Карантин - Кэти Чикателли-Куц

Я бодрствую не настолько долго, чтобы думать о Бруклине и жизни вне больничной палаты. Это последнее, что приходит мне в голову.

– В Бруклине?

– Понимаю, у нас очень шикарные условия и изысканная еда, но ты не можешь остаться тут навсегда, – шутит Джои.

– Да. Я просто… Разве мне не нужно задержаться, если я все-таки здесь заболела?

– Ты уже была больна, когда попала сюда, помнишь? – говорит Джои. – Если, конечно, ты не симулировала, чтобы подольше побыть с Оливером. – Смотрю на него пораженно, но он смеется. – Шучу. Кстати говоря, у тебя не было жара сутки, и мы снова собираемся поместить вас, ребята, в одну палату.

– Правда?! – спрашиваю более радостно, чем хотелось бы. – То есть… так быстро?

– Ага. Поскольку самыми серьезными твоими симптомами были усталость, жар и больное горло без кашля, риск распространения инфекции низкий.

– Мы снова будем соседями по палате? – спрашиваю, все еще осознавая новости.

– Снова вместе, – поет Джои громко и фальшиво. – О, один момент. Первые сорок восемь часов в одной палате придется носить маски. Но когда через четырнадцать дней пора будет отправляться домой, вы уже успеете забыть об этом.

– Вау, ты уже считаешь дни до моего отъезда? – пытаюсь шутить, но знаю, что Джои слышит боль в моем голосе.

– Вовсе нет. Просто очень люблю цифры, особенно когда речь заходит о моих пациентах.

Его пациентах. Я – его пациент.

– Но, эй, все-таки… не целуй опять этого Ромео, пока ты тут. Не то чтобы ты собиралась, раз он уже определился, но все равно. – Джои снова подмигивает.

– Точно, – отвечаю, стиснув зубы.

– Увидимся позже. – Он салютует мне и выходит из палаты.

– Разве это не замечательные новости? – с надеждой спрашивает мама. – Ты вернешься домой, в свою комнату, раньше, чем успеешь заметить.

– Да, отличные, – отвечаю, думая о другом и смотря на палату Оливера.

Мама наблюдает за мной, и, возможно, не так уж и плохо, если ее сменят вечно забывчивый отец и Голди.

– Так во сколько ты летишь?

– Ближе к вечеру, после двух посещений. А папа и Голди будут тут уже утром!

Она пытается выказать некоторый энтузиазм, но, знаю, ей непросто, поэтому отвечаю:

– Круто.

– Тебе, наверное, хочется взять телефон, проверить, что там, в сети, – нерешительно говорит мама.

– Почему? – снова чувствую себя раздраженной.

– Ты… многое упустила.

– Например?

– Ну, этот твой хештег очень популярен!

– Правда? Люди до сих пор обсуждают это?

– Почему бы тебе не взглянуть самой? – Она вручает мне телефон, и я смотрю на него впервые за почти две недели.

Она не шутит.

Мать Флоры выходит из ее палаты, а через минуту прощается и моя. Они снимают костюмы химзащиты и вместе удаляются по коридору.

Это даже круто, что наши мамы подружились. Может, они продолжат общаться, когда мы вернемся в Бруклин? Тогда мы будем проводить время все вместе, ходить в Проспект-парк, ужинать в любимых ресторанах. Странные мысли, будто из семейного комедийного сериала.

Вспоминаю пышные блинчики с черникой в закусочной по соседству с моим домом. Однажды я нашел в них волос, но вынул и все равно доел свою порцию – настолько они хороши.

В животе заурчало. Теперь мне ужасно хочется блинчиков с волосами.

Смотрю через коридор: Флора все еще не спит. Она сидит на кровати с телефоном в руке.

Интересно, она смотрит последние новости по хештегу? Надеюсь, она не злится, что я рассказал всем, как у нее дела. Может, это было глупо? Успею ли удалить тот пост? Видела ли она, как кто-нибудь обсуждает поцелуй? Наш поцелуй.

Вожусь с собственным телефоном, чувствуя неловкость из-за того, что постил новости про Флору, когда Джои переодевается и входит в палату.

– Наслаждайся своим последним днем в одиночном заключении, – говорит он, пока берет анализы.

– Что?

– Завтра вы с Флорой воссоединитесь, – отвечает он, записывая результаты.

– Правда? Как?

– Так же, как и разъединились. На каталке.

– Я не про то. – Хотя сам не уверен, про что я. – Не знал, что мы снова будем соседями по палате.

– Ну, теперь знаешь. Завтра вы снова будете соседями.

– Интересно, что подумает об этом Келси, – говорю почти про себя.

Но, конечно же, Джои слышит.

– Мне тоже, – он злобно усмехается. – Hasta luego. Это значит…

– Знаю, что это значит! Я наполовину мексиканец! – огрызаюсь.

Но он уже вышел из палаты.

Снова смотрю через коридор на Флору, которая по-прежнему в телефоне. А она знает, что мы снова будем соседями?

Снова соседи. Карантинейджеры воссоединятся. О боже. Значит ли это, что придется что-то выкладывать? Подписчики безжалостны. Пока я позволял Келси заниматься всем этим. Даже новости о Флоре в основном писала она. Команда Келсер. А что будет, когда снова стану частью команды Флоривер?

Хочу написать Флоре, но не знаю, что сказать. Никогда не знаю, что сказать.

Даже несмотря на то что Оливера перевели всего лишь на другую сторону коридора, перевезти его обратно не так-то просто. Он в носилках, похожих на те, в которых нас доставили, и глаза у него такие же огромные, как тогда.

Наблюдаю со своей койки, как медсестры и врачи катят его мимо меня к окну и расстегивают пластиковую завесу вокруг него. Оливер хочет встать с каталки сам, но одна из сестер укладывает его обратно.

– Ой, точно, извините, – говорит он, вспыхивая и снова ложась.

Его перемещают на койку, медсестра делает несколько заметок, затем каталку увозят из палаты.

Мы остаемся одни.

Он спрыгивает с кровати и улыбается. От этого на лице появляются морщинки, и, глядя ему в глаза, я почему-то ощущаю себя в безопасности. Он выглядит таким здоровым и… бодрым. Даже несмотря на то что я больше не болею и принимаю душ, все равно чувствую себя неловко из-за своих волос, которые выглядят странно и безжизненно. Осторожно дотрагиваюсь до маски на своем лице.

Жара нет, но я все еще чувствую себя ядовитой.

Так приятно видеть его, я так по нему соскучилась.

У него есть девушка, которую я помогла ему завоевать.

Оливер все еще смотрит на меня.

– Э-э-э… привет, – говорю наконец. – Ты новенький?