Пелагия и красный петух - Борис Акунин

В знак протеста монахиня прикинулась, что непонимает по-английски, и прикрыла лицо платочком, но американцы не очень-тонуждались в собеседниках. Они были полны энергии, всему бурно радовались, то идело щелкали маленьким фотографическим аппаратом, а слово «gorgeous» звучало изих уст не реже двух раз в минуту.

Когда повозка выехала на открытоепространство, пересеченное уходящей за горизонт шоссейной дорогой, туристы(очевидно, следуя куковскому наставлению) нацепили зеленые очки, что было оченьдаже неглупо – Полина Андреевна скоро это поняла. Во-первых, в очках не слепилосолнце, а во-вторых, цвет стекол, должно быть, компенсировал полное отсутствиезеленой гаммы в пейзаже.

Повсюду лишь камни и пыль. Это была та самаяравнина, где Иисус Навин, преследуя войско пятерых царей Ханаанских,воскликнул: «Стой, солнце, над Гаваоном, и луна над долиною Аиалонскою!» – иостановилось солнце посреди неба, и не спешило к западу еще один день.

У высохшего ручья, где Давид сразил Голиафа,туристы потребовали остановиться. Муж взял в руку камень и свирепо выпятилглаза; супруга, хохоча, наводила на него «кодак».

Мимо катились повозки европейского иазиатского вида, ехали всадники, шли пешие, причем последние – почти сплошьрусские богомольцы, странно неуместные средь этого пустынного ландшафта. ПолинаАндреевна уныло подумала, что «арабские кони» Салаха движутся ничуть не быстрееэтих ходких мужиков и баб.

Несколько паломников спустились к ручью внадежде разжиться водой. Разгребли сухую гальку, но не добыли ни капли.

– Одному нашему, из вяземских, о прошлый годтож благость вышла, – подслушала Пелагия обрывок разговора. – Брел он этак вотс Ерусалима в обратку, и разбойники его порезали, насмерть. Сподобился в СвятойЗемле Богу душу возвернуть.

– Вот счастье-то, – позавидовали слушатели.

Отправились дальше.

Вдали показались холмы – Иудейские горы.Разглядев на одной из вершин развалины крепости (судя по виду, построеннойкрестоносцами), монахиня покачала головой. Почему люди столько веков сражаютсяза эту убогую, бесплодную землю? Да стоит ли она того, чтобы из-за неепроливать столько крови?

Должно быть, в библейские времена эта равнинабыла совсем не такой, через нее текли реки, полные молока и меда, повсюдузеленели поля и кущи. А теперь здесь проклятое, выморочное место. Сказано упророка Иезекииля: «И сделаю землю пустынею из пустынь, и гордое могущество еепрестанет, и горы Израилевы опустеют, так что не будет проходящих, и узнают,что Я Господь, когда сделаю землю пустынею из пустынь за все мерзости их, какиеони делали».

И полезли в голову Пелагии совсем непаломнические, а явственно еретические мысли.

Отчего ветхозаветный Бог был так жесток?Почему его заботило лишь одно – достаточно ли истово поклоняются ему евреи?Разве это так важно? И почему Он столь чудесно меняется в Новом Завете? Или этоуже другой Бог, а не Тот, что наставлял Иакова и Моисея?

Закрестилась, отгоняя богохульные домыслы.Чтобы отвлечься, стала прислушиваться к болтовне Салаха.

Тот стрекотал почти без остановки. Посколькурусская пассажирка все попытки завязать разговор встречала суровым молчанием,возница избрал себе в собеседники американскую пару. По-английски он изъяснялсяне хуже, чем по-русски, – то есть, с ошибками, но бойко и складно.

Очевидно поверив, что Пелагия этого языка незнает, пройдоха заявил, что его жена американка, «красивая и умная, как всеамериканки». Полина Андреевна хмыкнула, но сдержалась.

Пока пересекали Аиалонскую долину, Салах всеругал евреев, которые не давали покоя местным жителям ни в древние времена, нисейчас. При этом он утверждал, что палестинцы обитали здесь всегда, они-то иесть прямые потомки библейских хананейцев. Жили себе и горя не знали, пока изпустыни не явилось жестокое, подлое племя, которое инородцев не считает залюдей. У них и в Книге велено: хананеям пощады не давать, истребить их всех безостатка. Вот они и истребляют – и в давние времена, и сейчас.

Пелагия слушала не без интереса. В газетахписали, что туземное население Палестины обеспокоено наплывом евреев, которыевсе гуще заселяют Землю Обетованную, и что дикие арабы подвергают мирныхпереселенцев грабежу и притеснению. Любопытно было узнать и противоположнуюточку зрения.

Почти две тысячи лет жили без них, и хорошожили, жаловался Салах. И вот они появились опять. Тихие такие, жалкие. Мыприняли их с миром. Научили возделывать землю, спасаться от жары и от холода. Ачто теперь? Они расплодились, как мыши, подкупают турок своими европейскимиденьгами. Теперь вся лучшая земля у евреев, а наши феллахи батрачат на них закусок хлеба. Евреи не успокоятся, пока вовсе не прогонят нас с нашей Родины,потому что мы для них не люди. Так в их книгах написано. У них жестокие книги,не то что наш Коран, призывающий быть милосердным к иноверцам.

Американцы внимали этим ламентациям не слишкомвнимательно, то и дело отвлекаясь на достопримечательности («Look, honey, isn`tit gorgeous!»), Пелагия же в конце концов не выдержала:

– OurQuaran? [13] – повторила она с ядом вголосе. – А кто врал, что православный?

– А кто врал, что не понимать английски? –парировал Салах.

Полина Андреевна умолкла и до самого вечерарта больше не раскрывала.

По горам двигались еще медленней – главнымобразом из-за верблюда, который подолгу застревал на обочине у каждой колючки,которой удалось пробиться сквозь мертвую почву. Езда заметно ускорилась, лишькогда скверное животное заинтересовалось цветами на шляпке Полины Андреевны.Ощущать затылком горячее, влажное дыхание парнокопытного было не слишкомприятно, а один раз за ворот путешественницы упал сгусток вязкой слюны, номонахиня жертвенно терпела эти домогательства и только время от времениотпихивала губастую башку локтем.

Переночевали в арабском селении Баб аль-Вад, уСалахова дяди. Эта ночь была еще тягостней предыдущей. В комнате, отведеннойгоспоже Лисицыной, был земляной пол, и она долго не решалась на него лечь,опасаясь блох. «Лампой Аладдина» воспользоваться тоже не удалось, потому что удвери расположились две женщины с синей татуировкой на щеках и девочка, вгрязные волосы которой было вплетено множество серебряных монеток. Они сиделина корточках, разглядывая постоялицу, и обменивались какими-то комментариями.Девочка скоро уснула, свернувшись калачиком, но арабские матроны пялились накрасноволосую чужеземку чуть не до самого рассвета.