Аромат изгнания - Ондин Хайят

дома с Пьером и двумя слугами, а я добилась разрешения отправиться с мамой, папой и Алией в город. По пути мы молчали. Как он там? Хорошо ли с ним обращаются? Кухарка дала нам полную корзину еды, чтобы отдать ему при встрече. Коляска остановилась неподалеку от рыночной площади. Воздух там будто наэлектризовался. Я пошла за папой, но он вдруг замер. От ропота ужаса вспухло сердце толпы. Он крепко схватил меня за руку, пытаясь увести. Я яростно отбивалась и в конце концов сумела вырваться. И тогда я увидела, как по черным от народа улицам движется нечто непостижимое: турки несли голову деда, насаженную на пику, и обходили с нею город, дабы показать всему населению, какая участь ему уготована. На деревьях висели тела, медленно покачиваясь в ритме ласкавшего город ветерка. Это был ужас: все это происходило в знакомых местах моего детства, тех, по которым мы столько раз гуляли с легким сердцем. Папа потянул меня за руку – я не могла шевельнуться. Я стояла неподвижно и не могла оторвать глаз от деда. Куда они дели тело? Я была уверена, что он сейчас зашевелится и устремит на меня взгляд своих таких голубых глаз.

Все это только кошмарный сон, правда, дедушка? Разве люди могут сделать такое?

Турки все шли, высоко подняв пику. Это была целая процессия, почти торжественная, и вот она прошествовала перед нами. Весь город затаил дыхание. Люди узнавали нас, меня и папу, и подходили, чтобы выразить соболезнования. Но я их не видела, не в силах стряхнуть с себя оцепенение. Я не хотела ни их сочувствия, ни их понимания, потому что это было за пределами выносимого. Когда голова деда почти скрылась из вида, я пошла следом. Куда они ее несут? Я шла медленно. Папа, мама и Алия так тянули меня к себе, что чуть не оторвали руку.

– Прошу тебя, Луиза, уйдем.

Уйти? Но куда? Мы же не можем оставить дедушку одного!

Еще некоторое время я следовала за процессией. Люди расступались, пропуская меня.

– Это маленькая поэтесса. Бедное дитя, это ее деда несут, – слышала я вслед.

Я шла, не отрывая глаз от деда, и вдруг почувствовала полное безразличие ко всему. Мне показалось, что я лечу к нему, и ничто больше не держит меня здесь.

К чему писать стихи? Какие слова могут выразить это?

Папа и сам потерял терпение и так крепко схватил меня за руку, что я вскрикнула от боли. Я повернула к нему замутившийся взгляд, и он дал мне пощечину, чтобы привести в себя. Алия и еще один слуга кинулись к нам. Они крепко держали меня, не давая бежать к деду, потому что у меня не было сил оторваться от него. Никогда я не представляла себе, что мне придется без него жить. Как будто я встала однажды утром и увидела, что солнце умерло и лежит, растерзанное, на земле.

Кто сложит головоломку моей жизни? Кто произнесет завтрашние слова и утешит мир?

Земля разверзлась под моими ногами и поглотила меня. Меня отнесли в коляску. В последний раз я устремила взгляд на деда, который уже скрылся из вида.

Я пришла в себя дома и явственно ощутила панику, охватившую папу и маму. Вскоре все собрались в большой гостиной. Нам велели собрать вещи. Надо было бежать, и быстро. Слуги помогли уложить чемоданы. Мы уедем в Константинополь завтра же, на поезде. Я схватила папу за руку.

– А Жиль? Надо пойти за Жилем! – взмолилась я.

– Мы пойдем за ним в приют завтра утром, – пообещал он.

Мария несколько раз спрашивала, где дедушка и поедет ли он с нами. Ни у кого не хватило духу ответить ей, и она перестала задавать вопросы. Мы наскоро поужинали – есть никому не хотелось. Как я жалела потом, что не съела все, что нам подали в тот вечер! Маме пришлось остаться с Марией, пока она наконец не уснула, прижав к себе Прескотта.

Я легла в постель. Но могла ли я спать после того, что видела? Едва я закрывала глаза, мне казалось, что тьма поглотит меня. Мама села ко мне на кровать, и я бросилась в ее объятия. Боже мой, ее запах лаванды в ту ночь! Я вдыхала его и не могла остановиться. Это был самый последний кусочек моего детства. Как смутно я его почувствовала? Я долго цеплялась за ее шею, и огромная пустота захлестнула меня, когда она вышла из комнаты и дверь за ней закрылась. Я так устала, что провалилась в сон и проснулась среди ночи, почувствовав совсем рядом присутствие дедушки. Наверно, если бы это явственное присутствие не вытащило меня из постели, не заставило взяться за тетрадь, я бы тоже погибла в ту ночь.

Почему он захотел спасти меня, когда столько ужасов еще ждало меня впереди?

Я села за парту и написала:

Дедушка, ты всегда был со мной,

      плоть твоя камень и огонь,

            звездная радуга на углях сомнений…

Дедушка, ты ушел в бесконечность,

                        зияя утренней раной…

Дедушка, да пребудешь ты всегда

                 кирпичиком нашей вечности…

Вдруг я услышала незнакомые голоса. Страх сковал меня. Я скользнула к окну, чтобы посмотреть, что происходит, и различила несколько темных силуэтов на траве перед домом. Они исчезли, и тут же удушающий запах донесся до меня, закупорив горло. Дом горел! На несколько секунд я замерла, застыла в бездействии. Наконец я смогла двинуться с места, поспешно сунула тетрадь со стихами и красный пенал в сумку и побежала в комнату Марии, чтобы вывести ее. Она не хотела уходить без Прескотта, но я велела ей идти за мной, заверив ее, что он сам придет к нам. Я делала все механически, как будто кто-то другой управлял мной. Я вошла в комнату Пьера. С первого этажа валил густой дым. Я долго не могла добудиться брата и наконец стала бесцеремонно трясти его, крича в самое ухо, пока он не встал. Мы втроем направились к лестнице. Дым разъедал глаза. Спустившись вниз, я поняла, что большая кухня и кабинет деда охвачены огнем. Я кинулась к спальне родителей, и ужас приковал меня к полу. Комната была окружена пламенем. Войти я не могла. Я умоляла Пьера увести Марию на улицу, чтобы она не видела этого, и протянула ему мою сумку. Отчаянным голосом я звала маму. Мне удалось расслышать слабый звук ее голоса сквозь вой пламени,