Паткуль. Неистовый лифляндец - Борис Николаевич Григорьев

оправдаться перед царём. Об этом косвенно свидетельствуют последующие события в Москве. Но история продолжает хранить молчание и об обстоятельствах планирования, и об истинных целях, и об авторах сценария «аферы Кеттена», равно как и о степени участия в ней нашего героя.

Й.Ф. фон Арнштедт появился в Москве раньше Паткуля – последний добрался до неё только в марте 1703 года. По поручению царя ему пришлось заезжать в Батурин и встречаться с гетманом Мазепой. На Украине под предводительством небезызвестного самостийника полковника Палея взбунтовались казаки и ополчились против «жидов и ляхов». Паткулю вместе с гетманом и польским военачальником Синявским пришлось вести переговоры о сдаче бунтовщиками Белой Церкви. По дороге тяжело заболел Хейнс, и Паткулю пришлось оставить его и добираться до русской столицы в одиночку.

Пётр собирался выехать под недавно завоёванный Нётеборг и успел вместе с Головиным накоротке встретиться с саксонским резидентом Кёнигсекком и только что прибывшим фон Арнштедтом. Последний доложил о просьбе Августа относительно новых денежных субсидий. Царю хорошо были известны причины денежных затруднений своего «друга» Августа, и он не скрывал своего раздражения. Поддерживать блеск «нищих» куртизанок короля у Петра не было ни малейшего желания. Й.Ф. фон Арнштедт был вынужден доложить Августу, что обстановка вокруг «финансовой просьбы» в Москве складывается не благоприятно.

Паткуль сразу попал с корабля на бал и принял самое деятельное участие в начавшихся переговорах. Он, к приятному удивлению саксонских дипломатов, самым настоятельным образом порекомендовал царю и его премьер-министру оказать польскому королю денежную помощь. «Только благодаря тайному советнику Паткулю царь изъявил теперь готовность оказать королю помощь деньгами и войском», — сообщил Ф. Головин Кёнигсекку и Арнштедту. У Арнштедта при этих словах отвисла челюсть, но у него хватило самообладания незамедлительно передать это радостное известие Августу.

В тот же день Пётр уехал в русский лагерь под Нётеборгом, будущим Шлиссельбургом, приказав обоим саксонским послам следовать за ним. Кёнигсекк и Арнштедт находились в затруднительном положении: они не могли ослушаться царя, но и боялись уезжать из Москвы, не оформив перевод денег Августу. И опять Паткуль пришёл им на помощь: он уговорил Головина оформить вексель без именного повеления Петра. Деньги в сумме 240 тысяч талеров были оформлены, и пунктуальный Арнштедт снова доложил об этом в Дрезден. Можно было себе представить, какую изумлённую мину скорчил при этом известии канцлер Байхлинген!

Урегулировав денежный – самый трудный – вопрос, Паткуль вместе с саксонцами выехал вслед за царём. Е. Эрдманн пишет, что спустя некоторое время Паткуль сообщил Арнштедту, что он доложил об «афере Кеттена» Петру и что царь похвалил его за верность. Определение «спустя некоторое время» можно с большой степенью уверенности отнести именно на этот период, когда Паткуль много и тесно общался с обоими послами Августа и особенно с Арнштедтом. Не исключено, что фон Арнштедт в благодарность за помощь, оказанную ему Паткулем во время трудных переговоров в Москве, отказался от мысли «закладывать» его перед царём. Впоследствии честный и благородный фон Арнштедт будет искренно пытаться помочь попавшему в беду Паткулю. Сам Паткуль, судя по всему, никаких предложений о мире со шведами царю или Головину не высказывал – время для этого было совершенно не подходящим. Русские войска успешно вытесняли шведов из Прибалтики и одерживали там одну победу за другой.

Из русского полевого лагеря на Неве Паткуль направил пространную объяснительную записку королю Августу, в которой он пытается оправдаться за участие в «афере Кеттена». Он утверждал, что пошёл на контакт с Кеттеном исключительно из рациональных соображений, имея в виду в первую очередь прошведские настроения австрийской императрицы и некоторой части министров венского двора. По этим причинам, писал Паткуль, он не отклонил предложения шведов с порога, а решил завязать с ними контакт, чтобы подробнее узнать об их происках. А в целом он никогда и в мыслях своих не имел оказывать какую бы то ни было помощь ненавистным шведам – он всегда будет верным слугой как царю, так и Августу, оказавшему и покровительство, и защиту в трудные для него годы.

Эти оправдания, на наш взгляд, лишь подтверждают предположения о том, что Паткуль в определённый момент всё-таки поддался на ловушку, расставленную шведами, и был близок к тому, чтобы превратиться в исполнителя их воли. Теперь, получив от царя прощение за участие в «афере», Паткуль «воспрянул духом» и «воспарил» к такой беспардонной лжи, каковой несомненно являлась упомянутая записка Августу. Им явно руководило желание очистить свою подмоченную репутацию и облегчить угрызения совести. Впрочем, не исключено что задним числом Паткуль искренно верил в собственную версию событий – это часто случается с людьми фанатичными и одержимыми. Но Август был проницательным и злопамятным пройдохой и конечно не поверил ни одному слову своего бывшего советника.

Во время поездки фон Арнштедт рассказал Паткулю о скандальном деле с французским послом дю Эроном. Пока Варшава была занята шведами, француз тесно сблизился с графом Пипером и возобновил свои интриги против Августа, агитируя польских панов выйти из войны на стороне саксонцев. Некоторое время спустя, когда польско-саксонское войско на короткое время выбило шведов из столицы, эти действия французского посла стали известны Августу, а потому, когда он снова был вынужден спешно оставить столицу шведам, он предложил дю Эрону следовать за ним. Француз проявил строптивость: он заявил, что, кроме Дрездена, он аккредитован ещё и в Польской республике, а потому из Варшавы уезжать не намерен. Это взбесило Августа настолько, что он приказал арестовать посла прямо на улице и доставить его в свой лагерь под Варшавой. В Париже это событие вызвало ответные меры – по приказу Людовика ХIV во Франции были арестованы несколько польских аристократов, но Августу было уже всё ни по чём: он приказал доставить дю Эрона к западной польской границе и выслать из страны. В январе 1703 года маркиз появился в Париже – его дипломатическая миссия бесславно закончилась.

Возможно, что известие об аресте французского дипломата и развеселило Паткуля и уж во всяком случае нисколько не насторожило. А между тем произвольное обращение саксонского двора с высокопоставленными дипломатами по прошествии двух лет сыграет в жизни Паткуля роковую роль.

Военно-дипломатическая деятельность Паткуля на русской службе между тем успешно продолжалась. Здесь, в непосредственной близости к своей родине, Паткуль, по выражению нашего известного романиста И. Лажечникова, работал рукой, сердцем и головой, чтобы сокрушить могущество Швеции. Писатель в своём романе «Последний новик», в целом придерживаясь исторической канвы, наделяет фигуру Паткуля чертами романтическими и героическими, которые в общем-то были не свойственны Паткулю, особенно в описываемый период времени. Паткуль И. Лажечникова предстаёт перед читателем этаким лифляндским Роб Роем[55], крепко державшим нити антишведского заговора, созревшего якобы в прорусских кругах лифляндского дворянства. Он выступает за присоединение Лифляндии к России, осуществляет рейды по шведским тылам и добывает ценную развединформацию для фельдмаршала Шереметева. Впрочем, не будем строго судить знаменитого романиста – он сам писал, что в историческом романе истина всегда должна уступать место поэзии, если первая мешает второй.

Вместе с тем, все биографы Паткуля подтверждают, что он не сидел в «обозе» царя Петра, сложа руки. Несомненно, он пытался воздействовать на русских военачальников, чтобы удержать их войска от излишних жестокостей в Лифляндии; он не отказывался от своей идеи передать Лифляндию под власть польского короля. Но он продолжал оказывать царю и его помощникам ценные услуги. К марту 1703 года, спустя несколько месяцев после падения Нётеборга и переименования его в Шлиссельбург, была завоёвана крепость Ниеншанц (Нюенсканс), и Пётр поручил военному совету, в том числе и Паткулю, проанализировать, чтó было целесообразней предпринять: укрепить дополнительно Ниеншанцы или выбрать для крепости другое место. Военный совет высказался в пользу второго варианта, и 16 мая на острове Ретусаари был заложен первый камень новой (будущей Петропавловской) крепости, выросшей потом в город Санкт-Петербург. Таким образом, Паткуль приложил свою руку и к основанию будущей столицы России.

Здесь, под Шлиссельбургом, Паткуль составил подробный отчёт для Головина о своей деятельности оберкригскомиссара, а 14 июня передал царю проект предложения об образовании более крупного альянса, направленного против Швеции. Стержневым моментом проекта