую-то ужасную правду, над которой я не стала бы раздумывать и десяти минут открыл мне чьи-то пошлые мысли в ужасе. переводя взгляд с человека на человека, слышал только грязь и зло. Вот остановил взгляд на девочке сидя на руках у ма­тери смотрела в окно. У девочки светлые мысли, красивая невинная история, мечта, разворачивалась в её воображении, и в это вплеталось то что она видела из окна, увлёкся её мыс­лями, и сама она увлеклась настолько что выпало из её рук на грязный пол то, что ей мать дала подержать, не помню, что это было, может быть, какая-то еда, и вот, не успела она соз­нать что уронила, как мать уже отвесила ей затрещину, и ощутил, как этот удар оборвал и разбил хрупкий свет её мыслей, и всё стало спутанным, тёмным. Как у всех. Когда он мне рассказал, а он умел хорошо рассказать, я тоже об этом долго думала. У меня были плохие с матерью. И сама я пло­хая мать.

Сидеть за столом с большими людьми на их закрытых со­браниях. Это банальные пьянки. Ещё чуть ниже оргиям пы­тались придать красоту, наверху царила пошлость. Поражён грубостью их языка. Знаниям находили нелепые примене­ния. Ресурсы уничтожались. в их системе не было даже простой человеческой логики. Сложные узоры на грязной накидке, скрывающей что-то совсем простое. В марте впер­вые сказал мне что подозревает своих друзей в поклонении дьяволу.

Работа к тому времени была уже завершена. Результаты можно использовать на практике. Их передали крупным фармацевтическим компаниям. Получил большие деньги. Хотелось изолировать себя от людей. Так бывает в странах третьего мира. Всё стремится к как можно большей мере беспорядка и полной практической несоизмеримости раз­личных частей единого мира. Властью не делятся, прибли­жение к власти служит лишению свободы. Работа сделана, другие подхватили. Стала настолько менее творческой, что выполнять её могли уже не