Золото плавней - Николай Александрович Зайцев

в его еще детском теле. Но он боялся уснуть. Ему казалось, что стоит ему закрыть глаза, как мертвые сразу протянут к нему свои руки и заберут с собой в свой мир. На Кавказе жила легенда, что солнце, заходя на ночь, перемещается в подземный мир, где обитают мертвые, и светит там до восхода. Но порой мертвецы покидают свой загробный мир и выходят наружу, чтобы погреться в лучах дневного солнца. Если же на их пути попадался живой человек, то они утаскивали его с собой под землю, и оттуда уже не было выхода.

Стоны раненого отвлекали от мыслей о мертвецах. Бессвязная речь его доносилась до слуха мальчика. В очередной раз раненый застонал чуть громче. Снова язык этого чужака не был понятен подростку. Странное слово то ли «пит», то ли «питьи».

– Хiу лавъхьуна? – подобравшись чуть ближе к раненому, спросил мальчик. Губы раненого задвигались, и он чуть слышно произнес:

– Хииии…

– Дада, и мотт бийца хиии! – крикнул мальчик отцу. Тот обернулся и, сняв с пояса баклажку с водой, бросил ее сыну.

Мальчик проворно поднял флягу и, открыв крышку, влил в приоткрытый рот лежавшего перед ним казака немного воды. Тот жадно сглотнул, заходив на горке кадыком.

– Еще, – застонал раненый. – Пить…

Мальчик понял без перевода и вновь наклонил баклажку к пересохшим губам раненого. Тот стал жадно глотать живительную влагу. Мальчик, испугавшись, отвел руку с баклажкой, негромко покрикивая на чужака:

– Дукха! Йиш яц дукха!

Его отец, управлявший арбой, услышав голос сына, обернулся.

– Дика ду, кiант! Дика ду!

Раненый, приподняв голову, посмотрел непонимающим мутным взглядом на адыгов. Затем повернул голову и перевел взгляд на рогожу. Казалось, он не соображал, где находится и кто рядом с ним.

– Пашка, – слетел с его губ сдавленный крик, – Па…

Он не успел повторить это непонятное для адыгов слово и вновь впал в беспамятство, опрокинувшись навзничь. Мальчик прикрыл раненого рогожей, подложив ему под голову папаху. Перебравшись в перед арбы, он коснулся рукой плеча отца. Тот посмотрел на сына и улыбнулся, сдержанно, как и подобало улыбнуться отцу подрастающему сыну – будущему мужчине.

– Дада, и дiадийша, – сказал мальчик.

– Дика ду. Дика ду, – повторил отец, ласково потрепав сына по голове, накрытой папахой.

Начало взаимоотношений казаков и адыгов было положено в конце XVIII века, когда началось массовое переселение черноморских казаков на Кубань. Контакты их с адыгами укреплялись из года в год. Кубанские черкесы встречали казаков-переселенцев дружелюбно. И казаки, со своей стороны, старались жить с горцами в мире и согласии. На этой почве взаимного уважения между казаками и черкесами в первое время возникли самые дружественные отношения. Открыта была меновая торговля, казаки и черкесы ездили друг к другу в гости, становились кунаками. Черкесские князья говорили казакам: «Мы никогда не думали с вами в соседстве жить, но теперь, раз Бог привел, то и надобно жить нам хорошо». Ведь недаром восточная мудрость гласит «соседей не выбирают, – это дар Аллаха». Долгое время соседствуя и взаимодействуя с кавказскими народами, казачий народ включал в свою культуру и быт новые черты, одновременно передавая часть черт своей собственной культуры горцам. Нередки были даже браки между представителями этих народов. Казаки брали в жены черкешенок, а казачки, что было, к слову сказать, реже, выходили замуж за горцев. Но время добрососедских отношений казаков и горцев подошло к концу, когда царская Россия возжелала видеть Кавказ своим вассалом.

Многие казаки не хотели насилия и захвата земель, как того требовало царское правительство, но в то время того, кто протестовал, шел против самодержавия, ждали жестокие наказания. Казаки были вынуждены подчиниться жесткой политике царизма по завоеванию Кавказа и насильственному присоединению его к России. Соответственно, свободолюбивым горцам это не нравилось, и на этой почве часто разгорались военные конфликты, заканчивавшиеся потерями с обеих сторон. Порой потерями довольно большими. Но несмотря на все, многие горские племена желали добровольно соединиться с Россией, видя в ней защитника. Эти племена и называли мирными горцами.

Трое представителей одного из таких племен сейчас везли на арбе тела убитых своими собратьями казаков. И одного раненого, чудом уцелевшего в кровопролитном неравном бою.

Повозка, вздрагивая на ухабах, выехав из очередного поворота, остановилась у брода. Немногим ранее через это мелководье, попрощавшись со станичниками, прошел отряд младшего урядника Димитрия Ревы. Ушел, чтобы встать преградой на пути врага. Прощаясь со станичниками и слушая наказ своего командира, сотника Миколы Билого, Димитрий Рева ответил тогда: «Добре, Микола! Не сваландим. Улагодым с Богом». Не сваландили. Улагодылы. Исполнил Рева приказ. Но себя не уберег. Не знал он тогда, прощаясь у этого брода, что прощается навсегда. Что отлетит его душа в небесные станицы и упокоится в них рядом с доченькой и женушкой любимыми. Видно, было так Господу угодно – стосковавшиеся души разлученные вновь соединить. Все в руках его. Лишь он один знает, что человеку нужно. То и дает. Остальное – все суета.

Кони, тащившие арбу, зафыркали губами, окуная их в холодную воду. Брод был неглубоким. Арбакеш нарочно не спешил, давая коням отдохнуть. Станица, куда они держали путь, судя по всему, была совсем рядом. Из-за невысокой скалы, отделявшей брод от дороги, была видна часть вышки. На ее камышовой крыше сидела птица, похожая на канюка. Этот хищный разбойник получил свое название из-за звуков, которые издает. Они такие тягучие и противные, что кажется, это канючит не птица, а кот.

Арбакеш негромко присвистнул и дернул поводья. Лошади, недовольно фыркнув, нехотя ступили в воду. Преодолев неглубокий брод, арба, стуча колесами, вошла в поворот. Здесь, у берега реки, невидимая для чужого глаза, находилась залога. Услышав свист адыга, на мгновение из зарослей ивняка показалась голова в скуфье с клобуком на запорожский лад. Опытным взглядом Платон Сусло определил, кто едет и с какой целью. Поняв, что опасности нет, он вновь скрылся в куширях.

– Адыги, видать, по нужде в станицу едут. Трое. Один из них парубок. Везут шо-то в арбе под рогожей, – скороговоркой выпалил он своему напарнику.

Задремавший было от полуденного зноя стоявший на вышке Иван Колбаса, услышав стук колес по камням, встрепенулся и незлобно выругался:

– Хай вам грэць, бисовы диты. Да никак черкесы!

Канюк, издав свой противный, режущий слух визг, взмахнув крыльями, перелетел на соседнюю ветлу и вновь замер, выглядывая себе добычу.

Арба понемногу приближалась к вышке, на которой стоял Иван. Он мог уже рассмотреть лица ехавших в арбе. Кто-то лежал на задках арбы, накрытый рогожей. Лицо его Ивану показалось знакомым.

– Господи Святый! Так