Элеонора Августа - Борис Вячеславович Конофальский

стена прогорела, и проход там оказался весьма велик – перед ним начала строиться колонна из людей Карла Брюнхвальда. Горцы, больше опасаясь удара с севера, встали у прогара большой баталией, но Волков не торопился атаковать, к чему ему потери, он и так знал, что до вечера управится, и поэтому велел привезти сюда кулеврины. Кулеврины поставили совсем рядом, за рвом, и били они так часто и так метко, что горцы понесли немалые потери, попятились от огня и отошли в глубь лагеря. А уж за ними через ров полез Вилли с сотней мушкетеров и там, среди палаток и телег, стал весьма успешно избивать горцев и дальше, а уже за ним последовали пехотные роты. И ландскнехты после нескольких залпов картечи без труда смяли у западной стены тех, кто их думал остановить. С двух сторон навалились на горцев и сразу оттеснили их к южному углу лагеря. Там горцы огородились телегами, ощетинились, желая драться насмерть. Но опять кавалер не дал им повода стать героями, а опять звал пушки и, пока те не подошли, велел Рохе бить глупых, не переставая, из мушкетов и аркебуз. А когда большие пушки докатились до надобного места, то дело сразу и разрешилось. Генерал Каненбах решил из лагеря вырваться и пошел в атаку сам, пошел на ландскнехтов, желая пробиться к южному выходу из лагеря. Тут и началось для горцев побоище. Были убиты знаменосцы, строй смешался от огня пушек и стрелков, а ландскнехты ничуть не подвинулись, не отошли. И лишь немногие горцы и наемники пробились к выходу, но и там не нашли спасения – выбегая из лагеря без всякого строя, попадали они под копыта лошадей фон Реддернауфа, что сторожил беглецов с юга. А потом и генерал пал, и горцы пришли в смятение, невиданное Волковым доселе. И первый раз на его глазах на крики «бросай оружие» так они и поступали, а не бились до смерти, как это бывало раньше.

Глава 22

До Шаффхаузена от деревни Рэ один день пути, даже меньше, и идти по самым заселенным землям. Большой обоз тащить нет смысла, всегда можно взять нужное в деревнях по дороге. И снова, по негласно сложившейся в его войске традиции, солдаты рассчитывали на день отдыха. Кавалеру это не нравилось, он буквально физически чувствовал время, кожей ощущал, как оно утекает, но все-таки решил дать людям отдохнуть. Один день – бог с ними, пусть побездельничают. Тем более что его да и всех офицеров волновал один вопрос. И опять это был вопрос пороха. Кажется, взяли его много, к хорошему, привезенному с собой, добавили плохого, найденного в арсенале Висликофена. Но за два дня пальбы пушки сожгли четверть всего запаса. Большие пушки были неуемны в потреблении зелья. Что ни выстрел, то полведра, что ни выстрел, то полведра. Часть ядер, которыми били забор лагеря, потом подобрали, а порох-то не вернуть. Хоть Шаффхаузен стены и ворота, по утверждению Дорфуса, имел старые, но вдруг дело затянется. Не пришлось бы бросить дело недоделанным и отходить к Висликофену из-за того, что кончился порох.

Да, все было непросто и, сколько Волков ни побеждал, проще не становилось. А деньки-то стремительно улетали, вечер пришел – день улетел. И до окончания контрактов большинства его людей уже меньше месяца. И теперь они, солдаты и офицеры, потратят еще один принадлежащий ему день на свой отдых. Все, что он мог сделать, так это отправить большой кавалерийский дозор с опытным офицером во главе в сторону Шаффхаузена, чтобы тот разведал дорогу хотя бы на половину дня пути. Ну, хоть что-то.

Едва сдерживаясь, чтобы не срываться на окружавших его людей, приказал взять пленных и похоронить всех убитых. После пошел с Брюнхвальдом смотреть, что взяли в лагере врага. И вдруг – удача: один из пленных просил его о встрече. Среди пленных наемников ходили слухи, что Эшбахт всех их перережет, местных даст выкупить, а наемников побьет. Поэтому этот немолодой солдат очень хотел тайно встретиться с Волковым. Генерал согласился. И солдат сказал, что он женат на молодой бабе и что у него двое малых детей, что без него они пропадут, поэтому он просил кавалера его отпустить. И за то он скажет, где генерал Каненбах спрятал полковую казну. Пленный оказался знаком с конюхом генерала Каненбаха и помогал ему. Волков сразу обещал отпустить солдата, и тот указал место у восточной стены лагеря. Сундук тут же откопали и сломали замок. Внутри оказалось шесть тысяч двести двенадцать отличных монет местной чеканки, которые по весу почти не уступали талерам Ребенрее. Деньги никогда не лишние, но это серебро не решало вопросов с порохом. Генерал все еще сомневался, что его хватит на штурм столицы кантона. Поэтому и ел кавалер в тот день не очень хорошо, без удовольствия.

Перед сном его немного порадовали кавалеристы. Вернувшись из рекогносцировки, они сказали, что за весь путь почти не встретили отрядов горцев. Был один маленький отряд, но он при их приближении спрятался в небольшой деревне, бросив две телеги обоза. Офицер-кавалерист в деревню за ними не поехал, лишь сжег телеги и забрал лошадей.

А до рассвета Волков собрал офицеров на совет. Просил их высказать мнение. И все согласились идти на Шаффхаузен с тем порохом, что есть, так как возвращаться в Висликофен за пополнением запасов – это потерять четыре дня. Возник вопрос, что делать с пленными. Роха предлагал порезать хотя бы наемников, чтобы не отягощать войско, но Волков отказался это делать. Он хотел, чтобы инициатором резни были люди Бреггена, а не он. Пусть люди кантона сами откажутся от наемников. Мало того, он послал к пленным Максимилиана, чтобы тот сказал им, что генерал – человек богобоязненный и лишней крови человеческой не желает, поэтому он отведет их к Шаффхаузену, и там наниматели пусть их судьбу и решают. Максимилиан пришел и сказал, что пленные наемники после слов его стали грустны, так как не верили они, что кантон Брегген к их судьбе проявит участие, а не наплюет на них, как это уже бывало. Раненых врагов убивать не стали, бросили у деревни, Волков велел взять с собой лишь раненых офицеров.

В общем, еще по росе и утреннему туману войско вышло и от деревни Рэ свернуло на юго-запад к Шаффхаузену.

– Пусть все, кто верит в Господа Всемогущего, помолятся, чтобы даровал нам помощь в дороге и деле ратном, – распорядился генерал и сам был для