Русская нарезка - Павел Кушнир

колледжа. Соседка — вялая молчаливая блондин­ка, и её тоже... Целыми днями сидела дома. Она не ходила на занятия, выходила только на балкон, чтобы выкурить сигаре­ту. Она мне нравилась, но по выходным мне было трудно целый день сидеть напротив неё и молчать.

Обвинять меня во всём на свете... Их сын ищет смерти, потому что я разлюбила... это самое глупое что я слышала за всю свою жизнь... Он намного лучше человека способного намекнуть родителям что ищет смерти... Тем более там где люди действительно умирали.

Бумага... не совсем обычная, будто с лёгким пушком... кто- то оставил лист на подоконнике. Я решила испортить его и стала рисовать на нём акварелью большие пятна и смотреть как они расплываются, перекрывая друг друга. Мне не было особенно плохо, но... смотрела издалека на... слёзы становят­ся частью картины... смешно от сентиментальности, безвку­сия того, что происходит... смеялась и продолжала ставить пятна... чёрный расплывается под конец получается просто чёрный... подставила кисть под струю воды сама умылась привела себя в порядок... синим будто первый раз видела си­ний цвет...

Он в тот день подстриг волосы, лежали ровно, ботинки блестели. Он закрыл кран, потому что я его не закрыла. По­дошёл ко мне, посмотрел на картину. Вся толпа разноцвет­ных пятен, синий преобладал. Он это угадал и сказал, кажет­ся, синий побеждает. Спросил, как мне — вообще — нра­вится современное искусство? А что это такое? Он вышел и через пять минут вернулся с альбомом репродукций Матисса. Где можно научиться так рисовать? Хотя бы — кто в этом хорошо разбирается? Он познакомил меня... после курсов я... хорошо платить. Я стала приезжать к сыну с подарками деньгами — чем больше денег — тем тише разговоры о том, что их сын ищет смерти. Когда закончилась война, мы пере­ехали в... Ему всего сорок пять, мне уже двадцать три... заби­рала сына... мы заходили в магазин... холсты... краски потом шли... держала за руку... он спокойно смотрел... перед собой вниз он любил смотреть на землю на помосте стоял толстяк в роговых очках и ковбойской шляпе, играл оркестр, а он под музыку, припевая, говорил толпе, когда что делать, когда кружиться, когда меняться

...чем ему было нужно, висела на нём, как мешок, а он был очень счастлив, больше, чем хотел показать, и я хорошо за­помнила тогда его глаза...

Лекции... частные уроки... на работе меня ценили... зара­батывала больше заслуживала... Там считали тихой, кроткой, исполнительной, каким-то, может быть, азиатским типом женщины, в то же время считалось, что у меня есть амбиции, которые поощрять. После работы рисовала, каждый день три-четыре часа, тесная комната, картины чуть не друг на друге, не хотел, чтобы кто-нибудь из его друзей увидел мои картины. Часто устраивал вечеринки, приглашал художни­ков, начинающих, имеющих вес, посредственных и гениаль­ных... познакомил его с... привёл в наш дом... приходил ещё, кажется... много молодых людей которые потом занялись другим или ходили с высокими бокалами в руках по дере­вянному полу, который мы красили в серебристо-серый цвет, трепали волосы... среди них полностью расслаблялся... сме­ялся по-другому его ноги иногда начинали... от избытка ра­дости... обычно перед вечеринками развешивал по стенам свои новые картины и пытался понять, насколько они нра­вятся гостям.

А мои — лежали в маленькой комнате наверху, мне и в голову не приходило, что в этом может быть несправедли­вость... Когда мы уходили, оглянулась, почувствовала взгляд... он играл совершенно сумасшедшее смотрел мне прямо в глаза... Потом мы разъезжались по домам на такси или если с деньгами... портрет молодой женщины... закончила когда до прихода гостей оставалось... белом платье, очень свободном, плечи... поникшие чуть розоватый кожи невинный больше мудрый очень открытая — беззащитная даже в своей агрес­сии — фон мерцающий серый переходящий в синеву ней­тральный приятный цвет образа три стороны. Во-первых, то, что было на фотографии в журнале. Во-вторых, то, что я хо­тела в неё вложить. Наконец, то, что я в тот вечер чувствова­ла, и это было сильнее всего... достаточно светлый... в ком­натке наверху совсем не было места.

Подошёл посмотрел и сказал — замечательно — даже помог мне повесить картину... Наши взгляды встретились... Готов был сказать что надо наверху перед тем как гости. Или он ждал, что я это скажу. Но мы оба промолчали. Должны были только собраться у нас потом клуб сделала кофе смот­рели каждый из заходил к нам в тот вечер долго смотрел на мою работу и поздравлял его с самой лучшей из когда-либо написанных им картин. В первый раз помрачнел, во второй помрачнел больше но улыбнулся поблагодарил он справил­ся с собой... Никуда не поехали потому что все долго ждали потом оказалось уже поздно куда-либо ехать мы сварили глинтвейн зажгли свечи курили марихуану отказалась но ко­торый был обычно против таких согласился даже сигарет поэтому смешно набирал дым в рот и выпускал через ноздри когда гости разошлись он сказал, что я должна бросить ри­совать. Я отказалась наотрез. Собираюсь стать художником. Крупная ссора... Не ссорились ни разу, но знала, что делать, мне это досталось от матери. Я моложе на двадцать лет и все люди с которыми мы общались были его друзьями — не моими — но я не уступила.

На стенах продолжали... Совсем не хотела снимать их и вешать вместо свои... Думала что в целом верно оценивал мои способности... Это не давало ему права запрещать мне... Всё продолжалось как раньше но уже другими глазами смот­рела на знакомую обстановку. При взгляде на каждую вещь... Тоскливо продолжала видеть пользоваться в то время как этот отрезок жизни место время изжит и двигаться даль­ше. Проводила одинаковые дни утешая себя много работаю.

Гулять по городу в одиночестве чего раньше не делала нико­гда.

Жить — это значит постоянно быть внутри тех картинок которые рассматривает весь остальной мир.

Людей, шума больше с каждым годом... Но помню, как... В гостях... Остались на ночь... Все заснули... Не могла спать и решила почитать что-нибудь и позавтракать... Я тянулась к евреям, потому что моя мать их боялась... Голосом города был джаз остальные переложить сказанное джазом на язык своего искусства... Самое светлое расставание в моей жизни... Сказал художник из меня не получится подарил своих кар­тин глубине рад что ухожу. Несколько раз приходил занять у меня денег. Когда отказывала, не обижался, когда давала, воз­вращал, позже чем обещал но возвращал всегда. Впервые одна... Часы пустого времени, голос внутри... Но не полюби­ла одиночество слышать себя не показалось мне

Я стала приглядываться к