Золото плавней - Николай Александрович Зайцев

Дид уж давно в станицах небесных почивает. А Акимка… Сынок. Жив ли? Поди, с дедом коней пасет.

Единым разом нахлынули воспоминания. Заволновало, закрутило головушку – кровь засучала в висках.

Вспомнился памятный день.

Возвращался Гнат с очередного похода. Счастливый, что жив, слава Богу. Песни гарные все отпеты, скрашивая путь. Вот и станица, двор, родная хата под раскидастным кленом, калина у окон. Привязал коня. Собирался в хату войти, супругу с сынком обнять. Обернулся, а на пороге жинка, вся в слезах:

– Прости, муженек, не доглядела.

Будто в случившемся за собой вину чувствовала. Да только какая вина? Так доля, и правда, суровая. Рассказала, как абреки на станицу набег сделали. Как стариков вбылы, как Димитрия Ревы у жинки с донечкой жизнь отняли. Как сыночка их, первенца, вкралы и с собой забрали. Не успел Акимка, как его друзяки-одногодки, сховаться. Бежал до хаты, да абрек его на коне догнал и с лету за шыворот и на седло. Так и ускакал с сынком. Пока жинка в хату за рушницей метнулась, басурмана и след простыл. Только пыль осела, да след простыл.

Горевал Гнат шибко. Нет, нет да украдкой слезу скупую утирал.

Сын.

Первенец.

Наследник.

Такое в миг не забудешь. Почернела душа, очерствело сердце, и без того камнем было, а теперь – словно чужое. Мстил Гнат басурманам. Везде, где мог.

Порой жестоко мстил. Но облегчения не наступало. Неистовством не вернуть сына. Где его искать теперь? Горы большие. Пленных абреков пытал, с кунаками балакал. Никто не мог дать вразумительный ответ. За пять прошедших с того трагичного момента лет боль поутихла. Но когда воспоминания вновь одолевали, сердце начинало кровоточить. Не давало покоя Гнату то, что сын его среди врагов воспитывается.

Попав в горы в совсем маленьком возрасте, казачата воспринимали местные обычаи, становились мусульманами и зачастую абсолютно не знали русского языка. Известны случаи, когда в станицы после многолетнего плена возвращались очеркесившиеся дети казаков, но, найдя родственников-казаков, оставались в станицах и вносили горский колорит в традиционный казачий быт. Перевоспитанием таких казачат занимались в первую очередь их матери или усыновившие женщины. Эти дети не просто росли в горской среде и в процессе этого обасурманивались; вырастая, они обзаводились семьями здесь же, в аулах, внося тем самым казачью кровь в общий горский генофонд.

– Нэ журысь, братэ, – сказал Григорий Рак, почувствовав настроение брата. – На все воля Божия. Найдется Акимка. Чувствую. Ну хочешь, я тебе историю расскажу?

– Опять сон.

– То друга, – отмахнулся брат, – слухай сюды. В далекие времена, в тысяча восемьсот сороковом году, старики балакалы, казачка нашей станицы Анна Шевченко узнала по родственным чертам и ожогу на ноге в бежавшем из гор черкесе Мустафе своего сына Лаврентия. Он еще маленьким ребенком попал в горы и мог лишь догадываться, что на самом деле был из казачьей семьи. Так что верить надо, и чудо произойдет.

– Устал я верить.

– Нельзя веру терять, ты шо, Гнат? Как жить без веры?

Чтобы не дать невеселым мыслям овладеть собой, Гнат, повернувшись к брату, ответил:

– Твоя правда. Дай-то Бог, братэ, чтоб так було. Молюсь денно и нощно. – И, чуть помедлив, добавил скороговоркой: – Як у нашого Омэльки нывылыка симэйка: тикы вин, та вона, та старый, та стары, та дви Насти в запаси, та два парубка усати, да дви дивкы косати, та дви Христи в намысти, та дви лялькы в колысци, та Панас, та той хлопыць, шо у нас. Не вмрэм, та будэм жывы! – И, переходя вновь на серьезный лад, с которым и подобает пластуну-охотнику басурмана воевать, пропел протяжно строку из старинной черноморской песни: – Ой, бодай ты, ричка, рыбы нэ плодыла, Як ты ж мэнэ молодого з родом розлучила.

– Оттож! – поддержал брата Григорий. – Якэ дэрэво, такый и тын, якый батько, такый и сын. Цэ твий сын, Гнате, встренитесь, Бог милостыв.

Слово за слово, прошли пластуны склон до места, где он покато переходил в спуск. С этой точки хорошо просматривалась местность, насколько это позволял ландшафт. Горная местность крайне обманчива, так как глубокие лощины и ущелья скрадывают расстояния, в результате чего предметы и цели кажутся ближе, чем они расположены в действительности.

Осмотрев лощины, прорезавшие хребты и противоположные склоны, братья не заметили ничего подозрительного.

– Слухай, братэ, – сказал Григорий, – ты трохы моложэ. Сигай на дерево та побачь добрэ. Оттель лучше видно. Весь шлях как на ладони.

– Добэ, – коротко ответил Гнат и с проворством барса в минуту вскарабкался до середины высокого горного кедра, росшего в одиночестве у самого перелома склона. Он выбирал наиболее толстые и суковатые стволы, закрытые густыми ветками. Опыт ведения боя в горах давал о себе знать. Держась обеими руками за толстый сук, Гнат вгляделся в залитую солнечным светом местность. С этой точки действительно были видны не только склоны близких гор, но и ущелье, которое, словно змея, рассекала небольшая горная река, вдоль которой коричневатой лентой пролегла тропа. Ветви дерева хорошо закрывали от ярких солнечных лучей, что давало преимущество. Не нужно было прикрывать рукой и напрягать глаза, вглядываясь в даль. Осмотрев местность по секторам, начиная с дальнего, Гнат заметил одинокого всадника на тропе, примерно в двух-трех верстах от их временной стоянки. Всадник, очевидно из местных, не торопился, конь под ним шел шагом.

– Ага, бисова душа! – с появившимся огоньком азарта в глазах произнес Гнат. – Тэпэрь не уйдэш.

– Побачил? – заволновался внизу брат.

Казак быстро спустился вниз, где ждал его Григорий и, указывая направление рукой, произнес:

– Братэ, ясырь возьмем богатый. Похоже, там басурман, который Дмитро вбыл. Швыдко трэба до низу, иначе убегеть.

Григорий махнул в ответ молча и, заткнув полы черкесок за пояса, братья, мягко ступая по каменистому склону, стали быстро спускаться. Зная об опасности, которая подстерегает неопытных и молодых казаков, когда те наобум спускаются напрямик, что может привести к довольно серьезному падению, братья спускались змейкой, серпантином, наступая слегка на пятки. Тем самым предотвращая нежелательное падение. Довольно быстро спустились к подножию склона. Жажда добычи и мести за убитого односума давала сил.

Вот и речка. Тропа, казавшаяся с высоты склона узкой, на самом деле выглядела намного шире. Вполне могли разойтись две арбы. Гнат присел и рассмотрел следы подков. Они были совсем свежие. Взглянув еще раз внимательнее на рисунок, оставленный конем, младший Рак криво усмехнулся и, подмигнув брату, произнес:

– Далеко не уйдет, хай ему грэць. Коник под ним хромой. Видимо, ногу повредил.

Братья сняли папахи, окунули головы в студеную воду горной реки, сделали по нескольку глотков и,