Карантин - Кэти Чикателли-Куц

– О, точно.

«Спроси ее, почему она так странно относится к Келси», – говорю я себе.

Все точно так же, как когда-то в мечтах и фантазиях о Келси. Я так долго представлял себе этот разговор, а теперь Флора проснулась, и все совершенно иначе. Девушка, о которой я мечтал, вовсе непохожа на ту, что передо мной. Только на этот раз это Флора, а не Келси.

– Тебе и вправду лучше? – спрашиваю я.

– Поговаривают, что да.

Хочется обсудить с ней Келси, сказать, как я растерян. Может быть, она тоже растеряна, и поэтому вчера вела себя так странно?

Хотя она кажется такой недосягаемой. Смотрит на меня выжидающе. Я пялюсь в ответ, следуя ее же совету смотреть девушкам в глаза.

– Что ты делаешь? – Флора вздрагивает и отводит взгляд.

Я смущаюсь.

– Просто смотрю на тебя?

– Ну, выглядит пугающе.

Она же сама говорила, что зрительный контакт нравится девушкам, а теперь недовольна.

– Ты все еще это делаешь.

– Просто хотел, чтоб ты знала – я тебя слушаю.

– Так а я ничего не говорю. А ты смотришь так, будто хочешь сожрать мою душу.

Как раз в этот момент входит Джои, и я почти рад его видеть, ведь он положил конец этой неловкости, с которой я никак не могу разобраться.

Он смотрит на меня косо, но Флора вспыхивает, глядя на него.

– Привет, – тепло говорит она. Намного теплее, чем говорила со мной.

– Не позволяй своей девушке видеть тебя на этой стороне палаты. По слухам она ревнива.

Они смеются, а я говорю:

– Нет, вовсе нет! Стой, кто тебе такое сказал?

– Ну, просто я шарюсь в интернете, чувак, – отвечает Джои. – Она одержима тобой! И вашими отношениями.

Он садится на койку Флоры, а я замялся, не зная, что делать. Остаться? Он пришел лишь взять анализы. Но он врач. Или типа того. Может, надо уйти? Нужно ли прощаться, если уходишь всего лишь на другую сторону палаты, отделенную шторой? Забудем о руководстве для парней, мне нужно руководство по карантинному этикету.

Джои принимает решение за меня и говорит:

– Не возражаешь, Ромео? Немного конфиденциальности с пациентом.

– Точно. – Я возвращаюсь на свою половину. На этот раз у меня не возникает никаких проблем со шторой.

И только после того, как я сажусь на койку и слушаю, как они разговаривают и смеются, понимаю, что конфиденциальности не бывать, пока мы делим одну палату на карантине. Еще я понимаю, что они говорят о пицце, а не о каких-то медицинских вопросах.

Он остается с Флорой, пока не приходит ее мама, и я вспоминаю, что та сегодня уезжает, а завтра придут ее папа с Голди. Стоило поговорить об этом с Флорой. Выступить сочувствующим собеседником или типа того, потому что, как бы ни донимала меня моя мама, я знаю, что было бы грустно, если она уедет. Может, мы сможем снова поговорить после ухода Келси. Хотя не знаю, пройдет ли к тому моменту моя неловкость.

Не понимаю, почему вдруг так сложно разговаривать с ней. Келси в этот раз опаздывает всего на пару минут, так что даже не извиняется. Если верить моим подсчетам, при опоздании на срок до пяти минут, извинений можно не ждать. Шесть или семь минут под вопросом, но за опоздание свыше восьми минут она станет многословно оправдываться. Иногда водитель такси не может найти дорогу, иногда лифт поднимается слишком медленно. Иногда она «теряет счет времени» в доме своего дяди или на пляже.

Мне не хватает этого беспокойства из-за того, что я куда-нибудь опаздываю. На самом деле, мне не хватает самих походов куда-нибудь… снаружи.

– Как ты? – спрашивает Келси. – Как тут мой парень? Тебе что-нибудь нужно?

Она теперь все время повторяет одно и то же, а я каждый раз отвечаю одинаково:

– Нет, спасибо.

Затем она утыкается в свой телефон, а я – в свой, пытаясь не думать о Флоре и о том, что у нее в голове, но, кажется, это невозможно.

– Итак, я общалась с твоими учителями. Они сказали, что хотели бы заниматься по расписанию, которое не повредит твоему здоровью, – говорит мама во время своего следующего визита. Своего последнего визита.

Думаю, моему здоровью не повредило бы отсутствие напоминаний о школе, пока я в больнице, но я держу рот на замке.

– И, возможно, нам стоит подумать о няне для Рэнди, пока ты не встанешь на ноги.

Рэнди. Я скучаю по своему кузену. Скучаю по заботе о нем.

– Давай мы подумаем об этом, мам? Мне кажется, если я снова начну заботиться о нем, то быстрее приду в себя.

– Да, конечно, дорогая.

– Спасибо, мам. За все.

Она обнимает меня. Все еще непривычно обнимать кого-то в костюме химзащиты. Такое чувство, будто обнимаешься с гигантской подушкой.

Мама отстраняется, смотрит на меня и снова обнимает.

– Я буду так скучать, – говорит она.

– Я тоже. – Пытаюсь не расплакаться.

Она пробует стереть мои слезы, но ее огромные перчатки неловко скользят по лицу.

– Мне так жаль, – выдавливаю я.

– Дорогая, говорила же, не извиняйся за то, что заболела. Это не твоя вина. Это я все еще чувствую себя виноватой.

– Прошу, не надо, мам, – умоляю я. – Пожалуйста.

Вина за все, через что я ее протащила, бурлит внутри и ранит сильнее, чем боль во время болезни.

Мама смотрит на меня обеспокоенно.

– Ты уверена, что я могу вернуться обратно?

– Да, – отвечаю я, борясь со слезами. Чувствую, как дрожит нижняя губа, и закусываю ее так сильно, что боюсь почувствовать вкус крови.

Я слышу, что Келси уходит, а значит, и мама скоро уйдет, оставив меня на карантине. И я увижу папу и его новую жену, которую, вероятно, не должна ненавидеть. Потому что это она придумала мою поездку к ним, а не папа, который в основном игнорировал меня все время моего визита. А когда они уедут, я просто вернусь в Бруклин и буду ходить в школу, как будто ничего не случилось, будто я – та же Флора, которой всегда была и буду. Только теперь я заражена и ядовита, и никто не захочет прикасаться ко мне даже десятиметровой палкой.

А Оливер прошел через это все вдвоем со своей девушкой.

С девушкой, чьи намерения до сих пор сомнительны.

Я снова закусываю губу, и, кажется, и вправду чувствую кровь.

Мама опять обхватывает меня своими подушечными руками, и мы обе почему-то пытаемся сдерживать слезы, но совершенно безуспешно.

– Я так тебя люблю. Буду звонить каждый день. Каждый день! Я надоем тебе еще до того, как ты вернешься домой.