История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том 4. Новое время (XVII-XVIII век): переходная эпоха до французской революции 1789 г. - Семен Маркович Дубнов

их прежнюю родину. По договору, заключенному в 1648 г. между Голландией и Испанией, подданные обеих стран могли свободно переезжать из одной в другую и заниматься торговлей под защитой местных властей; но испанские власти не пускали в страну бывших своих подданных, ставших официально иудеями в Голландии. Те, которые проникали туда под христианской маской, попадали в руки инквизиции, так как испанское посольство к Амстердаме имело своих шпионов и посылало своему правительству списки бывших марранов, перешедших в иудейство. Для этой цели перехватывалась и корреспонденция между голландскими евреями и их родными или друзьями на Пиренейском полуострове, что давало инквизиции возможность ловить своих иудействующих, изобличенных в переписке с иностранными евреями. В 1652 г. правительство Нидерландских Штатов, по жалобе амстердамских евреев, потребовало свободного допущения их в Испанию, но получило ответ, что по основному закону испанского государства лица иудейского исповедания туда не допускаются и что голландско-еврейские купцы могут вести там торговые дела только через поверенных христиан. Даже после того, как декретом 1657 года лица «еврейской нации» в Нидерландах были узаконены в качестве подданных республики, доступ на прежнюю родину оставался закрытым для них, так что эмигранты из Пиренейского полуострова должны были навсегда прощаться с родными местами. Всю свою культурную энергию они сосредоточили на новой родине. Еврейская община Амстердама стала одной из первых в Европе. Росли еврейские колонии в Роттердаме, Гааге и других городах Голландии.

Пользуясь в Голландии свободой вероисповедания и полной общинной автономией, евреи, однако, были еще далеки от гражданского равноправия. Кальвинизм считался здесь господствующей религией, а все прочие религии терпимыми. Профессиональная конкуренция и сословные привилегии давали себя чувствовать; как везде, представители христианского ремесленно-торгового класса старались ограничить свободу промыслов евреев. Еще оставался в силе закон 1632 года, которым амстердамский магистрат закрыл для евреев доступ в ремесленные и купеческие гильдии, кроме гильдии маклеров. Из свободных профессий им была доступна только медицина; адвокатура, как вид государственной службы, была закрыта для них, так как здесь требовалась от кандидата присяга по христианской формуле. От всех этих ограничений страдали преимущественно интересы средних и низших слоев еврейского населения; крупные же капиталисты не знали стеснений, особенно по части денежных операций. Еврейский капитал играл большую роль на амстердамской бирже, имевшей тогда мировое значение. Активные участники Ост-индской и Вест-индской компаний, еврейские капиталисты много содействовали эксплуатации колониальных богатств Нового Света и влияли на международный рынок. Владея большим количеством акций обеих компаний, они развили к концу XVII века сильную спекуляцию этими акциями на голландских биржах. Разбогатевшие таким способом финансисты часто приходили на помощь государственной казне; они стояли близко к штатгальтерам Голландской республики и оказывали им важные услуги. Евреи неоднократно выказывали свою привязанность к штатгальтерам из Оранского дома, единственным в Европе правителям, не преследовавшим своих еврейских подданных. Свой патриотизм евреи доказали во время вторжения французской армии в Голландию (1672), когда они ревностно участвовали в гражданской обороне городов. Вновь избранный штатгальтером после поражения правящей аристократии Вильгельм III Оранский (1672 — 1702) особенно покровительствовал евреям, поощрял их коммерческие предприятия и охранял их законную свободу от покушений со стороны сословных чинов. Он пользовался услугами некоторых евреев в качестве консульских агентов. Когда Вильгельм отправлялся в Лондон для принятия английской короны, сефардский банкир Исаак-Лопес Суассо поднес ему два миллиона гульденов в виде беспроцентной долгосрочной ссуды (1688).

Сефардская община в Амстердаме разрослась. Около 1675 г. она насчитывала до 2400 семейств (по некоторым данным до 4000). В этом году совершилось большое событие в жизни общины: была освящена при торжественной обстановке новая великолепная синагога, которая должна была объединить всех прихожан прежних отдельных синагог. Наряду с храмом Божиим высились дворцы служителей Мамона. Один из сефардских богачей Давид Пинто, известный среди христиан под именем «богатый еврей», построил себе дом, о котором в народе ходили легенды. Говорили, будто в его хоромах все сверкало золотом, серебром и мрамором и что в одном зале пол был выложен серебряными дукатами. Это, конечно, было неверно; когда дом его строился, амстердамские власти предупредили Давида Пинто, чтобы он слишком большой роскошью в отделке здания не привлек внимания враждебной уличной толпы. Тем не менее во время общих беспорядков в Амстердаме, когда толпа громила дом бургомистра, она ворвалась и в дом «богатого еврея» с целью расхитить его баснословные сокровища, но тут подоспел вооруженный отряд милиции и отогнал грабителей от дома Пинто и других богатых домов (1696). Позже играл большую роль в сефардской общине не только как финансист, но и как писатель, Исаак де Пинто (1717 — 1787), упомянутый выше (§ 32) в связи с своей дурной выходкой против ашкеназов в Бордо. Высокообразованный экономист Пинто писал по-французски трактаты о денежном обращении и кредите, о роскоши, о материализме (Traite de la circulation et du credit; Essai sur le luxe; Arguments contre les materialistes, 1762 — 1774). Банкирский дом де Пинто в Амстердаме играл видную роль в финансовых делах республики. В 1748 г., когда французская армия приблизилась к границам Голландии, этот банк поднес в дар государственному казначейству значительную сумму денег. Штатгальтер Вильгельм IV не раз гостил в роскошной вилле де Пинто близ Удеркерке. Связь между еврейской денежной аристократией и принцами из Оранского дома не прекращалась до французской революции.

Амстердам сохранил свою роль крупного культурного центра до середины XVIII века. Его раввины и писатели, его большие еврейские типографии снабжали духовной пищей всю диаспору. Издания этих типографий имели то преимущество перед итальянскими, что они печатались без церковной цензуры. Амстердамская раввинская коллегия пользовалась таким же авторитетом, как венецианская. Общинный совет в Амстердаме («маамад»), состоявший из выборных старшин и раввинов («парнассим», «хахамим»), широко осуществлял свою автономию. Меньшие общины с сетью культурных учреждений сложились в Гааге, Роттердаме и других городах. Однако время расцвета сефардской колонии в Голландии было непродолжительно. С середины XVIII века заметны уже признаки упадка, вызванного как общим упадком голландской гегемонии на мировом рынке, так и внутренним декадансом. Сефарды сохранили в Голландии черты кастовой замкнутости, усвоенные ими из прежнего марранского быта. Они смотрели на себя как на высшую аристократическую касту в еврейском народе, брезгливо отворачивались от «тедесков» или ашкеназов, которые отличались от них и по языку, и по внешним манерам. Сефарды продолжали и в Голландии говорить и писать на испанском или португальском языке, между тем как ашкеназы из Польши и Германии говорили на немецко-еврейском диалекте. Взаимное отчуждение доходило до того, что между двумя группами не заключались браки. У сефардов сохранился вынесенный из южных стран обычай