Книга начал - Салли Пейдж

обвился вокруг ее шеи и подбородка. Малкольм передал Джо карту кладбища со словами: «Можете пришпилить к своей доске». Она быстро подняла к нему голову; женщину удивило и тронуло, что он обратил внимание на ее расширяющуюся коллекцию.

Малкольм ведет их по дорожкам, разбегающимся вверх по более старой западной половине кладбища. По пути он указывает на особенно интересные могилы. Например, на могилу мастера боев на голых кулаках, жившего в начале девятнадцатого века. Более пышных проводов, чем похороны этого знаменитого боксера, Лондон не видывал. А также на надгробие основателя первого в Англии зоопарка, увенчанное статуей слона.

Джо смотрит на мраморного слона, а сама думает о том, бывал ли на этом кладбище дядя Уилбур. Когда она была маленькая, гулять они сюда ни разу не приходили; по воскресеньям дядя любил водить племянницу в Лондонский зоопарк. Джо намеревалась сходить в зоопарк после своего переезда, но потом передумала. Неизвестно, понравится ли ей там без дяди, с его излюбленной историей про работника зоопарка, который подрабатывал тем, что по ночам открывал для своих соседей из Ист-Энда террариум. Это продолжалось до тех пор, пока двоих из его посетителей не убила змея породы черная мамба.

Джо прибавляет шагу, чтобы догнать Малкольма с Руфью, которые успели исчезнуть за поворотом прихотливо вьющейся и ведущей к катакомбам Египетской аллеи. Отсюда они спускаются вниз, пересекают улицу и попадают на территорию Восточной части кладбища. Широкие, окаймленные гробницами аллеи сменяются более узкими, а потом и совсем уже узенькими тропками, которые в конечном итоге становятся непроходимыми в совершенной путанице зарослей и надгробий.

Джо быстро отворачивается от маленького надгробия, под которым похоронен ребенок, и видит памятник из красного камня, поставленный какому-то промышленнику из Бирмингема. Разве Эрик-викинг не говорил ей, что он приводил своего отца на это кладбище? Женщина пытается выбросить эту мысль из головы. Хватит с нее того, что в каждом проходящем мимо витрины ее магазина мужчине она видит Эрика. И не желает, чтобы он вторгался в ее мысли теперь, когда она с Руфью и Малкольмом; надо же хоть немного отдохнуть от своих проблем.

На середине тропинки Джо догоняет Руфь. Она слышит, как Беглянка-викарий что-то вполголоса бормочет – то ли молится, то ли, желая скоротать время, разговаривает с мертвыми. Обе женщины садятся на корточки, разглядывая могилу девушки, которая умерла в 1850-е годы, как вдруг Джо вспоминает, что хотела кое о чем спросить викария.

– Руфь, – говорит она, – я понимаю, что викарии часто ассоциируются с кладбищами, но мне интересно, почему в вашем случае работа викария ассоциируется с кровью, калом и рвотой? Вы что, работали в экстремально тяжелых условиях?

Руфь поднимается на ноги:

– Ох, чтобы постоянно с этим сталкиваться, вовсе не обязательно работать в экстремально тяжелых условиях. – Она секунду смотрит на Джо испытующим взглядом. – Вы же сами не раз сталкивались с этим там, где родились и выросли. И в самых красивых местах в нашем мире всегда найдутся люди, с которыми случилась беда. – Она кивает в сторону скамейки. – Давайте посидим немножко? Я думаю, Малкольм там на какое-то время задержится.

Джо смотрит на высокую фигуру Малкольма, который разглядывает чью-то могилу чуть вдалеке. Он достал свою записную книжку и делает в ней заметки.

Руфь садится.

– Доктор и миссис Клейборн, – вдруг говорит она.

– О ком это вы? – спрашивает Джо и оглядывается, ища поблизости могильный камень.

– О, их здесь нет, – качает головой Руфь. – Джон и Соня Клейборн – люди из моего прихода. Прекрасная пара. Жили в миленьком коттедже… такие часто рисуют на рождественских открытках. Их сын, Пол, умер… в общем, как сейчас говорят, от передозировки. На самом деле кто его знает, от чего он умер. Это также могло быть переохлаждение или недоедание. Его тело нашли седьмого января в их саду шесть лет назад.

– Ужасно.

Джо без слов понимает, что Руфь стояла в зимнем саду над телом Пола вместе с его родителями.

Джо вспоминает собственное детство:

– Еще будучи совсем маленькой, я понимала, что в мире периодически возникают какие-то проблемы, но, если честно, у нас их было не так уж много. Возможно, потому, что мы жили на ферме и я была еще очень молода. Думаю, если бы мои родители узнали, что у соседей или знакомых случилась беда, они пришли бы им на помощь, я уверена в этом. Но дома они об этом не говорили.

– Все верно, – живо отзывается Руфь. – Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая.

– Чьи это слова?

– Иисуса, – отвечает Руфь, вскидывая бровь. – Жаль, что далеко не все мои прихожане следовали этому правилу. Многие только и умели без устали твердить во всеуслышание, что они – добрые христиане. Иногда мне казалось, что им просто надо повесить на шею табличку: «Я христианин, люблю поговорить о человеколюбии и обожаю сплетни». Тогда бы они не сотрясали попусту воздух.

– И много у вас таких было?

– Не очень. Некоторые любили только сплетни, – отвечает Руфь с ухмылкой.

Представив себе эту картину, Джо уже готова рассмеяться, но Руфь вдруг становится серьезной:

– Нет. Нет, я к ним несправедлива. Не стоило этого говорить. Многие, очень многие из тех, кого я знала, творили немало добра.

Лицо Руфи перестает быть хмурым, она вдруг громко смеется.

Джо вопросительно на нее смотрит.

– Простите, я сейчас вдруг вспомнила про своего курата, Анжелу. Я по ней очень скучаю. Сама тихая такая, а чувство юмора просто убийственное. Наш церковный староста, Колин Уилкинсон, – полная ей противоположность: крупный, полный мужчина, вечно на всех злится. Думаю, он не всегда был с Анжелой добр. Так вот, за спиной она его называла «мистер Палкинсон».

Джо тоже не может удержаться от смеха, а сама думает, не относится ли этот Колин к тем прихожанам, которым следовало бы таскать на себе пояснительную табличку?

Руфь достает из кармана пакетик с леденцами и предлагает Джо.

– А ваши родители часто ходят в церковь? – спрашивает Руфь.

– На Рождество и на Пасху, хотя сейчас уже не на каждую.

Руфь кивает и больше ни о чем не спрашивает. Джо обращает внимание на то, что викарий до сих пор ни разу не задавала ей прямых вопросов о вере, о том, верит ли она в Бога… похоже, Руфь не так уж часто заводит разговоры о религии – если, конечно, ей не звонят какие-нибудь мошенники, улыбаясь, вспоминает она. Если уж на то пошло, на такие темы склонен, скорее, говорить Малкольм.

– Кстати, вы спрашивали про кровь, кал и