В свободном падении - Антон Секисов

хамло! Был же ведь ребёнок как ребёнок, нормальный, не понимаю, что с тобой стало? Во что ты превратился, мой внук? Зачем ты связался с этой своей гоп-компанией? Музыканты, тоже мне! Бухают и колются, не просыхая, и блядуют без конца, вот какие интересы у молодёжи. И где ты нашёл этих обалдуев, подумать только, в московском университете! Сейчас университет стал хуже подворотни! Но ты, Андрюша, ты ведь не такой! Я водила тебя в филармонию…

Я достал сигарету и вышел на балкон. Куря, я ещё некоторое время выслушивал приглушённые нравоучения бабушки (она отчего-то не решалась пойти следом за мной), а потом я услышал, как звонит мобильник. Проскочив мимо бабушки с дымящимся огоньком в зубах, уронив пепел на пол, я залез в карман лёгкой куртки и извлёк телефон. Звонил Вадим.

— Ты можешь говорить? — спросил он и, не дав ответить, сразу приступил к делу. — У меня проблемы. С Аней. Нужно срочно поговорить… Ты можешь сейчас встретиться со мной?..

— Что стряслось, Вадик?

— Потом, всё потом… Тут такое…

— Ладно, ты можешь сейчас приехать ко мне?

— Да, конечно, могу… — мне казалось, Вадик сейчас заплачет. Голос его дрожал, отчаянный и звонкий.

— Приезжай немедленно. У меня есть вино и… свёкла. В общем, всё, что необходимо мятежному сердцу.

Отключившись, я услышал шум в коридоре. Бабушка собиралась. Со скрипом и треском она втискивала раздувшиеся ноги в тесные сапоги, что-то яростно пришёптывая.

— Тебе помочь? — спросил я бабушку из кухни, туша окурок.

— Обойдусь… Живи, как знаешь! Можно подумать, мне больше других надо…

Монолог, я прислушался, продолжался и в подъезде, до тех пор, пока не закрылись двери лифта, принявшие бабушку в свою мрачное душное лоно и повлекшие её, переругивающуюся саму с собой, вниз.

Я зашёл в ванную и в самом деле обнаружил там огромные старческие трусы с крохотной дырочкой спереди. Они лежали, смешавшись с горой моего нестиранного белья вместе, поэтому я не приметил их до того. Я подцепил их одним пальцем и, пронеся через всю квартиру, отправил в мусорное ведро. Очевидно, эти трусы принадлежали одной из девушек Филиппа, бушевавших здесь в моё отсутствие.

Вернувшись в гостиную, я достал из шкафа две нераспакованные бутылки красного полусухого. Бросил взгляд на диван. На мгновение я представил, как возятся на нём эти громадные слоноподобные существа, издавая утробные свои слоноподобные звуки, придаются слоноподобной своей любви. На моём хлипком несчастном диванчике, пережившим эту стихию чудом.

Но я вспомнил Вадима… «Вадим, — подумал я, — несчастный наивный идиот». Значит, Йоко всё-таки переспала с этим «тортиком». Я так и знал… Я представил, как он сейчас будет сидеть в моём кресле, с унылым лицом, влажными псиными глазами, устремлёнными на меня… Себя я почему-то представил в этой мизансцене жирной негритянкой из американских фильмов, в халате и с бигудями. Я буду смотреть на него с презрением и, качая головой, всё время повторять «Толд ю соу… ай толд ю соу…» Я ж тебе говорил, лохматый ты дурилка, не связывайся с этой дрянью. Но ты не слушал меня…

Мысль о том, что дела плохи не только у меня, подействовала на меня неожиданно благоприятно. Усевшись в кресло, пока его не оккупировал сопливый Вадим, я включил ТВ и расстегнул ремень, выпустив на волю откормленное пузо. На экране появился человек с охотничьим ружьём. Играла тревожная музыка, что-то наподобие вагнеровского «Пути в Вальгаллу», а человек поднимался по лестнице, рассчитывая, судя по всему, кого-то убить. Я сделал хороший глоток вина из узкого, прохладного горлышка и, сразу же забыв про опасного типа с оружием, закрыл глаза.

8

— Холодно, как же у вас тут холодно, — сказал Вадим, пробираясь в квартиру с посиневшими губами. Походя он бросил куда-то пиджак, тут же позабыв, куда бросил, и не заметив, что угодил им в самую грязь.

— Что ты хочешь, это же север Москвы, — отвечал я ему, подвигая стул.

Звонок Вадима в дверь разбудил меня: я уснул в кресле, как старик. Услышав звонок, в первую секунду я подумал, что проспал всю ночь, и вот, теперь военкомат снова ломится в мою дверь. Но нет, звонок был неуверенный, нервный, так не мог звонить охотник за призывниками. Я подошёл к двери, несколько раз споткнувшись о свёклу. Она каталась по полу, собирая пыль волосатыми боками.

Налитое в немытые бокалы вино производило впечатление содержимого выжатой тряпки. Я обнаружил это, смотря, как Вадим энергично вертит бокал в руках. Он вертел его так быстро, будто надеялся высечь из бокала искру.

Я осушил свой и, ожидая, пока он начнёт говорить, принялся катать ногой свёклу. Из пакета, оставленного бабушкой в коридоре, и который я сшиб ногой спросонья, выкатились несколько мелких помидоров, картофель, гранат, другие малоизвестные мне фрукты и овощи. Я покатил свёклу в сторону Вадима: она остановилась у его громадных ступней, скрытых за разноцветными носками. Один носок у него был тёмно-серый, а другой — светло-бежевый, почти близнецы, они всё же были разные. На одном зияла дыра. Вадим, в отличие от нас с Филиппом, никогда не имел дырявых носков, а эти были с огромной, вопиющей дырой в половину пятки.

— Ты в курсе, обратился я к нему, — что у тебя на ноге огромная дыра, размером с галактику?

— Женщины — похотливые гнусные существа, — высказался Вадим, перестав наконец терзать стакан, отложив его в сторону.

— Гнусные, говоришь? И что же привело тебя к столь пессимистичному выводу? — спросил я с полуулыбкой. Вадим понял мою иронию: щёки вспыхнули, он закусил зубами бледную свою губу.

— Хочешь сказать, что ты знал заранее, что Аня… что Аню… трахает этот ублюдок, любитель тортиков?

— Не то чтобы я был уверен, но, скажем так, не исключал такого развития событий. Кстати, не хочешь бисквит? Бабушка привезла сегодня…

— Я хочу застрелиться. Бабушка не привозила тебе пистолет?.. — Вадим залпом осушил вино и достал сигареты. Не вынимая их, он принялся вертеть пачку в руках также, как вертел бокал.

— Но это ещё не самое страшное. Теперь Аня хочет развод. Она забрала все вещи, — Вадим уронил голову на плечи и тяжело, всем телом вздохнул. — Она сказала, что ей надоело быть нянькой, она, видишь ли, хочет чувствовать себя слабой женщиной.

— Слабой женщиной, вот оно что… — я хотел пошутить насчёт её широкой спины и крепких бицепсов, которые серьёзно мешали её ощутить себя в этой роли, но воздержался.

— …А со мной она себя, эта сука, таковой не чувствует, — добавил он приглушённым голосом, донёсшимся из переплетения рук и головы. — Она считает, что я не справляюсь,