Академия при царском дворе. Греческие ученые и иезуитское образование в России раннего Нового времени - Николаос Хриссидис

вознаграждение за их труды от царя335. Это положение имеет большое значение, так как из него четко вытекает, что штат будущей академии должен был состоять не только из священников. Наоборот, оно указывает на то, что по крайней мере в теории преподавание не рассматривалось как вотчина одного лишь духовенства: в нем видели начинание, в котором предполагалось участие мирян. Соответственно, данная статья явственно подразумевает, что просвещение не являлось чисто церковным делом.

Следующая статья обещала щедрое вознаграждение и восходящую социальную мобильность для успешно завершивших обучение в академии. В частности, тем, кто выказывал блестящие успехи в грамматике и языках, а также в прочих свободных искусствах, обеспечивалась карьера в царской администрации. Напротив,

…не научащихся свободным учениям, всяких чинов людей, детей их, разве [то есть кроме] благородных, в наши Государские чины, в Стольники, в Стряпчие, и в прочие, в ня же от нас Великого Государя жалуются благородные, ни за какия дела кроме учения, и явственных на войнах и в иных государственных, наши Государския части [то есть владения] ко умножению, и государства к разширению соделаний не допущати336.

Разбирая эту статью, Поттер справедливо подчеркивает те преференции, которые получали выпускники академии, завершившие обучение в ней337. Авторы статьи однозначно выделяют из числа свободных искусств грамматику и иностранные языки как две сферы, обеспечивавшие преуспевшим в них учащимся восхождение по карьерной лестнице. Иными словами, в статье делается упор на удовлетворение государственных потребностей и проводится связь между ними и работой академии338.

В статьях 11–16 описывается ряд обязанностей, возлагаемых на штат академии. Блюстителю и учителям полагалось присматривать за деятельностью иностранных неправославных специалистов в Московии. Если бы штат академии решил, что навыки этих людей необходимы и заслуживают награды, то этих иностранцев следовало назначать на соответствующие должности. Если же обнаружилось бы, напротив, что они прибыли с целью нанести урон истинной вере, то они подлежали изгнанию из Московского государства. Предоставление иностранцам крова в частных домах дозволялось лишь с разрешения блюстителя и учителей339. Более того, штат академии должен был отслеживать существование взглядов, враждебных православию. О русских, придерживавшихся таких взглядов, следовало немедленно докладывать царю. Далее царь по совету патриарха и штата академии должен был принимать меры (какие именно, в «Привилегии» не указывается). Царя надлежало уведомлять и о высказываниях и сочинениях иностранцев, противоречивших православию, но для таких случаев предусматривалась совершенно иная процедура: штату академии нужно было под присягой представить убедительные доказательства того, что подобные нападки на православие действительно имели место, после чего решение по данному делу выносил гражданский (градский) суд. Участие патриарха в этих процедурах не предусматривалось340. Помимо этого, штату академии надлежало заносить в особый список имена обращенных в православие и тщательно контролировать их приверженность постулатам веры. Всякий, кто допускал прегрешения в этом отношении, подлежал ссылке в Сибирь. Если же недавно обращенный решал вернуться к своей прежней вере и совершал святотатство в отношении православия, то его следовало сжечь341. Хранение книг «волшебных и чародейных и гадательных», как и их использование на практике и в преподавании, строго запрещалось. Обладатель таких книг был обязан сжечь их и держаться подальше от них в будущем. Также и людям, не сведущим в свободных искусствах, запрещалось иметь польские, латинские, немецкие, лютеранские и кальвинистские сочинения, чтобы не нанести ущерба своей вере. Такие книги следовало сжечь или сдать в академию. Впрочем, существенно, что это требование не относилось к «искусным в свободных учениях». Тем не менее если кто-то, с учетом вышеописанных положений, был уличен в занятиях магией и колдовством и на этот счет имелись надежные доказательства, то он подлежал сожжению без всякого милосердия. Если же в обладании иностранными еретическими книгами и во взглядах, противоречащих православию, был уличен человек, не сведущий в искусствах, то его следовало наказать в соответствии с тяжестью преступления342. Кроме того, сотрудники академии должны были служить судьями в случаях святотатства по отношению к православию со стороны иностранцев. При наличии надежных доказательств подсудимые подлежали сожжению. Сожжению подлежали также и перешедшие в католичество или протестантизм православные – уроженцы как Московии, так и других земель. Однако католики, перешедшие в протестантизм, наказывались только высылкой343. Наконец, согласно статьям 17 и 18, в распоряжение академии предоставлялась царская библиотека, причем указывалось, что все расходы по ее содержанию лежат на государстве344. В заключительных строках «Привилегии» академии вновь гарантировалось покровительство и самое пристальное внимание к ее деятельности со стороны царя и содержались угрозы в адрес врагов просвещения на тот случай, если они попытаются расстроить такое полезное начинание345.

Тщательное изучение устава будущей академии подтверждает, что она замышлялась в интересах и государства, и церкви. Кроме того, из «Привилегии» следует, что государство ни в коем случае не занимало второстепенное место в работе академии и ее целях. Наоборот, предполагалось активное участие царя в ее жизни, и ему на этот счет предъявлялись определенные ожидания. В различных статьях «Привилегии» он фигурирует в роли будущего нанимателя, судьи или источника средств. Более того, в «Привилегии» не идет речи о том, что контроль над академией окажется в руках церкви. Обязанности учителей, администраторов и судей делили между собой представители духовенства и миряне. При этом штатные служащие академии во всех случаях должны были действовать сообща – тем самым делался упор на коллективные процессы принятия решений. Во всех делах с участием иностранцев предусматривалось вмешательство гражданских судов, что свидетельствует о серьезной заинтересованности государства в защите иностранных специалистов от ревнителей веры. В то же время не следует забывать о том, что в некоторых случаях патриарху отводилась совещательная роль. Иначе и не могло быть, так как деятельность академии должна была принести пользу и церкви. И все же у нас как будто бы нет оснований преувеличивать гипотетическое стремление церкви взять в свои руки контроль над академией346. Попросту говоря, планы по созданию академии выросли из сотрудничества между церковью и государством, чтобы достичь баланса между интересами обеих сторон.

Существенно большее значение, чем вопрос о контроле над академией, имеет представленная в «Привилегии» концепция образования. Будучи сформулированной в религиозных терминах (иначе и не могло быть в Московском государстве того времени), она основывается на отношении к знаниям, различающем религиозную и светскую сферы, но не противопоставляющем их. Собственно говоря, образование объявляется нравственно полезным делом, поскольку оно обогащает и веру, и мирские дела, объединяя их в гармоничное целое, что в конечном счете угодно Богу. Учебная программа будущей академии вполне соответствовала такой концепции образования. Ориентация