Равенсбрюк. Жизнь вопреки - Станислав Васильевич Аристов

опасного для себя. То есть я вам должна сказать, что все-таки как-то интеллигенция она как-то вызывала уважение. Собственно, я бы не могла так часто сталкиваться, вы знаете даже иногда на работе, например, работая тридцать два года, никто не знал, кто я по национальности вообще. И когда увидели как-то меня по телевизору, они часто приглашают, просто рассказать. «Как же столько лет работая, вы нам ничего не рассказывали?» Так тоже бывает. Сейчас оно все время всплывает и всплывает.

И. Прошлое?

Р. Прошлое. Ну, человек в этом возрасте, будущее в чем? Родилась правнучка, я буквально танцевала (смеется) и пела, пела даже на французском. Это вот только будущее и счастье – это дети своих детей. Внук защищал кандидатскую, у него оппонент был замминистра МИД. Как он выразился: «Это наша утренняя звезда». Было очень, конечно, отрадно слышать. А жена его, Машенька, она говорила, когда они в Корее все были:

«Самый образованный в нашем посольстве – это Илья». А у самой, конечно, почему человек в этом возрасте живет прошлым, потому что фактически своего личного будущего уже нет. Но это личное тоже, это все свое.

И. Людмила Александровна, мы все-таки будем возвращаться назад немножко.

Р. Да, вопросы, конечно, пожалуйста, потому что я могу и перескакивать. Вот это я храню. Это удостоверение за подписью генерала Никитина, мое командировочное предписание. Вот это фотографии две, это примерно… уже, видите, и волосики у нас отросли за это время, это вот две девочки из Запорожья были, а это уже два года спустя. Вот это и это, а это я, а это уже два года спустя.

И. Красиво.

Р. Вот это к шестидесятилетию в концлагере Заксенхаузен. Там дочь Рокоссовского. Вы с ней не знакомы?

И. Нет, мы лично не знакомы.

Р. Это вот наши женщины из Равенсбрюка. А вот это стена, о которой я говорю. Она сейчас разделена на…

И. Национальности.

Р. Нет, страны. К шестидесятилетию шли вот с такими транспарантами.

И. Это украинки здесь.

Р. Да, это вот на шестидесятилетие я пригласила Драбкина Якова Самойловича из Академии наук[750].

И. С Драбкиным вы лично знакомы?

Р. Да, его выступление, он же был освободителем.

И. Да, я знаю, что он был освободителем. И вы с ним при освобождении, когда вы с ним познакомились?

Р. Нет, конечно. Нет, я его здесь, мне нужно найти было освободителя. Вот это его выступление на шестидесятилетии.

И. То есть вы с ним уже здесь, в Москве, познакомились? И через сколько это лет?

Р. К шестидесятилетию я его пригласила и, несмотря на возраст, он все же согласился поехать. Вот есть десять портретов из разных стран на территории музея Равенсбрюк, и вот моя фотография там, представляющая Россию. То есть одна фотография от каждой страны. Но они почему-то мою выбрали. А это наши женщины из России. Огромная фотография.

И. Это выставка была ваших фотографий?

Р. Да. Не только моя, это десять стран и от каждой страны. Огромная, ну вы видите даже по размеру, где-то пять метров высоту.

И. Когда вы последний раз были в Равенсбрюке?

Р. Последний раз я была в Равенсбрюке в этом году. Я решила, то есть существует такой фонд Кольбе. Это интереснейшая история. Это бывший промышленник, а также священнослужитель[751]. Когда шла война, то он был как антифашист, но, будучи антифашистом в Германии, он знал, чем это может кончиться. И был все-таки арестован и отправлен в Освенцим. Ведь они как только могли издевались, то есть это вы знаете, трагедия человечества. И когда каждого десятого должны были расстреливать, то этот десятый пал на него, то есть не на него, а на рядом стоящего. И он сказал, как человек, как священнослужитель католической церкви, он сказал, знал ли он этого человека или нет: «Я знаю этого человека, у него дома большая семья. Возьмите меня, а его оставьте». Этот человек дожил до 86 лет. Кольбе расстреляли. Но когда его не стало, то вскрыли его завещание, где было написано: «Кто прошел этот ад, всячески оказывать, где бы этот человек ни был, ему помощь». Промышленность и сейчас работает. И каждый раз этот фонд приглашает на отдых бывших заключенных, но только в основном лагерей смерти. Ну, так как я уже не один год работаю в комитете, то руководство «Кольбе» обратилось ко мне, пригласить двенадцать человек, кого я сочту нужным из лагерей, не только из Равенсбрюка. И вот я нашла, это было, вы знаете, как сложно, потому что, во-первых, возраст, потому что я знала прекрасно, что встреча и с государственными деятелями, и с церковными священнослужителями, и человек должен что-то сказать, и, как говорится, ты должен представлять Россию. Чтобы это был представитель России. Я на протяжении трех месяцев занималась поиском. Вот я их пригласила, сейчас я вам о них расскажу. Две девочки из Волгограда, именно были девочками из Освенцима, у которых до сих пор есть выгравированный номер. Это достойнейшие люди, одна директор школы, вторая филолог, профессор. Дайте, я вам их покажу (показывает фотографию). Вот эти две. Дальше, вот этот человек из Маутхаузена. Этот из Равенсбрюка, и я из Равенсбрюка. Это из варшавского Сопротивления, будучи в Освенциме четырнадцатилетней, ребенком можно сказать еще. Вот это человек очень интересный, это из администрации Горбачева, из Майданека. Вы тоже слышали о нем, да? Вот этот человек из княжеской семьи, будучи совсем ребенком, тоже из Освенцима. Вот из Бухенвальда. То есть вот все, все, с разными судьбами. Вот я их собрала, и в один из дней я с ними отправилась в Равенсбрюк, в музей. Обелиск, вы знаете тоже.

И. Да, я был в музее.

Р. Вот это было в 1984 году. Ну здесь мы еще все молодые были. (Смеется.) Вот это я, это актриса, она и сейчас с мужем… Я вам так много могу рассказывать, лучше задавайте вопросы. Это озеро, куда ссыпали пепел.

И. Это рядом с Фюрстенбергом[752]. Мы с вами остановились на том моменте, когда немцы пришли в город. Вы в принципе сказали, что сначала ничего не изменилось, особенно для интеллигенции.

Р. Ну, вы знаете, это сложно сказать. Однажды я шла по городу, по центральной улице, и вели преподавательский состав институтов. Но, как ни странно, много из преподавательского состава евреи. Это уже потом стало известно, они же не расстреливали… И в Сталино, Донецке, не было гетто, они вели их в затопленные шахты и там топили просто людей, пока все не погибли там. Поэтому принято у каждого человека, если он человек, приходить… приходить к могиле близких.