Князь Владимир - Юрий Никитин

Викинг грозно захрипел. Белесые брови сдвинулись, синиеглаза метнули молнию. Владимир поежился – так можно дошутиться, – но Олафлишь посопел, раздувая ноздри, хольмградец, к счастью, не уточнил, в детствевсем приходилось бегать от грозного отца.

– Воин должен уметь бегать… Врага догнать, оленя, дажезайца загнать так, чтобы косой пал замертво!

– Да я что, – сказал Владимир снеловкостью, – ты не серчай. Если зайца…

– Без труда, – ответил Олаф. – Я тебекак-нибудь покажу.

– Все, буду примечать длинноухих. Нам бы как раззайчатины на обед…

Он умолк, а Олаф вздрогнул, завертел головой. Владимирвидел, как шевельнулись розовые уши викинга. Сам Олаф пригнулся, как дикий зверь,едва не рычал, зорко и настороженно всматривался, вслушивался.

Донесся стук копыт, потом чистый звонкий голос, распевающийво все горло. Слов Владимир не расслышал, оба вжались в землю, но место больноуж неудачное: всадники вот-вот увидят с высоты седел. Вдруг Олаф ахнултихонько, а Владимир ощутил, как сжалось сердце.

Всадников было трое. И все трое были великанами в добротныхдоспехах и на огромных боевых конях. От них веяло грозной силой, удалью,несокрушимой мощью. Уздечки позвякивали, копыта били в землю тяжело, мощно.

Владимир толкнул Олафа, в мышиную норку не втиснешься,поднялись. Передний оборвал песню. Его серые глаза с любопытством рассматривалидвух оборванцев, а Владимир и Олаф все не могли оторвать от него глаз. Чтодоспехи, он даже в панцире, явно греческом, шолом блещет так, что глазамбольно, сложный узор, а сверху колышутся по ветру красные с синим перья.Оружием воин обвесился с головы до ног, и если бы ему не было весен двадцать,когда тяга к оружию понятна, то даже Олаф назвал бы его дурнем.

Двое всадников, что ехали сзади, одеты проще, но выглядятнамного опаснее. Их оружие легче, вместо панцирей – легкие кольчуги, вместотяжелых мечей и топоров – легкие, но длинные сабли. Правда, мечи и топоры тожеесть, приторочены сзади у седел. Оба с непокрытой головой, но шоломывыглядывают из седельных мешков. Лица обветренные, битые солнцем и ветрами, безкапли лишнего мяса, только кости и мышцы, глаза похожи на острые наконечникистрел. Оба как несокрушимые скалы, а кони, не знавшие хомута, – могучие,налитые мощью звери, даже сейчас всхрапывают враждебно, готовые куснуть чужаковили ударить копытом.

Владимир толкнул Олафа, поклонился:

– Исполать вам, могучие витязи!

Олаф нехотя поклонился. Его синие глаза жадно щупали богатоевооружение, могучих коней, мерили ширину плеч богатырей.

Передний, что оборвал песню, спросил с брезгливымнедовольством:

– Что за рвань шляется по Дикому Полю?

По голосу – вятич, да и нос курносый, глаза расставленышироко, на переносице чашка поместится, стать молодецкая, какой известнывятичи.

– Погорельцы мы, – ответил Владимир споклоном. – Почитай, уся весь пошла огнем. Одни угли остались… Бредемнаниматься к кому-нибудь. Хоть в холопы, жить-то и кормиться как-то надо…

– Да зачем вам жить? – удивился вятич. – Кольдома свои сохранить не сумели, то вам лучше сгореть со своим скарбом.

Двое старших молчали. Владимир чувствовал на себепридирчивые пытливые взгляды. Один золотоволос, высок, другой коренастее ишире, а волосы черные как вороново крыло. Глаза чуть вприщур, и даже не будьузких, как шнурок, усов, Владимир признал бы печенега. Наконец передний сказалукоряюще, Владимир сразу ощутил мягкий говор киянина:

– Так что ж бредете в ту сторону? Русь вон в тойстороне! Попадетесь диким людям, они сразу аркан на шею! Мужики крепкие. Будетежить со скотом, жрать со свиньями.

– Дык откуда ж знать, – сказал Владимирробко, – в какой стороне что? Мы ж никогда из веси и не выходили-то…

Молодой вятич гордо выпрямился:

– Эх, народ! Пошто живете?

Тот, которого Владимир определил как печенега, спросилвнезапно:

– А что молчит твой спутник?

Голос его был резкий, свирепый, в нем еще звучала дикость ижестокость степняка. Темные глаза, такие же темные, как и у самого Владимира,впились в его лицо.

– Немой, – ответил Владимир печально. – Да идурачок он. Потому такой здоровый.

Веский довод вроде бы удовлетворил печенега, он пересталщупать оценивающим взглядом могучие мыщцы Олафа, мерить его плечи. Киянин хотелчто-то сказать тоже, но Владимир перебил льстивым голосом:

– Вы и есть знаменитые поединщики, что ездят по ДикомуПолю в поисках чести и славы? У нас о вас песни поют!

Киянин ответить не успел, молодой вятич кичливо выдвинулсявперед:

– Простые витязи на пирах киевского князя аки свиньиупиваются, а лучшие… ищут супротивников! Мы рубежи земель наших охраняем, дни иночи ищем, с кем бы нашу силушку незнаемую померить, с кем-то удальюповерстаться!

– Как это достойно, – ответил Владимир спочтением. Он поклонился еще ниже. – Земной поклон от простых тружеников!Не будь вас, нас бы уже давно и куры лапами загребли. А так сильный ищетсильного, чтобы утвердиться над ним в доблести, а мы за вашими широкими спинамипросто живем да хлеб жуем…

Вятич весело засмеялся, шевельнул ногой, конь мощно двинулсямимо. Олаф в отчаянии замычал, знаками показывал Владимиру вслед всадникам.Владимир отрицательно качал головой. Киянин оглянулся:

– Что мычит этот несчастный?

Владимир сказал торопливо:

– Не обращайте внимания. Дурачок от рождения, это жвидно. В детстве из люльки уронили. Головой о пень! Он вырос в нашей веси самымсильным. Любит бороться, а когда вас увидел… ну, сами понимаете.

У младого вятича глаза заблистали весельем.

– Бороться с этим придурком? А почему бы и нет?

Печенег хмыкнул, а киянин, явно старший, сказал брезгливо:

– Мы боремся с равными. Не личит богатырю схлестыватьсяс простолюдином. А земляных червей везде довольно, пусть с ними и барахтается.

– Да где тут они, – пробормотал Владимир. Ондержал голову склоненной, прятал злой блеск глаз: не личит народным заступникамтак пренебрежительно о простом люде. – Копаются в земле далеко, вбезопасности.

– Тогда с медведями, – буркнул киянин.

А вятич сказал гордо:

– А в безопасности, потому что есть кому принимать всеудары!

Они проехали мимо, уже не поворачивая головы. Олаф тихонькошагнул следом. Владимир предостерегающе зашипел, но викинг уже в тристремительных прыжка нагнал печенега, и Владимир, кляня Олафа за дурость,поспешно бросился вслед киянину.

К счастью, вятич во все горло завопил прерванную песню.Владимир взапрыгнул сзади на круп коня киянина, тот от неожиданности присел, итут же кулак Владимира обрушился на затылок витязя, как молот. Тот вздрогнул,как сосна от удара топором. Владимир спешно толкнул с коня обмякшее тело, сам оказалсяв седле и с саблей в руке. Олаф ухватил печенега за плечо и с такой силойдернул, что богатырь пролетел по воздуху как мешок с сухими листьями. Коньшатался, присел, стараясь удержаться на четырех, а его хозяин на той сторонетропки обрушился сверху на кусты, затрещало, мелькнули и повисли вверхподошвами добротные сапоги.