Роман без героя - Александр Дмитриевич Балашов

приготовился писать огрызком поданного мне химического карандаша заявление о приеме.

– Бумажки чистой нету… – развел руками командир. – В своем земляном медсанбате нацарапаешь… Выпей и закуси. Это дело грех не обмыть.

Я выпил налитую мне самогонку, закусил холодной тушенкой. Внутри стало теплее и уютнее.

– А насчет доверия, – положил мне на плечо тяжелую руку Петр Ефимович, – ты правильно поблагодарил. Доверяю я тебе, доктор… Тайна наша с тобой никуда не ушла, по чужим ушам не гуляет. Уважаю молчунов. В молчании – золото, а не в словах.

Он подмигнул мне:

– Позавтракал? А теперь пошел к людям. Уже как «в» начштаба. Скажи, что я приказал Климке Захарову и Кольке Разуваеву, ну, трактористу «Безбожника», сынку матроса нашего: пусть, взяв берданку, идут к большому дубу на развилке дороги. В боевое охранение.

Я с удовлетворением кивнул:

– Давно, Петр Ефимович, пора было дозоры выставить у дороги…

– Сам знаю! – перебил меня командир. – Пущай караулят нас со стороны Хлынинского леса. Немцы в Хлынино стоят, Водяра сказывал. Не так много германцев, но с нас, у кого на одну армейскую винтовку пять патронов да три охотничьих берданки, из которых и зайца не подстрелишь, будет за глаза. Повтори приказание.

– Клима Захарова и Николая Разуваева – направить на северную сторону базы, в дозор у дороги, – повторил я.

– Молодец, начштаба. Лихо офицерить у тебя получается. Белая кость…

Карагодин щедро плеснул себе в освободившуюся кружку, не переставая постреливать блестящими глазами на старшую дочь начпрода.

– И про пилюльки не забудь!… – напомнил он. – Ты, доктор, хорошо мои болячки лечишь… Награжу по-царски, коль усё получится ночью…

Я надел шапку, собираясь покинуть жарко протопленную командирскую землянку – от духоты и запахов нечистых тел нечем было дышать. Карагодин остановил:

– Передай, старшим дозора назначаю Климку. Пущай бердан у него будет. Но шобы не пальнул сдуру! Уж больно в бой с фрицами рвутся Захаровы. Прямо герои. А што они своей дурью могут расположение голодного и, почитай, безоружного отряда врагу выдать – это им в башку не приходит.

– Передам! – пообещал я.

– И скажи, што за нарушение моего приказу – расстреляние через суд партизанского трибунала.

Он покатал желваки на крутых скулах, смачно сплюнул на подметенный солдаткой пол. Потом устало показал мне глазами на лавку. Я выжидательно присел на край.

– Не поверишь, доктор, – опускаясь на лавку, сказал он, бледня на глазах. – До Хлынино отсель аж вёрст десять будет, а я слышу тамошних собак… Воют, суки!… К покойникам.

Я невольно прислушался: никакого собачьего воя, конечно же, не услышал.

– А еще что слышите, Петр Ефимович? – тревожно спросил я командира.

Он, бледный как полотно, сидел за столом, подперев тяжелую голову руками. Мне показалось, что сознание покинуло его на эти минуты. В землянке было тихо. Только потрескивал фитиль в коптилке, да вздыхала, глядя на командира, Танька.

– Слышите меня, товарищ командир?

От неожиданности моего вопроса он вздрогнул. Туман в его глазах постепенно растворялся. Возвращался ум и понимание того, что происходит с ним и вокруг него в настоящее время.

– Ась? Выпугал, доктор…

Зрачки его глаз расширились. С уголков посиневших губ на вежевымытый стол капала слюна.

Он снова прикрыл измученные видениями глаза и, как молитву, нараспев, проговорил:

– Я слышал лающую незнакомую речь… Так лают псы… Так было в Сольдау… – бессвязно говорил Петр Ефимович. – Вижу и сейчас: машина, вокруг нее немцы, полицаи и ОН…

– Кто – он? – уставилась на командира напуганная Татьяна.

– Он, я его сразу узнал.

– Да кто же, кто?… – допытывалась Водянкина.

– Пёс черный… Тоже под ногами у них. Шерсть его искрится, из пасти язык вывалился. Он и выл к покойнику. Он.

В землянку вернулся комиссар. Увидев бледного отца,Григорий перевел вопросительный взгляд на меня.

– Сейчас все пройдет, – успокоил я сына.

– Пошлю-ка я в Хлынино Ваську Разуваева со своими разведчиками, – сказал комиссар. – Пусть всё разузнает и обстановку доложит… Не ровен час с карательной акцией и к нам в лес пожалуют…

– Боевое охранение выставили, сынок, – прошептал Петр Ефимович, теряя силы. – А разведчиков отправь. Пусть и Водяру проводят до околицы Зорино – хлебное село. Да и в Хлынино пусть наведуются… Сколько там немцев и полицаев, чем вооружены… А главное – есть ли там черный пёс из моего видения?…

Он закрыл глаза, судорожно сглатывая слюну:

– Шо б он исдох, проклятый!

Глава 30

И РАЗВЕДКА ДОЛОЖИЛА ТОЧНО…

Из дневника партизанского доктора Лукича

18 января 1942г.

Пустошь– Корень.

3 часа ночи.

Луна повисла над черными елями нашего партизанского леса в каком-то круге. Что это за знак? К сожалению, не силен в астрологии. Знаю только, что круг этот астрономы называют «гало» (от греческого halos). Это светлые круги вокруг Луны, возникающие, наверное, вследствие преломления и отражения света взвешенными в земной атмосфере ледяными кристаллами. Эти паргелии48 мой пациент считает дурным знаком, предвестником большой беды, которая, мол, стрясется в отряде. Он, называвший себя «главантидером – главным антихристом деревни», находит своё мистическое объяснение чуть ли не каждому природному явлению. По-моему, в его атеизме, как и в русском атеизме вообще (это когда человек начинает бороться с самим Богом) больше религиозности, чем во всем западном католицизме. Потому что русский человек, даже назвав себя «воинствующим атеистом» или «главантидером», о Боге не забывает никогда и поминает его чаще, чем какой-нибудь французский шахтер или прусский крестьянин.

Пишу в своей «медицинской землянке». Буржуйка поедает массу дров, а тепла дает немного… Хорошо, хоть дров много. Лес большой. И на северо-западе стыкуется с дремучим Брянским лесом. Один из красноармейцев, чудом вышедший из окружения и прибившийся к нам, говорил, что брянские партизаны «дают немцу прикурить, что у тех дым промеж ушей идет». Наши воины застоялись, как лошади в стойле. К тому же голод сжигает последние моральные силы. Спирт весь выпили Водяра и Василий Разуваев. Случись что – нечем будет обработать рану.

Пожалуй, дурные лунные знаки начинают давать знать о себе. Вчера к обеду разведчики Василия Разуваева вернулись без своего командира, сухопутного матроса с «Быстрого». Доложили командиру, что начальник разведки отряда «Мститель» Василий Харитонович Разуваев погиб мученической, героической в деревне Хлынино, что в 10 километрах от нашей базы.

Как «ИО» начальника штаба мне доложили, как было дело.

…Проводив Вениамина Водянкина до околицы деревни Зорино, с которой начпрод отряда начинал свой продовольственный рейд по родным тылам, Василий Харитонович приказал идти в Хлынино. Это сравнительно недалеко, 6 – 7 километров по старому курскому шляху. По нему, сказывали партизаны,