Равенсбрюк. Жизнь вопреки - Станислав Васильевич Аристов

просто. Они потом, конечно, дальше пошли, но они именно нас около себя разместили.

И. И они потом пришли к Вам, соответственно, что-то раздобыли покушать.

Р. Ну, это они у себя раздобыли.

И. И вы все это время были в этих самых платьях заключенных?

Р. Все это время, до освобождения. Конечно, а где бы мы могли… у нас же не было ничего, кроме этой одежды.

И. И только потом вас отправили лечиться.

Р. Нет, это в процессе работы. Я не лечилась специально. Вот момент, это страшно будет, но это нужно там было быть, чтобы увидеть этот ужас, что достигла пропаганда, что вот наши придут и что с ними сделают. Вы могли, а так как я все-таки в оперативном секторе была, то вы могли зайти в дом, немецкий, открыть дверь и увидеть, допустим, такую картину. Огромный стол с яствами, один или два человека повешены в дверях, все остальные мертвые сидят за столом. То есть они травили себя. Вот такие вот были картины. Или же вот как я вам рассказывала про бегущих людей к озеру топиться. Или же, допустим, запечатлелся мне случай, когда шел суд над надзирательницей. Он мог не быть, но был открытый суд. И вдруг, значит, выбегает одна из присутствующих и говорит: «Дай я хоть раз ударю тебя так, как ты меня била». И прокурор сказал: «Я этого не разрешаю, иначе, чем мы будет отличаться от них». Мудро сказано. Нельзя всю жизнь мстить человеку, вы же понимаете, что я пережила и что многие такие же, как я, но месть не должна преобладать, она съедает. Это надо тоже понимать. Это уже, во-первых, третье поколение, нельзя же жить все время ядом.

И. Людмила Александровна, спасибо вам.

Интервью с Волошиной Людмилой Александровной (вторая часть)

Р. В августе месяце было шестидесятилетие освобождения Равенсбрюка. И они меня пригласили тоже и праздновали. И женщина, Ирма Тирзак, – руководительница этой организации австрийской, ей исполнилось девяносто лет, и вот она, по-моему, и была одной из первых узниц концлагеря Равенсбрюк. Парламент австрийский организовал такое торжество, я была там на приеме. То есть это отрадно видеть на правительственном уровне, потому что это образец, уделяется вот такое внимание, самое теплое. Это настолько красиво. Также и в Испании. В прошлом году, какой-то насыщенный был год, я была тоже и в Испании на заседании. Тоже Министерство внутренних дел принимало, парламент принял, общественные институты и организации. Это действительно как лозунг: никто и никогда не должен быть забыт. Вот там тоже чествовали женщину из Сопротивления, из испанского, тоже ей исполнилось девяносто лет, и она сейчас еще бодрая и руководит этой организацией.

И. Людмила Александровна, а вы в каком году стали членом Международного комитета? Как это произошло?

Р. Сначала была из Ленинграда, Стеллина мама.

И. Никифорова.

Р. Никифорова. Потом была Нина Павловна Баранова из Москвы, военнопленная тоже. Ну, я постоянно ей помогала, потому что одной не справиться – сложно, потом тогда было еще достаточно много заключенных. Вот и так как бы я её заместитель была, участвовала во всех мероприятиях. Когда она ушла, предложили мне. Это было, сейчас точно не могу сказать, потому что я в процессе все время фактически работала. Ну, где-то лет шесть-семь тому назад.

И. До этого вы как бы с Ниной Павловной вместе были?

Р. Да, вместе, мы все время вместе работали. Так как я все-таки владела языком, в посольства и другие организации, она уже в возрасте и немножко больна была.

И. Познакомились вы когда с Ниной Павловной?

Р. Познакомилась я с Ниной Павловной… мы же раньше входили в Комитет ветеранов войны. С ней я познакомилась где-то, не где-то, а действительно в 1984 году. Впервые, когда под руководством известного летчика Маресьева, он возглавлял Комитет ветеранов, он организовал прием Международного комитета Равенсбрюка. Тоже, должна сказать, было на высоком уровне. Правительство Москвы очень много уделило внимания. Вот и тогда я познакомилась с Ниной Павловной.

И. Расскажите подробней о деятельности Международного комитета. Как он организован? То есть у вас есть председатель, президент?

Р. Да. Сейчас президент тоже француженка, потому что первый президент, узница Равенсбрюка, была из Франции. И сейчас эту должность, выборную, конечно, заняла тоже француженка мадам Шалы, Аннет Шалы. Очень приятный человек, человек, который прошел, я вам рассказывала, Освенцим, Равенсбрюк.

И. Людмила Александровна, давайте вернемся от Международного комитета к вашей жизни непосредственно. Я кое-что хотел бы уточнить. Вот те девушки, с которыми вы оказались в Нойбранденбурге, одна была из Волгограда, Марина.

Р. Нет, две Марии были из Запорожья, а Валентина была из Ленинграда. Валентина, к сожалению, буквально тут же, после освобождения, она была настолько ослаблена, скончалась в госпитале, фактически дождавшись освобождения, но домой даже не вернулась.

И. Они были старше вас?

Р. Они были постарше. Мы особенно не обсуждали возраст, но вот я счастлива, что это, понимаете, ведь все заключенные… возможно, политика такая была, люди деградировали. Вы спрашиваете, чем мы занимались помимо работы и аппеля. Кстати, я хотела вам сказать еще, Станислав Васильевич, что когда аппель был, допустим, утром и за ночь кто-то умирал, просто чтобы не забыть мне, просто это очень по-человечески аморальный случай, если ночью умирали, то для численности надо было в ряд положить в конце мертвого человека. И фактически, если бы это дальше продлилось, во-первых, народ деградировал, он в своем соусе только варился, я счастлива, что я попала вот в такую интеллектуальную среду. Ту же мадам Жоли взять, даже то, что она нас учила, учила языку французскому, учила песням. Кстати, когда меня принимали в Международный комитет, то просили хотя бы немножко напеть эту песню. Присутствующие спросили у президента: действительно была эта песня? Она говорит: да, эта песня была.

И. Это песни, которые были сочинены в лагере? Или из Франции?

Р. Нет, из Франции, да. И я благодарна, конечно, за это… и как-то вот по наследству, дочь французский, английский, внук – востоковед, японский, корейский, испанский, английский. Он как дипломат должен знать эти языки. И он действительно увлекался, ну а, естественно, мы делали в семье все, чтобы он получил такое образование.

И. И то есть, когда на аппеле выносили умерших, их просто клали на землю?

Р. Клали на землю.

И. И их считали?

Р. Их считали. Вот должно быть 360 и это 360, что никто никуда не сбежал. А куда бежать, там бежать некуда было.

И. А после аппеля их забирали?

Р. А после аппеля мы их не видели.

И. То есть это кто-то, специально узники…

Р. Это специально было такое распоряжение утром. Все встали, а кто умер за