Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова

каннуси и сожжение святилища на них троих? С него станется: вряд ли он чем-то отличается от простых полицейских, которые готовы обвинить непричастного к преступлению человека, лишь бы поскорее разобраться с делом.

Дух-фонарик, которого Уми принесла с собой и поставила рядом, ощерил свои острые зубки на Ооно – должно быть, ему заместитель главы тайной полиции тоже пришёлся не по нутру. Но Ооно, похоже, видеть ёкая не мог, и потому проделка духа так и осталась незамеченной.

– Служивший при святилище Поющих Сверчков каннуси Кодо, да убережёт Владыка его душу, был моим давним другом, – голос Дзиэна звучал спокойно и твёрдо, и улыбка на губах господина Ооно быстро увяла. – Ещё вчера мы говорили с ним о первом пожаре, уничтожившем святилище Речного Покоя, и сошлись во мнении, что с этим делом что-то нечисто. И вот сегодня наши опасения подтвердились. Прослышав о новом поджоге, я поспешил сюда, чтобы отыскать следы того, кто сотворил это, и призвать его к ответу.

– Этим делом теперь занимается тайная полиция, – отрезал Ооно.

– Но за этим стоит колдун, господин Ооно, – возразил Дзиэн. – И притом весьма могущественный. После того, как начался пожар, прошло уже больше часа, а я до сих пор ощущаю отголоски его силы.

Глаза Ооно нехорошо блеснули. С каждой минутой этот человек внушал Уми всё большее отвращение: словно ядовитый паук, затаившийся в щели, где до него было никак не добраться.

– Не стану скрывать, почтеннейший, – с притворным сожалением покачал головой Ооно, – всё это выглядит очень подозрительно. Вас и ваших учеников застали на месте преступления, и лишь с ваших слов мы знаем о каком-то другом колдуне, которого больше никто не видел…

– А как же послушники? – не выдержала Уми. Теперь ей было наплевать, сочтут её невоспитанной или нет, но оставлять несправедливые нападки полицейского так просто она не собиралась.

Ооно медленно перевёл на неё взгляд, словно только теперь вспомнил о существовании Уми.

– Наверняка преступник наделал много шуму, – решительно продолжала Уми, крепко сжав ткань штанов-хакама, чтобы дрожь в руках не выдала её волнения. – Не могли же они совсем ничего не слышать!

– Один из послушников и впрямь был тяжело ранен, – вдруг заговорил Ямада.

– Откуда вам это известно? – Ооно сузил глаза.

– Я владею лекарскими навыками, и потому мне довелось осмотреть мальчика в числе первых, кто прибыл сюда. – Ямада поднял голову и посмотрел Ооно прямо в глаза, словно показывая тем самым, что ему скрывать нечего. – Этот ребёнок потерял много крови. От боли он не мог даже говорить – только кричал, и потому его опоили снотворным маком. Раньше утра мальчик точно не придёт в себя, да и тогда он едва ли сумеет описать нам внешность убийцы – от настоя снотворного мака иногда случаются провалы в памяти и спутанность мыслей.

– Может, он сумеет опознать убийцу позже, когда мы его поймаем? – с надеждой спросила Уми.

Но Ямада лишь покачал головой.

– Мальчик ослеп, – тихо произнёс он.

Уми почувствовала, как у неё сжалось сердце. Перед внутренним взором возникло видение, как колдун хлестнул несчастного послушника цепью прямо по лицу…

Какая расчётливая жестокость! Кем бы ни был этот колдун, он хорошо умел заметать за собой следы, нельзя не признать.

– С какой стороны ни посмотри, а свидетель из мальчишки ненадёжный, – равнодушно подвёл итог Ооно. – Так что тут и говорить не о чем. Но что касается вас троих, тут уже становится куда интереснее.

Ооно наклонился к Дзиэну, словно собирался доверить ему какую-то страшную тайну:

– Каннуси, я прямо сейчас могу обвинить вас и ваших учеников в злоупотреблении колдовством. – Ооно улыбался, но глаза его оставались холодными. – И у меня есть на то все основания. Вы применяли магию не для проведения обрядов, что строжайше запрещено указом самого императора. Мой помощник видел всё своими глазами, и потому даже не пытайтесь отрицать.

Уми вся похолодела. Демоны бы побрали этого Ооно – она как чувствовала, что от этого человека не стоило ожидать ничего хорошего! Похоже, он и впрямь не собирался искать настоящего преступника: теперь, когда они втроём сами так любезно угодили в его сети, зачем было стараться и из кожи вон лезть? Выслужиться перед высшими чинами можно было и так, отделавшись малой кровью.

Их кровью.

Уми вдруг представила, что на большой площади перед особняком градоправителя собралась толпа жадных до зрелищ людей. Особенно они любили глазеть на чью-либо казнь. Вор, убийца или колдун – для них всё было едино. Они одинаково глумились над теми, кто на их глазах доживал последние минуты своей жизни.

В сидевшем у ног палача человеке, безвольно склонившим голову на грудь, Уми с ужасом узнала саму себя.

От увиденного стало дурно. С трудом удалось отогнать кошмарное видение того, как палач заносит над ней длинный и остро заточенный меч, который мог срезать голову, как тростинку…

Краем глаза Уми заметила, как Ямада, сидевший от неё по правую руку, тоже замер, словно его одолевали похожие мысли. Тень монаха, падавшая на татами, вдруг задрожала, словно от налетевшего ветра. На какой-то миг Уми показалась, что тень его стала гораздо больше, чем была прежде, и что за спиной у неё выросли два исполинских крыла.

Уми крепко зажмурилась и снова открыла глаза. Она с облегчением заметила, что наваждение исчезло: тень Ямады была совершенно обычной и двигалась, только когда начинал шевелиться её хозяин.

Словно почувствовав на себе взгляд, Ямада посмотрел на неё. Уми боялась, что в глубине его глаз увидит отражение тех же смутных видений их бесславного конца, которые одолевали её саму.

Но вопреки её ожиданиям, Ямада вдруг улыбнулся. Это была лишь слабая тень улыбки, но было в ней столько решимости бороться до конца, столько тепла и понимания, что ужас, цепко ухвативший Уми за сердце, понемногу начал отступать.

К ней стало возвращаться присутствие духа, и Уми осознала со всей ясностью: даже если этот Ооно попытается засадить их за решётку, отец не допустит, чтобы Уми казнили. И она со своей стороны сделает всё, чтобы помочь Ямаде с Дзиэном – даже если после этого ей придётся просидеть под домашним арестом до конца своих дней.

Какое бы положение Ооно ни занимал в столице, до неё было слишком далеко. Не он был хозяином этих мест, не у него здесь было больше власти. Клан Аосаки заправлял Ганрю слишком долго, чтобы прогнуться под волей одного-единственного человека.

Эти мысли придали Уми решимости, и она стала прислушиваться к тому, что говорил Дзиэн.

– Должно быть, ваш помощник не совсем верно