Легенда об Эльфийской Погибели - Александра Рау

class="p1">Сердце вдруг забилось быстрее и громче, будто бы очнувшись ото сна. Конечности заныли, вспомнив о пропущенных ударах. Волна силы прокатилась до самых пят, вызывая непреодолимое желание встать, и я поднялся, но так и не набрался смелости открыть глаза. На это понадобилось время.

За пределами своих век я не увидел ничего, кроме темноты. Ни следа от доспехов или облаченных в них тел. Горы растворились на бесконечно черном полотне, заменившем моему зрению небо, землю, луну и горизонт. Я сделал шаг вперед, но, казалось, не сдвинулся с места. Вытянул руку, но она не потерялась в черном тумане – коим, как я надеялся, он являлся, – а лишь возникла грязным пятном на черном фоне. Попытался оглядеться, но вскоре столкнулся с тошнотой и головокружением; не имея ориентиров, невозможно было понять, сколько оборотов вокруг своей оси я сделал – по моим подсчетам, где-то от десяти до тысячи.

Мир погрузился во тьму.

Глава 18

Солнечный свет не ознаменовал начало нового дня, а птицы не спели приветственную трель. Я использовал все возможности своего разума, чтобы найти края этой тюрьмы и пробить брешь в ее стенах, но так и не смог понять принцип ее устройства. От бега сводило ноги. Абсолютная тишина делала мысли столь громкими, что хотелось прикрыть уши; я понимал, что смысла в этом мало, но остаться с жалким голосом моего разума навеки казалось невыносимой перспективой.

Куда бы я ни шел, воспоминания сию секунду догоняли меня. Я старался думать о счастливом, проведенном в неведении детстве, о первой встрече с лисицей, о ночи в таверне с капитаном и его гвардейцами, но все картинки так или иначе сменялись на окровавленные, обугленные тела и пепел, от них оставшийся. Я уничтожил почти всех, кого когда-либо любил, и затронул тысячи жизней, которых не имел права касаться.

Надев маску странствующего аристократа и войдя в стены замка семьи Уондермир, я должен был помочь избежать войны. Тогда силы казались подарком Богини. Но где же Она была, когда стало ясно, что предназначением моим было не спасение, а погибель? Или же Она сама наделила меня такой судьбой? Сомнительный поступок для той, что тысячелетиями тщательно оберегала эльфийский народ от растворения в людском многообразии.

Гнетущее предвкушение вечного одиночества медленно изводило меня. Я пересматривал в памяти каждый шаг, что делал в своей жизни, начиная с самого первого из тех, что вообще мог вспомнить, и теперь более ясно осознавал многие вещи. Случайные прикосновения Бэт к Индису никогда не были так уж случайны. Сэр Фалкирк был на деле несчастным человеком; если бы его глупость не шла рука об руку с сильным желанием жить, он бы давно напоролся на чей-нибудь решительный клинок. Ариадна подвязывала волосы нитью, когда задумывалась или злилась, а…

Я тут же коснулся своего запястья. Нить пропиталась кровью и покрылась слоем пыли, но все еще крепко держалась на руке; даже крошечный бант остался в первозданном виде. Меня будто окатили холодной водой. Они были правы. Вместо того чтобы продолжить начатое нами дело, я обесценил все шаги, что с таким усердием делались весь последний год. Ариадна боролась за то, чтобы ее страна жила с распахнутой душой и горящими глазами, но пепелище не сможет воплотить ее мечту.

Я обещал себе не связываться с людьми.

Не влюбляться, не дружить, не дорожить их короткими жизнями.

Боль была нестерпима.

Я раздирал кожу пальцами, но на ссадинах не выступало и намека на кровь. Тянул себя за волосы, вырывая клоками, бесследно терявшимися в темноте, но волос не становилось меньше. Самоистязание не приносило ни малейшего облегчения; оно казалось не наказанием, а попыткой замолить грехи, и я плевался от собственной мерзости. Не думал, что когда-нибудь буду так сильно скучать по ударам плетьми.

Выбившись из сил, я попытался заснуть, но и это оказалось невозможным.

Усталость чуть проходила, и тогда я снова отправлялся на поиски края этого мрачного мира. Порой мне казалось, что с земли я переходил на стены и потолок, хоть для того и не было видимых причин. Как, впрочем, и для чего-либо другого, что я мог бы увидеть.

Рассудок стремительно покидал меня.

Когда носа коснулся едва ощутимый сладковатый запах, я решил, что разум подарил воспоминаниям новые краски, чтобы я окончательно не забыл о том, каково это – чувствовать. Однако затем запах стал более отчетливым, а слух уловил тихий шелест листьев. От восторга сердце едва не выпрыгнуло из груди. Определить источник звука было сложно, но я понесся к нему на всех парах, старательно прислушиваясь и выясняя, приближается ли он. Находящееся в постоянном напряжении зрение среагировало на изменения острой болью.

Полотно прорезалось, и беспощадный мрак окрасился тонкой полоской солнечного света. В нем танцевали мельчайшие частички пыли, а цветочный запах лавиной ворвался в обитель тьмы. Создавалось впечатление, будто бы задуманная Отцом Духов пытка оказалась вероломно прервана его женой – и всей той жизнью, что она олицетворяла.

Мои шаги стали осторожнее. Я не мог знать, что в том оплоте света находилась именно Она, как не знал и того, какие именно чувства испытывал по этому поводу. Благодарность за окончание скитаний в темноте была велика, но еще более ощутимым был гнев; кулаки сжались, и ладони засаднили там, где ногти впивались в кожу. Смелость, необходимая, чтобы выйти на свет, переливалась через край, но я дождался, пока пройдет захлестнувший меня порыв, и только потом ступил на территорию жизни.

Даже проведя все свои годы в одном из самых живописных эльфийских лесов, я не представлял, что на свете существовали цветы стольких видов и оттенков. Крошечный пруд был окружен поразительным буйством зелени; деревья и кустарники тянулись к его водам, будто бы те наполняли их ни на что не похожей силой. Птицы беспечно качались на хрупких ветках, щебеча с сородичами о чем-то сокровенном, но чем-то слишком красивом, чтобы приглушать чарующую песнь. Кочующие с цветка на цветок бабочки дожидались своей очереди, чтобы опуститься на раскрытую ладонь Богини.

Она была именно такой, какой я ее себе представлял, – что, впрочем, неудивительно, если происходящее было плодом обезумевшего воображения, – разве что чуточку выше. Изящная женщина в облаке из полупрозрачной, воздушной ткани опустилась на камень, выглядывающий из воды у самого берега, и принялась увлеченно рассматривать прилетевших с отчетом насекомых. Они держались строго и прямо – благодаря чему я и определил цель их визита, – совсем не размахивая очаровательными крылышками. Волосы Богини были цвета солнца, и, вероятно, потому его свет так увлеченно играл с локонами в прятки; даже небесное светило понимало, кто из них в самом деле управлял мирозданием.

Мать Природа медленно перевела на меня взгляд, словно заметила случайно, и удивленно вскинула брови.

– А вот и ты, – протянула она, сверкнув легкой улыбкой. – Добро пожаловать в мои владения.

Едва заметно тряхнув рукой, Богиня прогнала крошечных подданных и принялась разглаживать складки на юбке. Мне было страшно неловко от чувства, что я нахожусь на аудиенции у той, кого всю жизнь почитал, чьего одобрения мысленно спрашивал после каждого поступка. Я оглядел себя: доспехи исчезли, а пропитанные кровью ткани сменились на невесомые, дышащие свежестью одежды.

– Не могла же я пустить тебя сюда в прежнем виде, – объяснила Богиня, заметив мое замешательство. – Я не потерплю кровопролития в своем доме.

– Значит, против жестокости в чужих домах вы ничего не имеете? – не выдержал я, позабыв о благодарности.

– Полно, Аарон.

– Мое имя звучит иначе.

– По-твоему, я в силах запомнить каждое из ваших имен? – усмехнулась она, всячески выказывая безразличие. – Их количество стремится к бесконечности.

– Почему же запомнили имя Аарона? Он не был рожден во времена, когда фантазия эльфов еще не успела вам наскучить.

– Оно… звучное.

Она пожала плечами, а я едва не поперхнулся, услышав столь поверхностное объяснение. Отношение Богини к созданным ею существам представлялось мне иным; казалось, будто она знала каждого из нас так, как не знал никто другой, и потому ее участие в жизни виделось мне неоспоримым фактом, очевидным даже тем, кто не проявлял большой любви к Природе. Ее отстраненность, однако, была ожидаема; редкий правитель ведает, что творится на его землях.

Я не заметил, как, занервничав, вновь начал раздирать старые ссадины.

– Не стоит так усердствовать, – указала Богиня на мои руки и поежилась от отвращения. – Времени здесь не существует, а значит, как бы того ни желал, ты не сможешь ничего изменить.

– Времени… не существует? – я ошеломленно замер, повторяя ее слова, чтобы лучше их расслышать. – Я… уничтожил весь мир?

– Что? – переспросила она, заливаясь искристым смехом. – Вы, эльфы, бываете чересчур уверены в своих силах.