Легенда об Эльфийской Погибели - Александра Рау

но быстро вернулся к привычному состоянию мрачного покоя; черная гладь, отражавшая безоблачное, почему-то беззвездное небо, лишь слегка колыхалась от моих движений. В глубинах Сэльфела не обитала ни одна рыба, не цвела ни одна водоросль – вероятно, потому что сама его суть была пропитана смертельной тоской, не позволяющей жизни зарождаться и цвести в неприветливой среде.

Я провел под водой столько времени, сколько смог. Вынырнув и жадно вдохнув слегка прелый осенний воздух, я осознал, что ночь была не так тепла, как мне казалось раньше; провести ее под водой до первых лучей солнца вдруг показалось разумным решением.

– Кнорд!

Выходя из-за деревьев, лисица удрученно осматривала полы нежного платья, беспощадно испачканного грязью с размытых дождем дорог. Я улыбнулся, позабыв об обуявших меня неприятностях; из ее уст эльфийское ругательство прозвучало странным образом очаровательно.

Подняв на меня взгляд, Ариадна сделалась сердитой и уперла руки в бока.

– Я испортила из-за тебя платье, – пробормотала она недовольно. – Помахала тебе рукой, а ты бросился прочь как ошпаренный!

– Приношу свои извинения, ваше высочество, – наигранно произнес я, изображая поклон, если это вообще возможно, находясь по подбородок в воде. – Не имел намерений расстраивать ваши чувства.

Ариадна склонила голову набок, улыбнувшись моей провокации, но складка меж бровей так и не разгладилась – она явно была обеспокоена.

– Что с тобой?

– Захотел искупаться, – солгал я непринужденно.

– Разве в Сэльфеле это не запрещено?

– Запрещено.

Я смутился; нарушение правил не было моей целью, и все же жар был столь нестерпимым, что я не видел иного решения. Подплыв ближе к берегу и кончиками пальцев нащупав дно, я чуть приподнялся, открыв холодному воздуху шею; по ней тут же пробежали огненные мурашки, заставив незамедлительно вернуться под воду.

– Ну, раз так…

Хитрость в прищуренных глазах приковала мое внимание, и потому я не сразу понял, вестником чего она являлась. Руки Ариадны оказались за спиной, и, схватившись за края изящно завязанного на талии банта, потянули их в стороны. Танцующее на ветру платье стремительно спустилось по ее коже, спустя мгновение оказавшись на сырой земле, от которой лисица еще совсем недавно его защищала.

Сердце запорхало в груди, словно отрастило крылья.

Слабый лунный свет полными ласки бликами прикасался к ее коже.

Я понимал, что мое замешательство могло показаться нелепым – мне и прежде доводилось видеть тела без одежды, – но то было совсем иное, щемящее душу чувство. Словно я заглянул в ту мифическую часть леса, где от песен окруженных таинственным свечением дев распускались цветы, а Мать Природа лично являлась, чтобы благословить каждый из них. Мне казалось, что я не вправе смотреть, но плавные движения Ариадны завораживали, перекрывая все придуманные мной – и тут же вылетевшие из головы – пути отступления. Я безмолвно наблюдал, как она медленно погружается под воду, с каждым движением становясь все ближе; даже воды Сэльфела, казалось, встречали ее с теплотой и небезразличием.

Откинувшись на спину, принцесса проплыла несколько метров, после чего застыла; вода держала ее, как верные слуги держат меч, преподнося его хозяину – на коленях, с вытянутыми руками и склоненными в благоговении головами. Капли воды переливались, образовав на ее груди причудливый рисунок, а кожа от холода покрылась мурашками. Именно так я и представлял себе посланниц небес.

– Я давно хотела это сделать, – наконец произнесла она. – Но боялась, что меня линчуют за осквернение священных вод.

– Почему не испугалась сейчас?

– После сегодняшнего? – усмехнулась лисица, вытягивая руку в мою сторону.

Я послушно положил щеку на раскрытую ладонь, и ее обдало приятным, слегка колючим холодком. Желание наполниться им оказалось столь нестерпимым, что, подплыв к принцессе, я обхватил ее талию рукой, плотно прижав к себе всем телом. Ариадна удивилась, но не воспротивилась.

Чувство близости было опьяняющим и всепоглощающим. Прежде я не решался даже надеяться на него, а потому отказывал себе и в мечтах о подобном; так давно это случалось в последний раз, что я успел позабыть, каково это. Ни одна магия в мире не была на это способна.

Ариадна коснулась шрама на моей щеке, и сожаление сверкнуло на ее лице.

– Говорят, перерождаясь, мы получаем те же шрамы, что украшали нас в предыдущей жизни, – улыбнулся я.

– Значит, не стоит корить тебя за навыки ближнего боя. Ни в одной из жизней ты так и не научился держать меч.

Кончиком носа я дотронулся до тонкой розовой полоски, оставшейся на ее губе после происшествия в башне.

– А ты, выходит, целоваться?

Решив доказать обратное, Ариадна прильнула к моим губам. Во мне не полыхала животная страсть, желающая овладеть и поглотить; я чувствовал нечто иное. Испепеляющая, невероятная нежность. Я крепко прижимал принцессу к себе, боясь открывать глаза; нереальность происходящего намекала, что она была миражом, созданным израненным сознанием. Будь это так, моя благодарность за столь искусную иллюзию была бы безгранична.

Переборов себя, я поднял потяжелевшие веки.

Бледно-желтый камень в медальоне на шее Ариадны отражал ленивое, ослабшее свечение моих глаз.

– Ты боишься смерти?

Ее голос разнесся по лесу эхом, отпрыгнув от каждого дерева, окружавшего пруд. Я ответил уклончиво, потому что на самом деле не знал ответа; впрочем, в моих словах не было и толики лжи.

– Если бы я вернулся в ночь, когда впервые тебя встретил, зная обо всем, что придется пережить… – прошептал я, заправляя за ее ухо выбившуюся из простой прически прядь. – Я бы прожил эти месяцы снова.

– Я тоже, – виновато произнесла она. – Как бы ужасно это ни звучало.

Ее руки вынырнули из воды, окропив меня ледяными каплями. Пальцами она скользнула к своим волосам, развязывая сдерживающую их нить – ту алую реку, что не раз течением относила меня к принцессе. Взглядом наметив середину, Ариадна приложила к ней пальцы обеих рук и резко дернула; нить оборвалась. Густые локоны лисицы ею отныне было не подвязать, но нашлось и другое применение.

– Дай мне руку, – проговорила она, нетерпеливо подрагивая всем телом, отчего рябь на поверхности воды защекотала кожу.

Я протянул ей раскрытую ладонь. Ариадна обвязала одну часть нити вокруг моего запястья, увенчав сие произведение крошечным бантиком, а затем отдала мне вторую часть, прося об ответной услуге. Бант у меня так и не получился, хоть я и пытался – от волнения пальцы не слушались.

Дар был слишком щедрым; но и я слишком желал его, чтобы иметь силы отказаться.

– Молния и лисица, – задумчиво протянул я, разглядывая самый бесценный из подарков, что мне доводилось получать. – Разве могла Богиня представить такую пару?

Ариадна рассмеялась.

– Сделаем вид, что она тут совершенно ни при чем.

Я надеялся на это.

Руки лисицы обвили мою шею, а ноги плавно, но крепко сомкнулись вокруг моей талии. Я касался дна лишь самыми кончиками пальцев, и напряженный восторг моего тела не способствовал устойчивости, а потому я сделал несколько мелких шажков по направлению к берегу и прислонил Ариадну к исполинскому гладкому камню, выглядывающему из воды.

Завороженно глядя в лицо принцессы, я будто бы не замечал, как бесстыдно мои руки изучают ее тело. Бездумно, но внимательно и тщательно, боясь упустить даже самую маленькую и незначительную деталь – родинку, складку кожи, давний шрам. Наши тела сплелись, двигаясь в мучительно сладостном ритме, увлекая в пучину ощущений, поражающих яркостью и силой. Когда я заметил, что сердцебиение Ариадны ускорилось до предела, а ее ногти сильнее прежнего впились в мою кожу, я резко сбавил темп. Зрелище было слишком увлекательным, чтобы позволить ему кончиться так быстро.

Принцесса открыла глаза, растерянно пытаясь отдышаться.

– Еще? – улыбнулся я.

– И только попробуй вновь остановиться.

Время перестало существовать; я не знал, течет ли оно медленно или несется, как горный ветер. Казалось, она несколько раз выдохнула мое имя, но я не знал этого наверняка; наслаждение накрывало и пульсировало, мысли путались. Наши тела разгорячились настолько, что я позабыл, как мучителен был некогда настигший меня жар, – воспоминание о нем стерлось так же быстро, как вздымалась грудь принцессы. Ее кожа источала запах лимона, впитавшийся за многие годы использования королевского мыла, смоляные локоны подпрыгивали, несмотря на тяжесть пропитавшей их воды, а серо-зеленые глаза блаженно прикрывались, и это я видел исключительно отчетливо; пожалуй, как никогда прежде.

Губы Ариадны разомкнулись в беззвучном крике, а тело на мгновение напряглось каждой мышцей, после чего став мягким и невесомым. Воздуха в огромном лесу для нас двоих было мало, и даже его холод не отрезвлял одурманенный разум; сколько бы я ни дышал, сердце не желало восстанавливать ритм.

Выглядывающие из-под воды плечи принцессы покрылись россыпью мурашек. Свет лунного серпа подсвечивал ее