Катя & 2/3 - Наталия И. Новохатская

но маме приходится сидеть летом с родным внуком, а не с дочкой Фаинки – тоже больная проблема. Потому что мы с Мишей эгоисты, думаем о себе и Мике, больше никому помогать не хотим. В частности Фаинке, у той муж не может устроиться, денег почти нет, а Катя (это я) думать не хочет, чтобы он занял место у нее в конторе, хоть охранником, хоть бухгалтером, берет каких-то девиц, платит им деньги мимо родных.

Не думаю, конечно, чтобы чужому дяденьке-филину было интересно слышать подробности нашей частной жизни, однако он задавал резонные вопросы и слушал внимательно. Думается, его устраивал любой разговор, лишь бы отвлечься от опасного сна за рулем. А мне отчего-то захотелось выложиться, наверное, в смутном состоянии чувств свежий слушатель подействовал живительным образом. Остальные знали схему наизусть.

За подробным изложением семейной повести мы миновали темный перевал и стали спускаться к берегу иногда по шоссе, обросшему лесом, иногда по сложному серпантину между скалами и пропастями. Хорошо, что мне было почти не видно, а Миша спал, как сурок. Что касается водителя Димова, то он заверял, что знает дорогу и может ехать с закрытыми глазами. Иногда в просветах между скалами и темными деревьями виднелось небо в звездах, а внизу, как говорил Димов, появлялись и исчезали морские заливы.

Верилось с трудом, однако воздух радикально поменялся, в нем появилась мягкость и влажные обертоны, зелень вокруг издавала иные ароматы – насыщенные и настоянные. Мы въехали в иную атмосферу. Доктора говорили, что она лечебная, и мама сообщала, что Мика перестал кашлять.

Собственная повесть о семейных сложностях, надо понимать, отвлекла от насущной задачи, я прекратила доклад и углубилась в мысли на тему, дорога тем моментом пошла верхом и лесом, по шоссе в промежутке. Водитель Димов не отвлекал (очень зря), я оттолкнулась от санаторного трамплина и стала в который раз дивиться переменам отношений с родителями, сначала с мамой, а в особенности с папой. Проблемы были и оставались больными, досада, понимание и вина мешались у меня в равной пропорции.

Вернувшись из дальних странствий, длившихся два с лишним года, мы с мелким обнаружили, что мамочка нашла нам замену. Наверное, ее любящее сердце не потерпело пустоты, и туда втерлась отдаленная кузина Фаина вместе с мужем и новорожденной дочкой. Эффект получился почти орнитологический – жадные кукушата монополизировали чувства и внимание мамы, оттого собственные птенцы могли взывать до бесконечности, но все равно оставались на окраинах гнезда, их почти не замечали, а если замечали, то с досадой.

Не буду перечислять нелепые поступки, совершенные родителями в ущерб здравому смыслу и общей собственности, однако я устояла против течения и не позволила втянуть себя в оргию благотворительности. Мама не простила мне по сию пору, но с течением времени я вникла в смысл неприятных событий и приняла контрмеры на чужом поле.

Если мама поступала как обманутая птица, то мне оставалось задействовать те же законы природы, то бишь отделить маму от кукушат, подбросив на их место ее внучатого птенца, то есть Мику. Себя я скомпрометировала в маминых глазах невозвратно, не пожелав понять ее благородные чувства к Фаинке и чужому семейству. К бедным, слабым, неприспособленным и беззащитным.

Когда мытьем и катаньем я вытаскивала маму из чужого гнезда, помещала в иные условия и подкидывала Мику, она становилась нормальной бабушкой и после первых дней переставала сетовать на разлуку с милыми сердцу кукушками. Мика тоже к ней привыкал, проявлял здоровые тенденции, не ревновал к виртуальной Милочке и пропускал ненужные сентенции мимо ушей. Раз и навсегда я зареклась объединять гнёзда, хотя бы на короткое время – результат оказывался катастрофическим. Кукушечье племя хором хулило Мику за любое упущение, мама страдала по поводу несовершенств внука и винила меня, Мика безмерно удивлялся и просился домой, что я исполняла с мгновенной готовностью. Однако в удалении от соблазна мама неплохо уживалась с Микой, ее инстинкты переключались на доступный объект, а малец не вникал в тонкости.

Что касается меня, то с полным понятием и немалой долей цинизма я использовала свои научные знания, но, увы, чувства к маме лишились приятных оттенков, стали деловыми – я доверяла ей Мику, но не забывала проверять. Не втерлись ли часом чужие интересы. Кроме того я привлекла поддержку натурального семейного окружения: тетю Риту с обширной семьей, свекровь Тину и зарубежных тетушек, никто из них не желал вникать в мамины чувства. Бедняжка оставалась в одиночестве и смирялась с судьбой – родной внук оказывался на порядок важнее, чем хотя бы самые замечательные прочие.

Однако с папой дела обстояли по-иному, гораздо хуже. В начале «полетов над гнездом кукушек», пока я вникала и неприятно удивлялась, папа, надо полагать, по маминому настоянию, пытался склонить меня к покорности. Он зашел на этом пути так далеко, что заявил в откровенном разговоре, что: «Они совершенно правы, Катя! Ты сама понимаешь, у Фаины прекрасная семья, она любит мужа и дочку, почитает его родителей. Что касается тебя, то подобного нет в помине, ваши отношения с художником – полный фарс, он никого не уважает. У вас не семья, ребенок родился случайно, сама говорила. Тебе поучиться у Фаины было бы полезно…»

Не знаю, злопамятность – это порок или добродетель, но папину сентенцию я помню слово в слово и никогда не прощу, до самой смерти.

В особенности, если учесть, что с незапамятных времен мы дружили, я доверяла отцу и не держала от него секретов. Так воспользоваться моей откровенностью, нет, непростительно!

И если с мамой я наладила отношения, в основном деловые, включала ее привязанность к внуку и особо не помнила обид, понимая природу проблем, то с папой ничего подобного не произошло. Для удобства, чтобы не вступать в бытовые конфликты с мамой, он предал доверие, попросту струсил и захотел мною грубо манипулировать. Чего я не прощаю никому и никогда. Остальное – ради Господа Бога, все мы слабые и частенько глупые существа. Но не заведомое предательство. Особенно, когда было доверие.

Увы, когда острый период семейного разногласия миновал, мы с папой не смогли вернуться к былым отношениям, но взамен не оказалось почти никаких, полная пустота. У отца только прибавилась обида, что его мнением манкировали и уважения не оказали, Миша не стал смотреть ему в рот при мужских разговорах. В отличие от мужа Фаинки, тот по простоте душевной почитал папу золотым стандартом мудрости. Еще и потому, что сам рос без отца, в женском окружении. Однако, довольно!

Увлекшись