Робкие создания - Клэр Чемберс

опер, но днем предпочитал гулять на улице. Однажды Хелен видела, как он бродил по розарию, склоняясь к кустам, вдыхая их аромат, а затем, оглянувшись по сторонам, сорвал пышный розовый бутон и спрятал его в нагрудный карман.

В присутствии Марион Хелен передала Уильяму письма от Фрэнсиса, которые прятали от него тети. Он с недоумением выслушал краткое объяснение, откуда взялись письма, не стал открывать их сразу и долго сидел, уставившись на пачку конвертов, а затем вдруг улыбнулся.

– А я думал, он мне не писал, – с изумлением проговорил Уильям.

Он, казалось, вовсе не обижался на тех, кто двадцать пять лет скрывал от него правду.

– Писал, – подтвердила Марион.

Уильям убрал письма в карман – как человек, который научился не съедать сладкое в один присест, а растягивать удовольствие на тот случай, если больше никогда его не получит.

Хелен смотрела им вслед: Уильям – высокий, неуклюжий, растрепанный, и Марион – изящная, спокойная, уверенная в себе. Трудно было поверить, что между ними есть какая-то связь.

29

1938 год

Дорогой Фрэнсис!

Мне нельзя выходить из дома, нельзя ни с кем разговаривать и попадаться на глаза чужим – тетушка Элси говорит, что, если узнают, где я, меня отправят в исправительную колонию. Поэтому я почти все время провожу в своей комнате. Меня это не тяготит. Лучше так, чем ходить в школу. Думаю, учиться можно и по книгам. У меня есть полное собрание Британской энциклопедии, и я каждый день читаю по одной статье. Всего двенадцать томов, в каждом по четыреста страниц. Обычно статья занимает одну страницу, но если тема обширная – вроде Наполеона или авиации, – то больше.

Я подсчитал: если продолжать в том же духе, управлюсь за тринадцать лет и два месяца. Я начал с первого тома, но потом понял: это глупо, ведь тогда я буду знать только про то, что начинается на “А”. Теперь я читаю по первой статье из каждого тома по очереди, потом – по второй и так далее. Если тема скучная, перехожу к следующей, но так нечестно, поэтому, если и следующая неинтересная – все равно читаю.

Иногда по ночам я выхожу в сад и ищу барсуков, но пока ни одного не видел. Только лисиц и один раз – крысу. Интересно, ты сейчас в Брок-Коттедже? Как бы мне хотелось там оказаться! Как там Босвелл? Почеши ему пузико от меня. Из окна тетушки Роуз видно весь парк, видно, как люди гуляют с собаками. Наверное, будь у меня собака, я никогда не чувствовал бы себя одиноким.

Дорогой Фрэнсис!

Интересно, где ты теперь. Я все время сижу дома, только по ночам выхожу в сад, чтобы никто меня не увидел. Если звонят в дверь, я сижу в комнате, пока не уйдут, но вообще-то никто ни разу к нам не приходил. А еще, представляешь, я построил крепость из спичек! Получилось, по-моему, довольно неплохо.

Дорогой Фрэнсис!

На Рождество тетушка Элси подарила мне перьевую ручку, тетушка Роуз – детекторный радиоприемник, а тетушка Луиза – свитер. Мы съели жареную курицу, потом играли в карты. Я выиграл 3 шиллинга и 9 пенсов, но деньги тратить негде, так что я положил их в копилку до тех пор, пока мне снова не разрешат выходить из дома. Скорей бы.

Дорогой Фрэнсис!

Прости, что не отправил тебе ни одного письма – я не знаю твоего адреса. Знаю только, что ты не живешь в Брок-коттедже круглый год. Даже ближайшую деревню забыл. Помню, как мы однажды ездили на побережье, в местечко под названием Уэст-Уиттеринг, но ехали долго, так что вряд ли почтальону это поможет.

Дорогой Фрэнсис!

Напиши мне, пожалуйста.

Уильям аккуратно сложил письма и убрал обратно в деревянную шкатулку, где хранил самые важные вещи, а шкатулку – в самый дальний угол шкафа. Писем он больше не писал. Вначале было даже весело – он представлял, как Фрэнсис вот-вот отправит ему письмо, ведь его родители наверняка знают адрес – они дважды привозили его домой. И как в ответ отправит разом все свои.

Но письма так и не пришли – отвечать было не на что. Эта мучительная истина врезалась в сознание, как птица вонзается в почву, острым клювом выискивая червя. Фрэнсис – его лучший, единственный друг, но не наоборот: у Фрэнсиса друзей много, и он, видно, не воспринимает их дружбу всерьез. Теперь их, конечно, объединяла общая тайна, но, может быть, он хотел забыть и ее, и самого Уильяма. Принять эту мысль было невозможно – слишком больно.

Уильям так долго мечтал о том, чтобы сидеть дома и никогда не возвращаться ни в эту, ни в любую другую школу, что поначалу даже не заметил, как лишился свободы. Еще он не мог поверить, что отделался таким пустяковым наказанием: всего-то никуда не выходить и никому ничего не рассказывать. Даже в тот раз, когда он поставил чашку с горячим молоком на столик вишневого дерева в гостиной и испортил полированную поверхность подпалиной, и то получил нагоняй серьезнее.

Однажды вечером, совсем недавно, Уильям подслушал спор тетушек.

– Не понимаю, почему ему нельзя пойти поиграть, – говорила тетушка Роуз.

– А если кто спросит, почему он не в школе? – резко ответила Элси. – Донесут властям. Да и та семейка может проболтаться. Мамаша их язык за зубами держать не умеет – уж поверь мне, я знаю, а тебя там не было.

– Может, отправить его в обычную школу, не в пансион? Хотя бы в ту, что здесь неподалеку. И необязательно объяснять, почему мы забрали его из прежней.

– Ты в своем уме? – возразила тетушка Элси. – А если он опять?.. Вдруг это у него в крови?

– Ты это о чем? – крикнула Роуз, вскочив со стула.

– Сама знаешь.

– Если намекаешь на дурную наследственность, не забывай, что у нас матушка была с приветом!

– Ах, Роуз, ну зачем ты говоришь такие гадости! – впервые подала голос тетушка Луиза. Как и Уильям, она всячески старалась избегать конфликтов и всегда поступала как велено. – И не надо так кричать. Вдруг он не спит.

После этого тетушки притихли, а Уильям задумался, что значит “дурная наследственность” и “с приветом”.

До Уильяма долетел аромат горячей выпечки, и он тут же отбросил все неприятные мысли. Утром тетушка Луиза обещала испечь к остаткам сливового варенья оладьи. Если появиться вовремя, может быть, позволят облизать ложку или съесть подгоревшие ошметки теста. Но, стоило ему выйти