Смерть чистого разума - Алексей Королев

27. Круг чтения цензора Мардарьева

Милый Мисик, родная моя Ладушка – получил Твою открытку. Значит у Тебя всё благополучно. Слава Богу. Сегодня взвесился – уже 78 кг 900 г. Но ходить в гору не могу – всё-таки одышка. Фриз может быть всё-таки удастся. Вчера вечером пошёл на фейерверк – но холод был поразительный. Много народу уже уезжает… Сегодня подходит ко мне доктор Познанский… и говорит: «Позвольте познакомиться, вы ведь тоже доктор». Это потому, что меня в Kurlistʼe пропечатали доктором медицины. Потом познакомил тоже с доктором… что– то вроде Кехлин. Словом, теперь у меня 4 знакомых: Сахар, Кугель, Кехлин и Познанский… Кугель уверяет, что воды Neuenahrʼa очень усиливают его неврастению и говорит, что это будто бы даже где-то напечатано. «Русь» прекратила существование – точно после статей Райляна. Завтра делаю «Соловья». «Вольга» и «Микула», кажется, складываются в голове. Не нравится мне, что я всё-таки устаю. Подъём в гору был очень ровный – а всё-таки запыхался, а шёл тихо. Завтра, слава Богу, вторник – вторая неделя, как пью воду. Пиши мне почаще. Как подарки довезла? Понравились ли? Пусть ребята напишут. Целую Тебя крепко.

Н.Р.

* * *

По примеру южных железных дорог в вагонах 1 и 2 класса Заб. ж. дор. будут поставлены автоматические библиотеки. Они представляют из себя ящик в пол-аршина длины и высоты и четверть аршина глубины, заполненный книгами. Пассажир, желающий воспользоваться книгой, должен опустить в отверстие ящика 40 к. и тотчас же оттуда автоматически выдвинется требуемая книга. По прочтении её, книга вновь вкладывается и пассажир получает обратно 20 коп., положенные им в залог книги. Все это проделывается автоматически. Надзор за библиотеками и учет кассы возложены на станциях на особое лицо. Вырученные деньги пойдут в пользу семей ссыльно-каторжных.

Железнодорожник. № 27 21/VII

Дело о выдаче Васильева

Дело о выдаче Васильева, о котором уже сообщалось, продолжает волновать общественное мнение Швейцарии.

Председатель союзного суда в Лозанне, постановившего выдать Васильева, получил целый ряд негодующих писем; в некоторых из них ему угрожают смертью. Ввиду возбуждения общественного мнения, председатель счел нужным обратиться к печати по этому делу. Перед нами, пишет председатель, совсем не стоял вопрос о том, виновен или невиновен Васильев, перед нами не было даже обвиняемого Васильева. Мы должны были лишь разрешить чисто правовой вопрос – носит ли убийство, совершенное Васильевым, уголовный или политический характер. И отсюда – должна ли быть произведена выдача или нет. Суд разрешил этот вопрос в утвердительном смысле после подробного ознакомления с документами дела. Так как судьи и в особенности председатель лозаннского суда продолжают получать письма, то отдано распоряжение о закрытии публике доступа в здание суда.

Приазовский край, 21/VII

28. Он одно отбрасывает, семь схватывает

Утренняя гимнастика доктора Веледницкого состояла из пяти упражнений. Он разработал их сам, и хотя они мало походили на картинки из «Спутника практической жизни», Веледницкий был ими совершенно доволен. Он начинал с того, что с полминуты висел на вбитой в дверной проём своей спальни перекладине, после чего слегка подпрыгивал на каждой ноге поочерёдно. Затем шли приседания – обыкновенные и вновь на одной ноге. После этого упражнения, самого трудного, Веледницкий слегка переводил дух, несколько раз обойдя стоявший посредине комнаты стул. Затем, опершись на стул одной рукой, доктор делал несколько взмахов ногой, словно балерина – и всегда начинал с правой. И в завершение процедуры в руки брались две пятифунтовые гантели и Веледницкий совершал с дюжину энергичных вращений, точно описывая в воздухе круг. Впрочем, этим утром до гантелей дело так и не дошло, потому что ещё на втором или третьем взмахе левой ноги дверь распахнулась, и не успевшая перевести дух мадам выдохнула:

– Антонин!

Полчаса спустя доктор Веледницкий с самым потерянным видом стоял на террасе и всматривался в дорогу, словно рассчитывая, что сейчас из-за поворота появится Александр Иванович Тер-Мелкумов.

Тер исчез.

Исчез демонстративно, не потрудившись даже притворить дверь, что и позволило мадемуазель, совершавшей раннюю лёгкую приборку коридора, это обнаружить. Беглый осмотр комнаты показал, что Тер явно копался в бауле со своими инструментами и какими-то вещами, но что он взял с собой, а что оставил – понять было решительно невозможно. Как и время ухода: мадам заглядывала в комнату около одиннадцати, незадолго до ночного происшествия, а также сразу же по возвращении в дом. Тер спал – действие наркотика оказалось сильнее любого шума. Маркевич на правах соседа заявил, что погасил лампу не сразу, около двух ночи, но зато под воздействием снотворного тоже спал в итоге так крепко, что решительно ничего не слыхал. На самого Веледницкого капли, напротив, не подействовали, он читал едва ли не до рассвета, но тишина в доме казалась ему абсолютной. Про Николая Ивановича нечего было и говорить: его богатырский (или старческий) храп уже успели оценить все постояльцы. Луиза Фёдоровна легла в постель сразу после краткого разговора с хозяйкой о разрушении лестницы и тоже быстро уснула. И только Фишер заявил, что ему показалось, что кто-то – сразу после всеобщего возвращения в дом – дважды проходил по коридору, очевидно, в уборную. Но на это Маркевич, слегка покраснев, заявил, что вряд ли это был Тер.

* * *

– Давайте будем логичными, – сказал Борис Георгиевич Лавров, намазывая маслом булку (завтрак всё же подали благодари неумолимой хозяйственности мадам, и даже Веледницкий сдался и сел за стол вместе со всеми), – со сломанной ногой уйти он никуда не мог. Будь он хоть трижды горовосходитель. Следовательно, перед нами случай классической симуляции. Антонин Васильевич, скажите пожалуйста, легко ли обмануть врача фальшивым переломом?

Веледницкий посмотрел на него с ненавистью.

– Я не хирург, мои знания в этом вопросе ограничиваются поверхностным для врача уровнем. Да, признаю, меня обманули. Falax species rerum. Но синяк, разумеется, не подделаешь – во всяком случае, так сказать, в полевых условиях. Какой-то ушиб у господина Тер-Мелкумова, несомненно, есть. Но, конечно, это не перелом.

– Но зачем ему было так всех обманывать? – голос Николая Ивановича дрогнул.

– Вполне возможно, он и не хотел никого обманывать, – сказал Маркевич. – Проснулся ночью и понял, что боль пропала, что конечности слушаются, что это не перелом. Собрался и ушёл.

– Куда и зачем? – резко спросил Лавров.

– Представления не имею, – пожал плечами Маркевич.

– Ой ли, Степан Сергеевич?

– Вы, кажется, опять за своё, господин Лавров?

– Полноте. Ваши попытки представить вас с господином Тер-Мелкумовым людьми едва знакомыми друг с другом выглядят донельзя комично. Вы вместе приехали, вместе лазили в горы,