Приятный кошмар - Трейси Вульф

Моцарт берет пакет чипсов и кидает его ей в лицо. Она ловит его, затем показывает своей соседке средний палец и, открыв пакет, засовывает горсть чипсов себе в рот.

– Ладно, – говорит Саймон, взяв со столика еще один напиток. – Ну, кто начнет?

Но никто не начинает, что, по правде сказать, ничуть не удивляет меня. Одно дело – выслушивать секреты других, и совсем другое – выложить что-то о себе самом. Я ожидаю, что Джуд повернется и уйдет, но он не сдвигается с места.

Вместо того чтобы смыться, он просто ждет и наблюдает – и, хотя я и не могу сказать, чего именно он ждет, я уверена, что игра не имеет к тому никакого отношения.

Пока ветер снаружи воет, заставляя дребезжать окна и ходить ходуном кресла, стоящие на крыльце, мы все вопросительно смотрим друг на друга, и тут Ева наконец говорит:

– Я начну.

Правда, прежде чем действительно начать, она долго пьет свою газировку.

– Итак, первое – я родилась в Пуэрто-Рико и по окончании этой школы хочу вернуться туда. Второе – я ужасно боюсь высоты. И третье – я понятия не имею, какая из природных стихий дает мне мою магическую силу.

Ничто из того, что она говорит, не удивляет меня – и я сразу же понимаю, что ложь – это то, что она боится высоты. Только на прошлой неделе я наблюдала, как она свешивается с крыши нашего бунгало, развешивая гирлянду лампочек на наших водосточных желобах, чтобы «придать домику веселенький вид».

И я ничуть не удивлена тем, что она не знает, какая из стихий дает ей силу – она почти не имела возможности исследовать свою магическую силу до того, как ее отправили в Школу Колдер. Ее упекли сюда потому, что она пыталась сотворить самые простые, элементарные чары, которые только может сотворить ведьма, – а именно зажечь свечу, используя колдовство. Но, к несчастью, что-то с этими чарами пошло не так, ужасно не так, и в результате она спалила весь свой многоквартирный дом. Несколько человек погибло, и куча народу пострадала. С тех пор Ева ужасно боится огня.

– Я бы сказал, что ложь – это то, что касается природных стихий, – предполагает Саймон. – Я уверен, что ведьмы могут нутром чувствовать, с какой из стихий они имеют сродство.

– И это говорит русал, старающийся как можно больше времени проводить в воде, – подкалывает его Эмбер.

– Я не русал, я сирена, – многозначительно возражает он. – Это не одно и то же.

– У тебя есть хвост, жабры, и ты обитаешь в воде, – парирует она. – По мне, так это одно и то же.

Саймон больше не произносит ни слова, но продолжает смотреть на нее. Сперва мне кажется, что это потому, что он раздражен, но затем я гляжу на его лицо.

И не могу отделаться от мысли о том, как хорошо он смотрится со своими темными глазами и мерцающей кожей. И о том, как восхитительно от него пахнет. Я подаюсь вперед, пытаясь лучше разобрать этот запах, и понимаю, что он состоит из всех моих любимых ароматов. Ароматов ванили, кардамона, меда, лимона, слившихся воедино таким образом, что мне хочется поспешно придвинуться к нему еще ближе. А когда он произносит:

– Я сирена, – у меня возникает такое чувство, будто эти слова проникают в самые поры моего тела.

Я делаю глубокий вдох, втягиваю его аромат в себя еще глубже, и…

– Брось это, – рычит Джуд и вдруг оказывается уже не на другом конце комнаты, а рядом со мной. Его рука ложится на мое плечо и мягко тянет меня назад, пока я не перестаю подаваться вперед и снова не распрямляюсь.

Сперва я чувствую себя оскорбленной, мне кажется, будто он приказывает мне, приказывает остановиться, хотя я и так ничего не делаю. Но, когда он склоняется ниже, я улавливаю его собственный запах, аромат меда и кардамона, и понимаю, что запах, исходящий от Саймона, – это всего лишь жалкая имитация.

Я непроизвольно делаю глубокий вдох и внезапно чувствую, что Джуд прямо здесь, внутри меня самой. Заполняя собой все закоулки моего существа, которые пустовали, которые спали все эти три года. Затем он поднимает голову, смотрит мне в лицо, и я падаю в его разные глаза, похожие на калейдоскоп. И продолжаю падать, падать и падать.

– Вот в этом, друзья мои, – говорит всем нам Саймон, щелкнув языком, – и заключается разница между русалом и сиреной – даже такой, чьи магические способности заблокированы.

Эти слова напоминают мне, где я нахожусь, и я отрываю свой взгляд от взгляда Джуда. И вижу, что все остальные, находящиеся в комнате, медленно моргают, будто пробуждаясь от транса. Я смотрю на Саймона, который шевелит бровями, и до меня наконец доходит, что сейчас произошло. Эмбер попыталась поднять его на смех, и он отреагировал, показав ей, что может сделать сирена.

Эмбер бормочет:

– Какой же ты придурок! – и кидает в него чипс.

Саймон ловит его и ухмыляется.

– Полно, я просто проводил наглядную демонстрацию, – мурлычет он и кладет чипс в рот.

– Думаю, следующим должен стать ты сам. В наказание за эту твою «наглядную демонстрацию». – Я пальцами изображаю в воздухе кавычки.

Он пожимает плечами.

– Но сначала Еве придется сказать мне, в чем именно состояла ее ложь. Это касалось природных стихий, да?

– Собственно говоря, речь шла о страхе высоты. Я нисколько ее не боюсь.

– Значит, тебе нравится летать? – спрашивает Эмбер, внезапно заинтересовавшись этим разговором.

– Нет, мне никогда это не нравилось. В моей прежней жизни, до того, как я оказалась здесь, я даже не была знакома со многими перевертышами.

– Я возьму тебя в полет, – предлагает Эмбер. – Когда мы закончим школу. Я хочу сказать, в том случае, если ты этого захочешь.

Ева оживляется.

– Да, мне бы этого хотелось.

– Тогда мы сделаем это. – Эмбер выглядит счастливой как никогда. Но как только она понимает, что мы смотрим на нее, ее всегдашний хмурый вид возвращается. – Кто следующий?

– Я побывала в сорока семи странах. Собственно говоря, мне сейчас сорок восемь лет. И я никогда никого не убивала. – Иззи зевает, запустив руку в свои длинные рыжие волосы, и по выражению ее лица ясно, что ей все равно, понимаем ли мы, лжет она или нет.

– Э-э-э, это было… – На лице Саймона отражается растерянность, как будто он понятия не имеет, что сказать. И я его не виню. Это нелегко уложить в голове… и если попытаться уразуметь, что из