Паткуль. Неистовый лифляндец - Борис Николаевич Григорьев

с русским корпусом занял южный район Варшавы. Весь гарнизон во главе с комендантом крепости сдался в плен. Посаженный на польский трон шведский ставленник Станислав Лещинский спасся бегством в Эльбинг. Август с большим триумфом въехал в столицу и в отместку за тёплый приём, оказанный его сопернику Лещинскому, обложил варшавских жителей денежным штрафом в размере полумиллиона талеров. В случае неуплаты он пригрозил выпустить на улицы города своих солдат. Варшавяне предпочли грабежам штраф.

Паткуль получил приказ со своим русским отрядом двигаться на Познань. Там его ждал со своими частями генерал Йохан Матиас Шуленбург. Вместе им предстояло брать крепость у шведов. Предъявленный коменданту крепости полковнику Мардефельдту ультиматум о сдаче и начатая по всем правилам фортификационного искусства осада объединённому русско-саксонскому войску успеха не принесли. В течение нескольких недель союзники со всех сторон безуспешно атаковали город, но накануне решающего штурма от Августа пришёл приказ осаду прекратить и от Познани немедленно отступить. На помощь к Мардефельдту спешил отряд под командованием самого Карла ХII. Паткуль с пехотой, налегке, через прусскую территорию выступил ускоренным маршем под саксонский Нидерлаузитц. Кавалерия, артиллерия и обоз под началом полковника Гёртца должны были соединиться с армией Шуленбурга под Пунитцем, но по неизвестным причинам Гёртц приказа не выполнил и свой отряд к Шуленбургу не привёл.

Солнце склонялось к закату, когда Карл ХII всеми силами обрушился на армию Шуленбурга. Саксонцы возможно впервые за эту войну отчаянно и храбро защищались, и исход сражения долго оставался неопределённым. Глубокой ночью Шуленбургу удалось оторваться от противника и искусным маневром спасти свою армию и привести её к саксонской границе. Разозлившийся Карл, не обнаружив перед собой противника, отдал приказ атаковать появившийся в их поле зрения отряд Гёртца. Результаты короткой схватки были катастрофичными: большинство русских погибли или попали в плен, шведы захватили 11 пушек и большую часть обоза, включая денежную кассу с двухмесячным содержанием на 4 полка.

Паткуль был вне себя от злости на неповоротливого Гёртца. Полковник же сваливал всю вину за катастрофу на Паткуля. Саксонские военачальники в этом споре естественно взяли сторону Гёртца: Паткуль был главнокомандующим и нёс всю ответственность за вверенные ему части. Но Паткуль был слишком самолюбив и не терпел в свой адрес никакой критики – особенно со стороны саксонцев, своих недоброжелателей. Он, со своей стороны, обрушился на них с грубой критикой. Началась склока, в результате которой истина так и не прояснилась, а Паткуль нажил себе новых и непримиримых врагов в лице Гёртца и Шуленбурга.

Разместив поредевший корпус в Нидерлаузитце, Паткуль выехал в Берлин, но после поражения союзных войск под Пунитцем Пруссия и думать не хотела об открытии военных действий против шведов. Не помогали и заманчивые предложения раздела Польши, присоединения Курляндии, оказания помощи войсками и деньгами. К тому же в Берлине появился герцог Джон Черчилль Марлборо и дал понять пруссакам, что если они присоединятся к антишведскому альянсу, то немедленно будут наказаны морскими державами. В апреле 1704 года Англия и Голландия заключили со Швецией новый договор о нейтралитете, согласно которому морские державы брали на себя обязательство выступить против любого врага Карла ХII. Паткуль был вынужден вернуться в Дрезден с пустыми руками. В который раз он почувствовал усталость и высказал пожелание удалиться от всех дел: «Когда же я освобожусь из этой галеры!»

Для Паткуля начинались трудные времена. Дрезденский двор к нему был настроен враждебно. Слишком за многое он брался лично, и теперь его можно было обвинять во всех неудачах и бедах. Поражение под Пунитцем давало дополнительный повод для критики в адрес русского посла, оказавшегося «бездарным» военачальником. Сдерживаемая до поры до времени неприязнь Августа против «лифляндца» стала теперь открыто выплёскиваться на поверхность. Паткуль, со своей стороны, не переставал критиковать саксонцев и самого короля за медлительность, безынициативность и нежелание по-настоящему взяться за дело. Скоро обнаружилось, что саксонцы внедрили в его окружение своего агента и тайно перехватывали его корреспонденцию. Нужно было признать, что тайное дело в Саксонии было поставлено неплохо.

К концу 1704 года обстановка вокруг Паткуля чрезвычайно осложнилась, хотя под защитой царя он продолжал чувствовать себя в безопасности и не обращать внимание на козни врагов. Несмотря на свой ум и проницательность, Паткуль был слишком самоуверен и самолюбив, а потому не мог признать и проанализировать свои ошибки, что помешало ему вовремя и реально оценить надвигавшуюся угрозу. С другой стороны, Паткуль стоял перед непосильной задачей: заставить Августа вращать колесо войны и не давать ему транжирить деньги на развлечения. Хоть он и контролировал теперь кошелёк царя, но держать его постоянно закрытым не мог, потому что капризный Август то и дело угрожал сойти с тропы войны[57]. Паткуль уже испробовал все средства для «урезонивания» ветреного союзника, включая и любовниц короля. В этих целях он поочерёдно вступал в контакт то с графиней Августой фон Кёнигсмарк[58], то с графинями Любомирской и Козел, поднося им дорогие подарки и регулярно отчитываясь о них перед царём.

Настоящей, бескорыстной благосклонностью Паткуль пользовался лишь у матери Августа, вдовы-курфюрстины Анны Софии и даже состоял членом её собственного маленького двора. Вдова, воспитанная в строгих лютеранских нравах, вела скромную, уединённую жизнь и, не одобряя разгульных наклонностей своего сына, выказывала горячую привязанность к Паткулю. Естественно, Паткуль пытался оказывать влияние на сына через мать, но Август редко прислушивался к советам родительницы и всё больше подпадал под влияние бездарного канцлера Пфлюгка, князя-сладострастника А.Э. фон Фюрстенберга, врождённого интригана тайного советника Адольфа Магнуса фон Хойма, супруга графини Козел и личного референта Георга Эрнста фон Пфингстена – прожженных мошенников, профессиональных лизоблюдов и лишённых всяких моральных принципов царедворцев. Эти главные советчики короля всеми фибрами своей души ненавидели Паткуля, при удобном случае вставляли ему палки в колёса и ежечасно, ежеминутно настраивали против него короля. Я.Х.Флемминг к этому времени несколько утратил всё своё влияние на Августа и совершенно охладел к бывшему другу из Лифляндии.

Как мы уже указывали выше, причин для ненависти к русскому послу у дрезденского двора было много. Главная, конечно, заключалась в нелицеприятии нравов этого двора самим Паткулем. Играли роль и личные черты характера – заносчивость, высокомерие, нетерпимость, максимализм, от которых Паткулю пришлось страдать всю свою жизнь и от которых ему так и не удавалось избавиться. К примеру, он незаслуженно критиковал генерала Шуленбурга за его действия под Познанью и, конечно же, приобрёл в его лице ещё одного врага.

Сдаётся, в провокационных целях Август попросил Паткуля составить «независимый» меморандум о состоянии дел в саксонском правительстве, которое во всех столицах Европы снискало дурную славу – его называли не иначе, как продажным и гибельным. Естественно, Паткуль не удержался от самых резких и нелицеприятных оценок и написал всё, как было – правда, сославшись на мнение других дворов Европы. Свой меморандум Паткуль закончил словами: «Dixi et animam salvavi» – «Я сказал и спас свою душу». Позже на документе появится другое латинское изречение, приписываемое Я.Х.Флеммингу: «Maledixisti et damnaberis» – «Ты дурно сказал и будешь осуждён». Август, прочитав суждения Паткуля, страшно обиделся и возненавидел автора ещё больше. Своей прямотой и неуступчивостью Паткуль в своё время снискал к себе ненависть шведского короля. Теперь он навлёк на себя немилость короля польского. «Паткуль очень умный человек, но в гневе он перестаёт быть политиком», — писал посол Долгорукий в Москву.

Именно в этот роковой час на Паткуля посыпались и другие беды. Из России возвратился обиженный и злой наёмник Корнберг и стал распространять и про царя и про Паткуля клеветнические измышления. К нему присоединился француз Герен, и Паткулю пришлось прибегать к крайним мерам – арестам авторов пасквилей. В Швеции Паткуля считали предателем, в Польше – зачинщиком опустошительной войны, в Саксонии – высокомерным и вспыльчивым чужаком, а он не обращал на своих врагов внимания и шёл своей дорогой. Ему было чем гордиться – его, изгнанника, принимали короли Польши и Пруссии и русский царь, ему давали аудиенцию высшие правительственные чиновники в Гааге, Копенгагене и Вене, к его мнению прислушивались, с ним считались, и он продолжал оказывать существенное влияние на европейские дела. Больше