Приятный кошмар - Трейси Вульф

Джуд картинно закатывает глаза, но все смеются, включая меня саму. Но от этого у меня болит голова. Не говоря уже о моем животе. И о моем боке. И обо всех прочих частях моего тела.

Возможно, они правы. Возможно, мне и впрямь следует уйти. Это, если я вообще могу передвигаться, в чем в данный момент я совсем не уверена.

Чтобы проверить это, я делаю несколько шагов назад под настороженными взглядами всех остальных… что чертовски неловко. Я начинаю поворачиваться, чтобы больше не видеть их, но в ту же секунду врезаюсь в призрака.

Глава 34

Танцевать рок с моей мантикорой

На меня обрушивается пронзительный крик.

– Беги… беги… беги. – Растрепанные волосы, выпученные глаза, адская боль, искажающая осунувшееся лицо. Я уверена, что это то же самое привидение, которое я видела сегодня в кабинете тети Клодии. Но на сей раз оно исчезает практически сразу, стоит мне только пройти сквозь него, словно превратившись в тысячу невидимых иголок, которые вонзаются в каждую часть моего тела.

Я прикусываю губу, когда меня атакует боль, и каким-то образом ухитряюсь сдержать крик, рвущийся наружу. Но я ничего не могу сделать с моими ногами – израненными, обессиленными и чертовски нетвердыми – и они подгибаются подо мной.

Я, как подкошенная, падаю на землю и лежу, дрожа, как маленькая девочка, хотя, кажется, приступ слабости у меня уже прошел.

Я пытаюсь снова встать на ноги, но Джуд, Ева и Луис сгрудились вокруг меня, глядя на меня с тревогой на лицах. Реми, Саймон и Моцарт стоят немного поодаль, и на их лицах написано такое же беспокойство, – но я бы предпочла, чтобы они отошли еще дальше.

Только Эмбер и Иззи держатся на почтительном расстоянии – не знаю, потому ли, что им все равно, или потому, что они опасаются подхватить от меня ту заразу, что бы это ни было, которая атакует меня сейчас.

Как бы то ни было, я рада, что они не подходят ближе, и хотела бы, чтобы и остальные последовали их примеру. Мне обрыдло, что Джуд смотрит на меня как на какую-то деву в беде из рыцарских романов, которой я отнюдь не являюсь. И которой, конечно же, не хочу уподобляться – нет и нет!

Именно эта мысль больше, чем какая-то другая, заставляет меня встать на ноги. Проявление слабости опасно – даже в присутствии моих друзей, таких, как Луис и Ева. А проявить слабость перед всеми, кто стоит вокруг меня – включая парня, который вот уже три года раз за разом причиняет мне боль, – это как?

Мне надо подавить эту хрень в зародыше.

– Извините, я потеряла равновесие, – говорю я, наконец сумев встать.

Ева подозрительно щурится.

– Это не выглядело так, будто ты случайно потеряла равновесие. Это было похоже на…

Она осекается, когда я наступаю ей на ногу.

– Я в порядке, – повторяю я. – Давайте просто доделаем дело, чтобы убраться отсюда.

Должно быть, Джуд понял, что это единственная уступка, на которую я сейчас готова пойти, потому что он не спорит со мной, а просто поворачивается и снова направляется к крыльцу административного корпуса.

Но не успевает он пройти и половины пути, как темно-серое небо раскалывает огромная молния. Она освещает все вокруг и ударяет в одно из громадных деревьев индийской сирени, растущих вокруг двора перед крыльцом. Разлетаются искры, несколько секунд слышится странное шипение, затем от дерева отламывается огромный сук и падает сначала на ограду, а затем на землю.

– Что это такое? Что это вообще за шторм? – спрашивает Моцарт и с округлившимися глазами смотрит на нас. Но едва эти слова срываются с ее уст, как рядом с ней вспыхивает гигантское пламя.

– Берегись! – кричу я Джуду, который находится прямо на линии огня.

Но он уже отскочил, чтобы не оказаться поджаренным одной из своих лучших друзей.

– Какого хрена? – кричит Саймон, с ужасом на лице. – Тебя не зацепило, Джуд?

Но прежде чем Джуд успевает ответить, глаза Саймона начинают сиять удивительным золотым светом, от которого все мое существо неудержимо тянет к нему. Затем его темно-коричневая кожа тоже начинает светиться, излучая золотой свет. Это свечение распространяется все дальше, дальше, а затем он начинает менять обличье.

Ева встревоженно вскрикивает, но я слишком поглощена тем, что происходит внутри меня самой, чтобы посмотреть, что случилось с ней. Потому что внезапно все мое тело начинает гореть. Не так, как сегодня утром горела Эмбер, а так, будто у меня поднялся очень сильный жар. Такой сильный, что он расплавляет – и трансформирует – все мое тело изнутри.

– Все нормально, Кумкват, – голос Джуда звучит спокойно. – С тобой все нормально.

У меня скручивает желудок, мое дыхание становится затрудненным и учащенным, и я не могу контролировать его, а моя кожа саднит, как будто она вот-вот лопнет.

Джуд протягивает руку и спокойно трет мою спину, но даже от этого легкого успокаивающего прикосновения огонь внутри меня разгорается еще жарче. Я отстраняюсь от него и тут вижу, как у Саймона вдруг подгибаются ноги.

Нет, не ноги. А хвост.

Какого черта? Что тут происходит?

Еще несколько секунд, и Саймон начинает трепыхаться на земле, пытаясь глотнуть воздуха. И до меня доходит, что он не может дышать, потому что вместо легких у него теперь жабры. Я начинаю гадать, как ему можно помочь, а между тем внутри у меня продолжает полыхать пожар, грозящий пожрать меня всю, – и тут вперед выходит Реми.

– Я знаю, что надо делать, – объявляет он, сохраняя полнейшее спокойствие несмотря на все то, что происходит. Подняв Саймона с земли, он кладет его в старый неисправный фонтан, расположенный в середине двора. Обычно его чаша бывает пуста, но дождь сегодня лил так сильно, что она наполнилась водой почти до краев. Как только Реми помещает в нее Саймона, тот сразу же погружается с головой.

Небо раскалывает еще одна молния, за ней следует громкий раскат грома, сотрясающий землю, на которой мы стоим. Между тем мои ноги, которые и без того ноют и подгибаются, становятся и вовсе ватными.

Я тянусь к Джуду, он сжимает мою руку – и тут Моцарт снова выдыхает пламя, – а затем на ее спине вырастает пара черно-серебристых крыльев.

Одновременно Луис становится на четвереньки, волосы на его голове начинают стремительно расти, и все его тело покрывается шерстью. Его окружает мерцающая радуга, и менее чем за минуту он превращается в огромного великолепного черного