Восьмая личность - Максин Мей-Фан Чан

Наручные часы, настенные, стойка регистрации.

Наручные часы, настенные, стойка регистрации.

Мне хочется успокоить его — я помню времена, когда мне было чуть за двадцать, и именно тревога, мучившая меня в тот период, и стала вероятным поводом к тому, что я начал пить.

До того как стать алкоголиком, я увлекался ограничением в еде. Страдая умеренной анорексией в юношеском возрасте, я значительную часть дня занимался тем, что подсчитывал вкусные пирожные и булочки, аккуратно разложенные в витринах кафе, однако есть их себе не позволял. Еще я взвешивал каждую порцию еды, вымеряя хлопья или посыпку к ним до последнего грамма. Голодание позволяло мне противостоять той тоске, что владела мной. А вот пристрастие к выпивке свидетельствовало о подчинении этой тоске. Это пришло позже, после того как я уехал из дома. Я дал себе разрешение напиваться, и это стало парадоксальным бунтом против многолетних лишений, что мне приходилось терпеть дома. Мое желание быть любимым было сравнимо с таким же желанием дикого животного; и я ощущал своего рода пинок по заднице каждый раз, когда мой отец осуждал меня за все попытки быть мягким, нежным мальчиком — он называл это «девчачьим поведением». Что делать, если дикое животное рычит, получив пинок? Дать ему еще одну порцию выпивки.

Нервный молодой человек поднимает голову и обнаруживает, что я рассматриваю его сжатые колени. Я быстро отворачиваюсь — взгляд устремляется к кофейной карусели. Я не хочу усугублять его тревогу. Мне интересно, куда он едет. И встречает ли его кто-нибудь в пункте назначения. И есть ли у него хороший психиатр.

Сам я оказался за границей, только когда мне исполнилось семнадцать. До этого я вместе с родителями ездил по туристическому пакету, где все развлечения находились на территории клубного отеля. Сейчас я понимаю, насколько наивны мы с родителями были, твердо веря, будто вечерние фуршеты и выступления шансонеток и фокусников — это самые интересные мероприятия.

В течение дня отца можно было найти в клубе, где он вместе с другими мужчинами пил, разговаривал или играл в дартс. Если я приходил ближе ко времени чая, он уже напивался до такого состояния, что у него краснели щеки, а речь становилась бессвязной.

«Вот он, — говорил он, с силой ударяя меня в плечо, — мой мальчик-девочка, который так любит распускать нюни. Что, пришел срубить еще деньгу?»

Он швырял мне десятку, пока другие мужчины от души хохотали, поддерживая его в этой жестокости. Я презирал отца, когда он был пьян. Однако я часто думал, что оскорбления можно вытерпеть, если это дает возможность сбежать от него на какое-то время и потратить его деньги на развлечения или на сладости. Я тогда ошибался, говоря себе:

«Я никогда не стану таким, как он».

* * *

Вынырнув из воспоминаний, я вдруг вспоминаю о звонке Ветерана. Меня опять охватывают угрызения совести из-за того, что я не поговорил с ним. Я быстро принимаю решение позвонить ему, когда я немного отдохну, и уделить ему максимум своего внимания.

Я беру телефон и набираю Сюзанну.

«Привет, это Сюзанна. Сейчас я не могу говорить, поэтому оставьте сообщение, и я перезвоню вам».

— Привет, это я. Зарегистрировались на рейс. Мы с Моникой летим за границу. Я позвоню тебе, когда мы доберемся до гостиницы. Люблю тебя.

Щелк.

Подняв голову, я вижу, что ко мне идет Моника. Вымотанная, но явно довольная, она падает на стул рядом со мной и ставит на пол пакеты с покупками. Неожиданно ее улыбка, легкость ее присутствия приносят мне облегчение.

— Пошли, — говорит она, как возбужденный ребенок.

— Уже второй раз за этот месяц.

— Извини, я отработаю на следующей неделе, — от нашего имени говорит Онир. Она держит телефон перед лицом, на подбородке у нее вскочил новый прыщ.

— Ты была у врача? — раздраженно спрашивает Джек, пытаясь скрыть свое возмущение.

— Да, — лжет она.

— И?

— Тонзиллит, — говорит она.

Молчание.

— Послушай, если так будет продолжаться, ты не оставишь мне выбора. Мне придется искать другого ассистента. Такого, на которого можно положиться, который готов работать. У тебя огромный талант, но я не могу постоянно быть в подвешенном состоянии. Это ставит под угрозу все сроки. Еще одна такая выходка, и ты вылетишь, Алекса.

Щелк.

Онир передает Тело, на мгновение между нами мелькает Свет. Необходимость лгать от моего имени очень ее раздосадовала.

«Уж лучше бы ты собрала свое дерьмо в кучку», — возмущенно говорит Раннер.

«Иначе ты потеряешь работу», — добавляет Онир.

«А нам плевать, — хмыкают Паскуды. — Правда, Алекса?»

«Нет, мне не плевать», — защищается Долли.

Во мне поднимается паника. Я иду на кухню и лезу в холодильник. Мои пальцы нащупывают миску с хумусом и стопку контейнеров «Таппервер» с остатками — попытка Анны быть бережливой. Внутри вареное яйцо в скорлупе, суточный бублик из индейки, увядший шпинат, половина авокадо с вынутой косточкой — авокадо похоже на глаз без зрачка.

Я прикасаюсь к тыльной стороне колена — сегодняшние утренние раны болят.

Онир снова выходит на Свет, достает из морозильника кубик льда и водит им по ране. Засохшая кровь исчезает.

«Надо добиться, чтобы Паскуды прекратили это делать, — говорит она, собирая Стаю, и кухонным полотенцем вытирает воду ото льда. — Все это членовредительство и стресс в Дрессировочном доме — все это неправильно. Нам нужно пойти в полицию и покончить с этим».

Слово берет Раннер.

«Нельзя, — говорит она, — пока нам нельзя. Нам нужно больше доказательств».

«Доказательств? — кричит Онир. — И какой ценой? Господи, взгляни на себя. Посмотри, что ты делаешь с нами».

Раннер хватает Онир за грудки.

«Не отвлекайся от главного, — орет она, — и перестань ныть!»

«Пошла ты!»

«Думаешь, все это игра? Навид опасен. Он хищник».

Онир отворачивается.

«Ты теряешь голову. Если мы пойдем сейчас, Навид, Кесси, Тао и все прочие нацелятся на нас и Эллу. А ведь есть еще Грейс. Ты хочешь нести ответственность за то, что с ней будет, если мы попытаемся что-то сделать, а? Как насчет этого?»

«А как насчет нас?»

«Возьми себя в руки. Мы занимаемся этим делом. И это мое последнее слово».

«Тихо! — приказываю я. — Раннер права. Мы должны действовать по плану. И чтобы добиться цели, мы ВСЕ должны действовать сообща. Это вопрос решенный».

Онир отдает Тело и забирается в Гнездо к Долли.

«Не говорите потом, что я вас не предупреждала», — бросает она, убирая веточку, которая кольнула ее в бок.