Пелагия и красный петух - Борис Акунин

И быстро-быстро закрестился по-православному.

– Что-то непохож, – заметил Лёва, пытаясьприкладом разбить цепь.

– Я русской веры! Араб, но русский!

– А мы евреи, – сказала ему Малке.

Лёва махнул рукой – чего уж теперьосторожничать. Приставил к цепи дуло, выстрелил. Цепь разлетелась надвое.

– Скорей! – крикнула Малке, хватая русскогоараба за руку.

Услышав про евреев, тот как-то обмяк,попытался уползти под повозку, но Лёва подхватил его с другой стороны, и всевтроем добежали до башни.

Внутри ждали двое коммунаров – сразу жезаложили дверь толстым брусом.

Потом все вместе кинулись вверх по лестнице.

Бойцы отряда толпились в третьем ярусе и наверхней площадке.

Молодец Магеллан! Успел-таки добраться дочасового, прежде чем тот понял, что происходит. Дозорный, совсем мальчишка,сидел в углу на корточках, зажав разбитую прикладом голову, но, слава Богу, былжив.

Малке показала ему жестом, чтобы убрал руки –нужно перевязать, но черкешенок оскалился на нее по-волчьи.

– Двое с винчестерами к бойницам второгоэтажа, двое – на третий, – скомандовал Магеллан. – Остальным встать междузубцами и выставить стволы наружу. Пусть черкесы видят, что нас много и всевооружены. Никому без приказа не стрелять.

Малке высунулась в проем. Аул и егоокрестности просматривались просто замечательно.

На улицах было пусто. Во дворах тут и тамметались женские фигуры, но ни одного мужчины Малке не углядела.

– Где же джигиты? – озадаченно спросилМагеллан. – Ничего не понимаю...

Тогда освобожденный араб сказал:

– Мужчины все ночью скакали. На лошадь сели искакали. Не вернулись еще.

– Ну конечно! – хлопнул себя по лбу Магеллан.– Как я не догадался! Они от нас отправились в Эль-Леджун, сбывать добычу. Ачто мы нападем, и думать не думали! Вот что такое настоящее еврейское счастье,поняли, маменькины сыночки? – И повернулся к отцепленному. – Ты кто такой?Откуда знаешь русский?

– Я араб, но моя невеста еврей, – поклонилсятот. – Жениться на ней буду. Может, сам тоже еврей стану. Хорошая вера, мненравится.

– Почему на цепи сидел?

– Русскую госпожу вез, из Ерусалим. Богатаягоспожа, только немножко сумасшедшая. Черкес напал, сюда забирал. Выкуп хочет.Будет русский консул писать, чтоб десять тысяча франк давал. А за меня хотелтысяча франк, но я сказал, я человек совсем бедный. Тогда на цепь досадил...Хантур отбирал, два арабский конь отбирал. Когда вернется бек, прикажи ему,чтобы всё отдал: и хантур, и конь, и госпожу пускай тоже отдаст.

Магеллан смотрел не на араба, а вниз, надолину. Прищурился, процедил вполголоса:

– Вон он, твой бек. Сам ему всё и скажешь.

Малке тоже посмотрела вниз и увидела длиннуювереницу всадников, рысью поднимающихся по дороге.

У самого уха грохнуло – это Магеллан выстрелилв воздух: раз, еще раз.

Женщины в ауле заголосили громче.

Выстрелы и крики не разбудили Пелагию, потомучто она не спала. Всю ночь ходила взад-вперед по тесной комнатке с голымистенами. На подушки, что лежали на полу, так и не прилегла.

То молилась, то ругала себя всеми доступнымидля монахини словами, но облегчения не давало ни первое, ни второе.

Как глупо! Всё погубить из-за собственноголегкомыслия!

Нужно было нанять в русской миссии охранников.Там специально для сопровождения богомольцев, отправляющихся на Тивериадскоеозеро, в Вифлеем и прочие неспокойные места, имеются православные черногорцы –замечательно устрашающие, с пышными усами, в расшитых серебром куртках, скривыми саблями и пистолетами за поясом. У черногорцев такая репутация, что ниодин разбойник и близко не подойдет.

Прав Митрофаний, тысячу раз прав: в егодуховной дочери проворства много, а основательности нуль. Сначала делает, потомдумает.

А всё из-за того, что боялась потерять лишнийдень, даже лишний час. Подгоняло иррациональное, необъяснимое ощущение, чтовремя уходити что его уже почти совсем не осталось. Так и видела перед собойпоследние крупицы, высыпающиеся из стеклянного конуса будущего в стеклянную жеворонку прошлого.

Понадеялась на русский авось. Авось в первыедва дня поманил, а на третий бросил.

Сначала долго ехали горами. На крутых подъемахприходилось вылезать и идти за хантуром пешком – слабосильные лошади невытягивали. К третьему дню достигли Изреэльской долины, просторной и зеленой,верст в десять шириной. Гора Хар-Мегиддо, поблизости от которой следовалоискать коммуну, находилась к западу.

Хар-Мегиддо, Армагеддон. Здесь, на этомзаболоченном поле, произойдет самая последняя на Земле битва, когда войскоДьявола сразится с ангелами, подумала Полина Андреевна, но без приличествующеготрепета. И когда увидела вдали геометрически правильный контур горы Фавор,место Преображения Господня, тоже не умилилась, а лишь пробормотала молитву, нокак-то механически, без души. Мысли ее были слишком далеки от божественности.

До обиталища новоявленных «саддукеев»оставалось всего несколько верст, а как себя вести с их железноглазымпредводителем Магелланом, монахиня еще не придумала.

Глупый, глупый Мануйла! Что же его несет, какмотылька на свечку! Магеллан еще на пароходе грозился горе-пророка «взять заноги, да башкой об якорную тумбу». Может, и взял, а Стеклянный Глаз был вовсени при чем?

С Магеллана станется – байронический типаж,сверхчеловек. Для такого принцип или рисовка важней и собственной-то жизни, неговоря о чужих. Сказал же он своим мальчикам и девочкам, что Мануйла агентОхранки. А зачем, спрашивается? Может быть, задумал убить предполагаемогошпика, чтоб связать коммунаров кровью? Ведь проделал другой сверхчеловек,Нечаев, то же самое со студентом Ивановым...

Но вне зависимости от того, причастен Магелланк убийству крестьянина Шелухина или нет, когда в коммуну заявится уже нефальшивый, а настоящий Мануйла, сионисты наверняка вообразят, что вездесущаяОхранка разыскала их и в Палестине. Вдруг возьмут, да и прикончат неуемногопророка? Полиция ничего не узнает, да и какая тут, в турецком захолустье,полиция?