Парфюмер. История одного убийцы - Патрик Зюскинд

В тот момент, когда Лаура Риши со своим отцом покидала Грас,Гренуй находился на другом конце города в мастерской Арнульфи и мацерировалжонкилии. Он был один и в хорошем настроении. Его время в Грасе кончалось.Предстоял день триумфа. У него в хижине, в ящичках, проложенных ватой, лежалидвадцать четыре миниатюрных флакона с каплями пролитой ауры двадцати четырехневинных девушек — драгоценные эссенции добытые Гренуем в прошлом году путемхолодного анфлеража тел, дигерирования волос и платья, лаважа и дистилляции. Адвадцать пятую — самую роскошную, самую важную эссенцию — он получит сегодня. Унего уже приготовлен тигелек с многократно очищенным жиром, кусок тончайшегополотна и баллон чистейшего спирта для этой последней добычи. Местность быларазведана. Стояло новолуние.

Он знал, что усадьба на улице Друат хорошо охраняется ипроникнуть в нее с помощью взлома не удастся. Поэтому он хотел пробраться тудаеще в сумерках, до закрытия ворот, и под прикрытием отсутствия собственного запаха,которое как шапка-невидимка делало его незаметным для людей и животных,спрятаться в каком-либо углу дома. Позже, когда все уснут, он, следуя в темнотеза компасом своего нюха, поднимется наверх, к своему сокровищу. Он обработаетего тут же, на месте, завернув в пропитанную жиром простыню. Только волосы иплатье он, как всегда, возьмет с собой, потому что эти части могут быть промытыпрямо в винном спирте, что удобнее проделать в мастерской. Для конечнойпереработки помады и ее дистиллировки в концентрат ему понадобится еще однаночь. И если все пойдет хорошо — а у него не было оснований сомневаться в том,что все пойдет хорошо, — тогда послезавтра он станет владельцем всехэссенций, необходимых для изготовления лучших в мире духов, и он покинет Грас какчеловек, пахнущий лучше всех на земле.

К обеду он покончил с фонкилиями. Он погасил огонь, закрылкотел с жиром и вышел из мастерской, чтобы проветриться. Ветер дул с запада.

Уже с первого вдоха он насторожился. В атмосфере было что-тоне так, что-то не в порядке. В запахе города, в этом его одеянии, в егоневидимом шлейфе, сотканном из многих тысяч нитей, не хватало золотой нити. Запоследние несколько недель эта благоухающая нить стала такой крепкой, чтоГренуй явственно ощущал ее даже за городом, у своей хижины. Теперь она пропала,исчезла, ее нельзя было обнаружить обонянием. Гренуй словно окаменел от страха.

Она мертва, подумал он. Потом еще ужаснее: меня опередилдругой. Другой сорвал мой цветок и присвоил себе аромат! Он не закричал, дляэтого его потрясение было слишком велико, но слезы набухли в уголках его глаз ивдруг хлынули потоком.

И тут явился к обеду Дрюо из «Четырех Дофинов» и междупрочим рассказал, что сегодня утром Второй Консул с двенадцатью мулами и сосвоей дочерью отбыл в Гренобль. Гренуй сглотнул слезы и бросился бежать черезвесь город к заставе Дю-Кур. На площади у ворот он остановился и принюхался. Ив чистом, не тронутом городскими запахами западном ветре он действительно сноваобнаружил свою золотую нить, аромат доносился не с северо-запада, куда веладорога на Гренобль, а скорее с юго-запада, с направления на Кабри.

Гренуй спросил у стражи, по какой дороге поехал ВторойКонсул. Один из сторожей показал на север. А не на Кабри? Может, он отправилсяк югу, на Орибо или Ла Напуль? Нет, конечно, сказал сторож, он видел этособственными глазами.

Гренуй ринулся назад, через город, к своей хижине, запихнулв заплечный мешок кусок полотна, горшок для помады, шпатель, ножницы ималенькую гладкую дубинку из оливкового дерева и не мешкая отправился в путь —не по дороге в Гренобль, но по дороге, указанной ему нюхом: на юг.

Этот путь прямой путь на Ла Напуль, вел вдоль отроговТаннерона через речные рукава Фрайеры и Сианьи. Идти было легко. Гренуй быстропродвигался вперед. Когда справа возник пейзаж Орибо, словно повисшего насклонах гор, он учуял, что почти нагнал беглецов. Скоро он оказался на однойвысоте с ними. Теперь он чуял каждого из них в отдельности, он даже различал нанюх их лошадей. Они, наверное, находились самое большее в миле от него, где-тов лесах таннерона. Они держали путь на юг, к морю. Точно так же, как он.

Около пяти часов пополудни Гренуй пришел в Ла Напуль. Оннашел постоялый двор, поел и спросил насчет дешевого ночлега. Дескать, он —подмастерье дубильщика из Ниццы и идет в Марсель. Можно переночевать наконюшне, был ответ. Там он забрался в угол и выспался. Приближение трехверховых он почуял издалека. Теперь оставалось только ждать.

Через два часа — уже сильно смеркалось — они подъехали.Чтобы сохранить свое инкогнито, все трое переоделись. Обе женщины были в темныхплатьях и вуалях, Риши — в черном камзоле. Он выдавал себя за дворянина изКастелланы; завтра он хочет переправиться на Леринские острова, пусть хозяинприготовит завтрак к рассвету. Есть ли в доме другие постояльцы? Нет, сказалхозяин, только подмастерье дубильщика из Ниццы, но он ночует на конюшне.

Риши отправил женщин в комнаты. Сам же заглянул на конюшню,чтобы взять кое-что из поклажи, как он сказал. Сначала он не смог найтиподмастерья, и ему пришлось попросить конюха принести фонарь, тогда он заметилего в углу: подмастерье дубильщика лежал на соломе и старой попоне и крепкоспал, положив под голову заплечный мешок. Он выглядел таким невзрачным инезаметным, что Риши на момент показалось, что его вообще нет, что это химера,причудливая тень, отброшенная колеблющимся светом свечи в фонаре. Во всякомслучае, Риши тут же стало ясно, что от этого прямо-таки трогательногобезобидного существа не исходит ни малейшей опасности, и он тихо удалился,чтобы не нарушить его сон, и вернулся в дом.

Он поужинал вместе с дочерью в ее комнате. При отъезде он необъяснил ей цели их путешествия, не сделал этого и теперь, хотя она и просилаего об этом. Завтра он посвятит ее во все, сказал он, и она может несомневаться, что все, что он планирует и делает, направлено к ее благу и вбудущем принесет ей счастье. После ужина они сыграли несколько партий в ломбер,и он все проиграл, потому что не смотрел в свои карты, а любовался красотой еелица. Около девяти он проводил ее в ее комнату, расположенную напротив егокомнаты, и запер дверь снаружи. Потом и сам он лег спать.

Он вдруг почувствовал страшную усталость — сказалосьнапряжение тяжелого дня и предыдущей ночи, но в то же время он был доволенсобой и ходом вещей. Без малейшей озабоченности, без мрачных предчувствий,терзавших его бессонницей вплоть до вчерашнего дня каждый раз, когда он гасиллампу, он тут же заснул и спал без сновидений, без стонов, без судорожныхвздрагиваний или нервозного переворачивания с одного бока на другой. Впервые адолгое время Риши обрел глубокий, спокойный сон.

В то же время Гренуй поднялся со своей подстилки в конюшне.Он тоже был доволен собой и ходом вещей и чувствовал себя вполне отдохнувшим,хотя не спал ни секунды. Когда Риши заходил на конюшню, он только притворялсяспящим, чтобы сделать еще нагляднее то впечатление безвредности, которое ужесам по себе внушал его «невзрачный» запах. Он-то воспринял Риши чрезвычайноостро, то есть нюхом, и от него отнюдь не укрылось облегчение, испытанное Ришипри виде его.