Парфюмер. История одного убийцы - Патрик Зюскинд

Другие, более сообразительные головы, сплачивались,поскольку церковь уже один раз оказалась бессильной, в оккультные группы,нанимали за большие деньги хорошо зарекомендовавшую себя ведьму из Гурдона,заползали в какой-нибудь из многочисленных гротов грасского подземелья ислужили черные мессы, чтобы показать нечистому, что согласны ему поклоняться.Некоторые почтенные буржуа и образованные дворяне делали ставку на научныеметоды — магнетизировали свои дома, гипнотизировали своих дочерей, образовывалифлюидальные тайные кружки в своих салонах и пытались путем совместной передачимыслей на расстояние телепатически изгнать дух убийцы.

Церковные коллеги устраивали покаянные процессии из Граса вЛа Напуль и обратно. Монахи пяти монастырей города ввели круглосуточныебогослужения с пением псалмов, так что то на одном, то на другом конце городаслышались беспрерывные причитания — днем и ночью. Почти никто не работал.

Таким образом все население Граса пребывало в лихорадочномбездействии, почти с нетерпением ожидая следующего убийства. В том, что онопредстояло, не сомневался никто. И втайне каждый желал поскорее услышать жуткуюновость в единственной надежде, что она коснется не его, а кого-то другого.

Однако власти в городе, округе и провинции на этот раз незаразились истерическим настроением народа. Впервые с тех пор, как УбийцаДевушек заявил о себе, началось планомерное и разветвленное сотрудничествогородских властей Граса, Драгиньяна и Тулона на уровне магистратов, полиции,Интенданта, парламента и морского флота.

Причиной такой солидарности сильных мира сего было, с однойстороны, опасение всеобщего народного восстания, с другой же стороны, тот факт,что с момента убийства Лауры Риши появились отправные точки, позволявшиенаконец начать систематическое преследование убийцы. Убийцу видели. Речьнесомненно шла о том подозрительном подмастерье дубильщика, который в роковуюночь находился на конюшне постоялого двора в Ла Напули, а наутро бесследно исчез.Хозяин, конюх и Риши согласно свидетельствовали, что это был невзрачный,малорослый человек в коричневатой куртке с холщовым заплечным мешком. Хотя востальном показания этих трех свидетелей были странно расплывчатыми и они несмогли описать, например, черты лица, цвет волос или речь этого человека,хозяин постоялого двора все же припомнил, что, если он не ошибается, в повадкеи походке незнакомца обращало на себя внимание что-то неуклюжее, словно у негобыла когда-то сломана голень или изуродована ступня.

Снабженные этими приметами, два верховых отряда береговойохраны примерно в полдень того же дня, когда произошло убийство, началипреследование в направлении на Марсель — один вдоль побережья, другой — подороге в глубь провинции. Ближайшие окрестности Ла Напули было приказанопрочесать добровольцам. Двое уполномоченных грасского суда отправились в Ниццу,чтобы там навести справки о подмастерье дубильщика. Во Фрежю, в Канне и Антибеподверглись допросу все выходящие в море суда, все дороги в Савой были перекрыты,у путешественников требовали документы, удостоверяющие личность. Гончий лист сописанием преступника вручался всем, кто умел читать, у всех городских воротГраса, Ванса, Гурдона и у церковных дверей в деревнях. Трижды в день егозачитывали на площадях глашатаи. Правда, упоминание о хромоте усиливалоподозрение, что преступником был сам дьявол, и скорее сеяло панику, чемпомогало сбору достоверных сведений.

Лишь после того, как председатель грасского суда от имениРиши пообещал за сведения о преступнике не менее двухсот ливров вознаграждения,в Грасе, Опио и Гурдоне было задержано по доносам несколько подмастерьев, изкоих один в самом деле имел несчастье быть хромоногим. Его уже собирались,несмотря на подтвержденное многими свидетелями алиби, подвергнуть пыткам, нотут, на десятый день после убийства, в мэрию обратился один человек изгородской стражи и сделал судьям следующее заявление: в полдень того самогодня, когда он, Габриэль Тальяско, капитан стражи, как обычно нес службу узаставы Дю-Кур, к нему обратился некий субъект, который, как ему теперькажется, вроде бы отвечает описанию примет в гончем листе; субъект этотнесколько раз настойчиво спрашивал, по какой дороге уехал из города утромВторой Консул со своим караваном. Капитан не придал этому случаю никакогозначения ни тогда, ни позже и наверняка ни за что не припомнил бы этогосубъекта — уж больно он невзрачный, — если бы случайно не встретил его,причем здесь, в Грасе, на улице де-ла-Лув, перед ателье мэтра Дрюо и мадамАрнульфи; и на этот раз ему бросилось в глаза, что этот человек, входя вмастерскую, заметно прихрамывал.

Через час Гренуй был арестован. Хозяин постоялого двора в ЛаНапули и его конюх, еще прежде вызванные в Грас для опознания другихзадержанных, сразу же узнали ночевавшего у них подмастерья дубильщика: это он,и никто другой, заявили они, это и есть разыскиваемый убийца.

Обыскали мастерскую, обыскали хижину в оливковой роще зафранцисканским монастырем. В углу, почти на виду, лежали разрезанная ночнаярубашка, нижняя сорочка и рыжие волосы Лауры Риши. А когда вскопали землянойпол, одно за другим обнаружились платья и волосы остальных двадцати четырехжертв. Нашлась дубинка — орудие преступления и холщовый заплечный мешок. Уликипроизвели потрясающее впечатление. Было приказано звонить в колокола.Председатель суда велел расклеить объявления и оповестить народ черезглашатаев, что пресловутый Убийца Девушек, которого ловили почти год, наконецсхвачен и посажен в тюрьму под строгий надзор.

Сначала люди не поверили этому оповещению. Они считали, чтоэто трюк, которым власти пытаются прикрыть свою беспомощность, чтобы успокоитьназревающее в народе волнение. Все еще слишком хорошо помнили время, когдаговорили, что убийца убрался в Гренобль. На этот раз страх слишком глубоковъелся в души людей.

Только на следующий день, когда на соборной площади передзданием суда были выставлены на всеобщее обозрение улики — жутко было глядетьна эти двадцать пять одеяний и двадцать пять пучков волос, насаженные, какпугала, на жерди и расставленные в ряд, — только тогда общественное мнениевсколыхнулось.

Многие сотни людей медленно продефилировали мимо этойчудовищной галереи. Родственники жертв, узнававшие платья, с криками падали вобморок. Остальная толпа, частью из любви к сенсациям, частью желая устранитьсомнения, требовала показать убийцу. Вскоре выкрики стали такими громкими,волнение на маленькой площади, заливаемой толпами людей, таким угрожающим, чтопредседатель суда решился: он приказал вывести Гренуя из камеры и показать еготолпе из окна второго этажа.

Когда Гренуй подошел к окну, толпа умолкла. Внезапно сталосовсем тихо, как тихо бывает в жаркий полдень, когда все уходят на работу вполя или забираются в тень домов. Не было слышно ни шарканья ног, ни шороха, нивдоха. Целую минуту толпа стояла раскрыв глаза и рот. Никто не мог постичь, чтоэтот хилый маленький, согбенный человек, стоявший там, в окне, что этотчервячок, эта горстка праха, это ничтожество совершило две дюжины убийств. Онпросто не был похож на убийцу. Правда, никто не мог бы сказать, как он,собственно, представлял себе убийцу — этого дьявола, — но в одном всебыли единодушны: не так! И все же — хотя убийца совершенно не соответствовалпредставлениям людей и потому его наглядная демонстрация, казалось бы, должнабыла быть малоубедительной — уже само появление этого человека в окне и тообстоятельство, что именно он, и никто другой был показан как убийца,парадоксальным образом оказалось убеждающее воздействие. Все подумали: не можетбыть, это неправда! — и в тот же момент поняли, что это должно бытьправдой.