Кто-то просит прощения - Вадим Юрьевич Панов

Вы – первый посторонний человек за много лет, который пришёл к нам поговорить о дочери. И я хочу знать – почему?

– Мы бы не хотели, чтобы её память была… осквернена, – добавил Пётр Дмитриевич.

– В чём вы её подозреваете? – прямо спросил Алексей.

– Марину – ни в чём. Даю слово.

– Тогда почему вы здесь? Что вы расследуете?

– Я не имею права вести расследование на территории Иркутской области, – ответил Вербин. – Я просто задаю вопросы.

– Хорошо, почему вы задаёте вопросы?

– Ой, может, чаю? – всплеснула руками Зинаида Николаевна, только сейчас сообразив, что расположившемуся на стуле гостю ничего не предложили. – Я быстро.

– Нет, спасибо, может, позже… – Феликс помолчал. – Я приехал на Байкал как турист. Но случайно стал свидетелем обнаружения на мысу Рытом мёртвого тела. Пока по всему получается, что рыбак скоропостижно скончался от сердечного приступа.

– Рытый не самое рыбное место, – со знанием дела обронил Пётр Дмитриевич.

– Вот и мне так сказали, – кивнул Вербин. – Поэтому и заинтересовался.

– Не поверили в сердечный приступ? – удивился Алексей.

– Я – профессиональный дознаватель, моя работа – не верить в то, что мне настоятельно подсовывают. К тому же, мои иркутские друзья много рассказывали о мысе, о его репутации, и я удивился тому, что рыбак неожиданно снялся с лагеря, который обустроил за два дня до этого, отправился на мыс… и умер.

– В одиночестве?

– Да.

– Звучит и в самом деле подозрительно, – высказался Алексей со знанием дела. Как человек, который смотрит сериалы, а иногда читает детективы.

– Спасибо. – Феликсу понравилось, что мужчина преодолел первоначальную неприязнь и увлёкся разговором. – Я задал несколько вопросов и услышал о той экспедиции…

– Все участники которой умерли?

– Да.

– Вас это заинтересовало?

– Такая история не могла не заинтересовать, – мягко произнёс Феликс. – И я решил поговорить с вами.

– Как может быть связана смерть рыбака с событиями одиннадцатилетней давности? – удивилась Зинаида Николаевна.

– Возможно, никак, – честно ответил Вербин. – И возможно – возможно! – только разговор с вами способен дать ответ на вопрос, существует ли связь между этими двумя событиями.

– А если существует, чем это нам грозит? – мрачно спросил Пётр Дмитриевич.

– Что бы ни случилось одиннадцать лет назад, это уже история, – осторожно произнёс Феликс, понимая, что именно сейчас родственники Рины принимают окончательное решение: продолжать разговор или вежливо предложить незваному гостю пойти вон. – Но может получиться так, что в этой истории таится ключ к нынешним событиям.

– К убийству? – Алексей стал столь же мрачен, как отец.

– В настоящий момент у меня нет оснований утверждать, что на мысе совершено преступление. Зато есть абсолютно точная уверенность в том, что если преступление действительно произошло, Рина не имеет к нему ни малейшего отношения.

– Понятно.

Они переглянулись.

Зинаида Николаевна чуть пожала плечами, показывая, что согласится с любым решением мужчин, Пётр Дмитриевич кивнул, хоть и продолжал смотреть мрачно, и Алексей, уловив настроение родителей, спросил:

– Что вы хотите знать?

– Прежде чем я начну задавать вопросы, я хочу извиниться, если некоторые из них покажутся вам слишком личными или бестактными, – медленно сказал Феликс. – Я никоим образом не желаю оскорбить память вашей дочери.

– Спасибо, – вздохнула Зинаида Николаевна.

– Спасибо и спрашивайте.

Пётр Дмитриевич промолчал.

– Марина была активной участницей сообщества исследователей аномальных явлений… назовём его так. Правильно?

– Да, сестра увлекалась местами силы, дýхами и прочим… – Судя по тону, Алексей это увлечение не разделял. И не понимал. – И прочим аномальным.

– Марина увлеклась до того, как узнала о своём диагнозе, или после?

Зинаида Николаевна всхлипнула, Алексей вздохнул, а Пётр Дмитриевич ответил:

– Задолго до. О болезни мы узнали весной того же года, когда… ну… того же года, в общем. А всеми этими историями Марина увлекалась лет с шестнадцати.

– Может, и раньше, конечно, но именно тогда она стала принимать участие в деятельности сообщества, – добавил Алексей. – Стала читать их книги, материалы разные и ездить в экспедиции.

– Вы знали людей, с которыми общалась Марина?

– Пока сестра была совсем юной, я за ней плотно приглядывал, – ответил Алексей. – Потом… ну, сами знаете, как это бывает: «Мне уже восемнадцать, и я сама решаю, что делать!»

– Она была хорошей, – добавила Зинаида Николаевна. – Не позволяла себе ничего лишнего.

– Но парней своих в дом не приводила. Не знакомила.

– Почему? – удивился Вербин.

– Говорила, что жениха обязательно приведёт, а пока это так, увлечения.

– И вы ничего о них не знаете?

– Знаю, что у Марины были отношения с Кейном, лидером их компании, – рассказал Алексей. – Он старше, ему лет двадцать пять было или около того. И они долго встречались, года два. Я даже подначивать Марину стал, мол, неужели за два года не определилась? А она отвечала, что с Кейном интересно, весело, но ей не кажется, что он будет хорошим мужем.

«Прагматичная особа…» – промелькнуло в голове Феликса.

Но он привычно сохранил на лице бесстрастное выражение.

– А потом она бросила Кейна ради Доктора, – продолжил Алексей.

– Ты уверен, что нужно об этом рассказывать? – недовольно спросил Пётр Дмитриевич. Он явно не хотел выставлять дочь вертихвосткой.

– Они оба были в той экспедиции, и майору Вербину об этом наверняка известно.

Феликс кивнул, подтверждая слова Алексея, и мысленно сделал очередную пометку: «любовный треугольник».

– Скажите, а настоящих имён Кейна и Доктора вы не знаете?

– Марина называла их только кличками, – развёл руками Алексей. – Кажется, Кейна звали Димой, но я не уверен.

В блокноте появилась новая запись: «Кейн – предположительно Дмитрий».

– А Доктор?

– О нём вообще ничего не знаю.

– Мариночка тогда сильно преобразилась, – тихо рассказала Зинаида Николаевна. Снова всхлипнула, но нашла в себе силы продолжить: – Они познакомились в конце зимы, месяца за три до диагноза, и сразу начали встречаться. Мариночка была счастлива. Я понимаю, что у них тогда был период, который называют «конфетно-букетным», но он получился очень ярким и красивым, я думаю… я думаю, можно сказать, что это было самое счастливое время в жизни Мариночки. Даже когда она только начинала встречаться с Кейном, она не была так счастлива. – Тяжёлый вздох. – А потом случился диагноз, и Мариночка погасла. Но не сразу, потому что Доктор её не оставил. Представляете? Я – нет. Честно – не представляла, что так будет. Я думала, он убежит, но Доктор не просто сказал, что не уйдёт, но буквально вернул Мариночку к жизни.

– Подарил надежду, – глухо поправил жену Пётр Дмитриевич.

А Алексей кивнул, подтверждая слова отца.

– Мариночка тогда была полна сил, болезнь ещё не вцепилась, как… как потом… и они с Доктором много ездили по врачам.

– У него была машина. Джип японский.

– Он неплохо зарабатывал, – уточнил Алексей.

– Доктор отправлял анализы Мариночки в крутые центры в Москве, даже летал с ней туда, но… – Зинаида Николаевна отвернулась и смахнула с глаза слезу.

– Там сказали то же, что и здесь, – закончил за жену Пётр Дмитриевич.

– Мариночка рассказывала, что они случайно познакомились, на набережной, – вернула себе слово Зинаида Николаевна. Было видно, что она очень хочет рассказать о дочери новому человеку, тому, кто ни разу не слышал историю, поэтому Вербин чуть подался вперёд, показав, что ему интересно. – Мариночка с подругами гуляла, Доктор её увидел, подошёл, о чём-то спросил, посмотрел ей в глаза, и они начали разговаривать. Она рассказала, что опомнилась только часа через два. Подруги делись куда-то, а они с Доктором ходят по набережной и разговаривают. Холодно было, а они этого не замечают – ходят и разговаривают. Ещё Мариночка сказала, что никогда и никого не целовала на первом свидании, а его – поцеловала. Сразу и навсегда. – Пауза. – Думала, что навсегда.

Теперь вздохнул Пётр Дмитриевич.

– То есть Доктор не был участником сообщества? – уточнил Вербин.

– Нет, – ответил Алексей. – Как я понял, ему всё это было глубоко до лампочки, но он общался с друзьями Марины, потому что это было для неё важно. А Кейн сильно переживал по этому поводу и злился.

– Кейн любил Марину?

– По рассказам Марины я понял, что в первую очередь он любил себя. Такой, знаете, глубокой, искренней и полностью взаимной любовью: он любил себя, а себя любило его. Кейн был их заводилой, лидером – ярким, привлекательным и, как я предполагаю, немного деспотичным. Я думаю, уход Марины – не разрыв с ней, а именно её уход – крепко ударил по его самолюбию.

– Можно сказать, что Кейн враждовал с Доктором?

– Марина ничего такого не рассказывала, но Кейн точно не стал его фанатом. – Алексей хмыкнул. – Однако сделать Кейн ничего не мог, потому что Доктор был непростым парнем: хорошие деньги, крутая машина… У него явно были такие… особые друзья, которых он мог натравить на Кейна. Кейн это понимал и держался на расстоянии. Но вернулся к Марине, когда узнал о диагнозе. Не в смысле вернулся, как её