📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРазная литератураПаткуль. Неистовый лифляндец - Борис Николаевич Григорьев

Паткуль. Неистовый лифляндец - Борис Николаевич Григорьев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 70
Перейти на страницу:
Рейнхольда фон Паткуля. Манифест обещал иностранцам выгодные материальные условия, включая подъёмные деньги и хорошее жалованье.

Забегая вперёд, скажем, что ни одно другое поручение царя не стоило ему стольких неприятностей, угроз и склок, как это. Сам по себе наём офицеров в иностранные армии в те времена в Европе не представлял собой ничего необычного. Но в Европе шла война за испанское наследство, все лучшие офицеры и генералы были востребованы армиями воюющих государств, и Паткуль отлично понимал, что по манифесту царя к нему попадут не самые лучшие кандидаты как с точки зрения профессиональных, так и моральных качеств. Но претензии к генеральному комиссару предъявлял не только царь, но и сами наёмники, потому что «птенцы Петровы» не всегда точно соблюдали обещанные для них условия. Жалобы на нарушение контрактных условий попадали опять же к генеральному комиссару Паткулю – под манифестом стояла его подпись, не пойдёт же какой-нибудь обманутый с жалобой к царю. Некоторые недовольные наёмники, возвратившись домой, публиковали разоблачающие памфлеты, в которых Паткуля клеймили позором, называли обманщиком, казнокрадом, проходимцем и другими далеко не лестными именами.

Москву Паткуль покидал без сожаления – слишком чужой и мрачной показалась ему русская столица после Европы. К тому же П. Хейнс всё ещё находился в Дании, с прусским послом Кайзерлингом на почве взаимного недоверия сойтись не удалось, а с русскими общение было затруднено из-за незнания русского языка. А царь? Мы знаем, что Пётр высоко ценил Паткуля как специалиста, а как он относился к нему чисто по-человечески? – задаёт вопрос Е. Эрдманн и не находит на него ответа. Потому что такого понятия, как внимательного, чисто человеческого отношения к подданным, у монархов восемнадцатого века просто не существовало. Для царя Петра всяк человек был хорош, который хорошо исполнял своё дело и верно служил ему и государству. Этого было достаточно. В личные дела своих подданных Пётр не вмешивался, кроме тех случаев, когда его об этом просили, например, выполнить роль свата или посаженного и крёстного отца на свадьбе и крестинах. А в остальных случаях это была безликая масса, призванная беспрекословно исполнять его царские замыслы.

Сам Паткуль чрезвычайно высоко ценил Петра и старался служить ему верой и правдой – так, как это умели делать прибалтийские немцы. Их разделял лишь один пункт, по которому они расходились – судьба Лифляндии, но Паткуль с уважением относился к мнению царя и старался пореже раздражать его своими напоминаниями о ней. Все заботы по этому поводу Паткуль будет поверять канцлеру Головину.

Путь Паткуля проходил через Киев, Яссы и Лемберг (Львов) в Краков, где в это время находилась штаб-квартира Августа. Пока он жил в Москве, в Польше произошли большие перемены. Карл ХII, вступив в польскую Литву, разбудил спящего медведя: Польша формально всё ещё находилась в состоянии мира со Швецией, и вот теперь на их землю пришёл чужой король и хочет без их согласия менять порядки. Такого в Речи Посполитой допустить не могли, даже если шведы задумали прогнать с польского трона ненавистного Августа и посадить кого-то другого! И часть шляхты вместе с регулярным – коронным – войском объединилась вокруг Августа. То, что долго не удавалось сделать ни Паткулю, ни Августу, ни Петру, сделал Карл ХII, который уже занял Варшаву, а оттуда двинулся за бежавшим Августом на Краков.

9 июля в местечке Клишов, в 9 верстах от Кракова оба войска изготовились к бою. У Августа было 16 тысяч саксонских и 8 тысяч польских солдат, в то время как у шведов было ровно в два раза меньше. В первый раз за всю войну Паткуль и король Август могли невооружённым взглядом рассмотреть гарцующего на коне шведского короля.

Польско-саксонское войско с трёх сторон охватило шведское, но благодаря стойкости и маневренности последним, после ожесточённой схватки, удалось разбить противника и обратить его в бегство. Сначала дрогнула на правом фланге польская конница, за ними на левом фланге последовали саксонцы, центр остался неприкрытым, и это определило исход битвы. Август потерял около 2 тысяч убитыми и ранеными и столько же пленными. Перед отступавшими было болото, и тот, кто не утонул в нём, был либо зарублен шведской кавалерией, либо попал в плен. Август потерял всю артиллерию и обоз, включая военную казну.

Паткуль спасался бегством вместе со всеми, но заблудился в лесу, попал в трясину, и если бы к нему во время не подоспел лейб-гвардеец Августа, то он бы погиб или попал в плен. Когда король прискакал в Краков, он обратился в магистрат за помощью – требовались деньги на то, чтобы хотя бы переодеть короля в приличное платье, но никто не хотел давать деньги «бесполезному» монарху. (Когда в город войдут шведы, краковцы как один выплатят Карлу ХII контрибуцию в размере 100 тысяч гульденов).

Добравшись до Кракова, Паткуль, не дожидаясь Августа, выехал в южную Польшу в район Сандомира, где скоро собрался польский Сейм, в результате длительных дебатов и колебаний принявший, наконец, формальное решение о войне с Польшей. Пощипанный под Клишовом Август тоже появился на съезде шляхты и обратился к ней с призывом сплотиться вокруг него. В это же время он написал Паткулю четыре примирительных письма, в которых жаловался на то, что все его бросили, что у него нет денег, и просил приехать. Паткуль поставил условие: он готов помочь королю, если тот уберёт из правительства великого канцлера Байхлингена. Это настолько шокировало Августа, что он окончательно удалил от себя Паткуля. Возмущён был поведением Паткуля и старый друг Я.Х.Флемминг, считавший, что подобный шантаж в такое тяжёлое для страны время был неуместным. Но Паткуль стоял на своём, ссылаясь на мнение царя, что, конечно же, соответствовало только настроениям и общим установкам Петра, никак не распространявшихся на конкретных министров своего союзника. Но Паткуль решил наказать Августа и сделал это без всяких колебаний. Впрочем, он участвовал в работе сейма в качестве «наблюдателя», активно действуя на пользу общего дела где словом, а где кошельком. Из его письма к царю явствует, что взятка «неподкупным» полякам обошлась русской казне всего в 7 тысяч талеров.

Решение сейма бороться « за свободу республики не на жизнь, а на смерть» не вдохновило Паткуля – он знал, что на поляков никакой надежды не было. Военное и политическое положение Августа было чрезвычайно слабым: Карл ХII уже искал кандидата на польский трон, а французский посол дю Эрон возобновил посреднические попытки заключить мир со шведами. Маркиз добился свидания с графом Пипером, главным советником короля Карла, но услышал от него, что король ускакал под Краков, а без него он таких вопросов решать не может.

Как бы ни был плох Август как союзник, нужно было что-то предпринять для укрепления его шаткого положения. Худо-бедно, Саксония с Польшей отвлекали от России главные силы шведов и давали возможность царю добиваться успехов в Лифляндии и Ингерманландии и осуществлять строительство новой армии. Как мы уже сообщали выше, Август, исходя из чисто спекулятивных целей, заключил союз с императором Австрии, пообещав ему помочь войсками в войне с Францией. Любой союз – вещь обоюдная. Не был исключением в этом отношении и союз Дрездена с Веной. Теперь, когда Август потерпел от Карла сокрушительное поражение под Клишовом, император мог помочь ему хотя бы деньгами. И Паткуль отправился в Вену, благо вербовкой инженеров, мануфактурщиков и оружейников он с таким же успехом мог заниматься и в Австрии. Его нисколько не смущало то обстоятельство, что для выполнения своей миссии у него не было никаких верительных грамот и полномочий. У него был титул царского генерального комиссара, и Паткуль для выполнения своей миссии считал это вполне достаточным. Терять время на испрашивание у царя полномочий и аккредитивов было некогда. Быстрота и натиск! Натиск и решительность! Можно себе представить, какой плодотворный симбиоз дипломатии с военным искусством мог бы возникнуть, окажись в одной упряжке такие два человека, как Суворов и Паткуль!

17 августа 1702 года Паткуль инкогнито прибыл в Вену. Его сопровождал Хайнрих Хюйссен, надворный советник из Вальдека, с которым он познакомился в Швейцарии несколько лет тому назад и который теперь разъезжал по Европе и оказывал ему помощь в вербовке иностранных специалистов в Россию. Аккуратный и дисциплинированный, Паткуль не преминул доложить

1 ... 39 40 41 42 43 44 45 46 47 ... 70
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?