Стеклянные дома - Франческа Рис

Она написала: «Исследование». Вот уж не надо ему, чтобы кто-нибудь рылся в его прошлом и что-то там вынюхивал. Йестин чувствовал, как наполняется новой осмысленностью: у него появилась цель и в этом было даже что-то воодушевляющее. Он сделал шаг в направлении стола, чтобы убрать устроенный Сутан беспорядок, и ощутил под ногой что-то теплое и склизкое. Он выругался: остатки почек просочились сквозь носок и хлюпали между пальцами. И вот теперь он почувствовал, как откуда-то с самого дна желудка начинает подниматься, бурлить и просачиваться наружу какая-то горячая жижа. Это поднималась в нем ярость. Он устал постоянно терзаться чувством вины.

2017

К северу от Аберайрона на трассе А487 есть такая точка, с которой в ясный день можно увидеть все побережье Уэльса. На юге спускается к размытому голубому горизонту Пембрукшир, а на севере полуостров Ллин простирается протянутой рукой в Ирландское море. Когда Гет ребенком впервые увидел это, он был поражен. Казалось, перед тобой развернули карту и она превратилась в реальность – в камень, небо и воду. Будто по волшебству. Магистральная трасса, стартующая в Долгеллау, у Аберистуита прижималась к самому берегу и огибала плавный изгиб залива Кардиган. Стоял август.

В восемь утра он вышел из дома и забрался в кабину грузовика. У водительского сиденья стояло пять литров воды, замороженных в старых бутылках из-под тоника; этой хитрости он научился, работая летом в лесу: на ночь кладешь бутылки в морозилку – и в течение дня вода постепенно оттаивает. В багажнике лежали инструменты и палатка, ему нравилась эта деталь – ночлег в палатках, как в детстве. Первым делом он заехал в «Тексако» наполнить бак. В большом «Моррисонс» бензин дешевле, но ему в кои-то веки было плевать. Ему на все мелочи вроде этой было плевать. Он ликовал. В 8:30 задребезжал телефон. Звонил Данни. Дан ничего не знал: они никого не посвятили в свой план. Гет положил телефон экраном вниз на приборную панель, впрочем, в любом случае примерно в районе Балы сигнал терялся.

У Бритдера застрял за сверкающей «бэхой»: новехонькая, пахнущая автомойкой, та ползла на скорости 20 миль, а потом примерно с милю нерешительно топталась за каким-то трактором. Туристы тут не справлялись: обогнать кого-нибудь им тут было не по силам. Впрочем, знал Гет места и похуже, где можно круто застрять. Изгибистые дороги, ведущие через лес и плотно стиснутые по обе стороны низкими стенами сухой каменной кладки. Старые дома из темного камня, почти без окон и с выкрашенными в черный подоконниками. Лиловый сланец, раскрашенный ядовито-зеленым мхом, будто краской из баллончика. В юности они носились по этим старым деревенским дорогам подобно пулям, отскакивающим от стали. Классно закалились. Впрочем, в то утро он был только рад тащиться позади какого-то придурка, который водить не умеет, – главное, что можно курить, свет отличный и ветерок задувает в окно аромат деревьев. По правде говоря, в то утро он был бы счастлив хоть всю дорогу ехать на скорости двадцать миль в час.

Ей захотелось отправиться в путешествие по Ирландии, потому что она умудрилась дожить до тридцати пяти лет и ни разу там не побывать. «Я хочу, чтобы все было новым», – сказала она ему по телефону, она всю неделю звонила ему каждую ночь, из сада, после того, как Джеймс ложился спать. Ради ощущения новизны она хотела даже стартовать не из Холихеда, а из Фишгарда. Смысла в этом ни хера не было, но он был рад ей уступить. Ее романтические идеи были жутко заразны, и, чего уж там, вся их затея была насквозь романтична, если вдуматься. Бронируя билеты на паром, он вдруг осознал, что они впервые в жизни поедут куда-то вместе, и, как бы старательно ни пытался заглушить это в себе, его распирало от подросткового восторга при мысли, что он едет на каникулы с Олуэн – своей девушкой. Девушкой? Возможно, ее правильнее было бы назвать «партнершей». В конце концов, ему скоро стукнет сорок. Но «партнерша» звучало как-то сухо и асексуально, как будто они вместе играют в теннис или что-то вроде того. Поймав себя за такими мыслями, он устыдился: ну прямо девочка-подросток выводит имя возлюбленного в блокноте.

Но с тех пор как они разработали план, с Гетом и в самом деле что-то произошло. Даже Мег заметила. Когда за два дня до этого они встретились выпить по пинте, она спросила:

– Гет, что ты задумал? Ты явно что-то скрываешь.

Он улыбнулся во весь рот. Убедить Мег будет труднее всего, но она обязательно одумается, как только поймет, насколько им хорошо вместе.

– Ты выглядишь слишком счастливым, – сказала она. – Я в это не верю.

Его охватила невероятная легкость. В практическом смысле ничего не изменилось: он по-прежнему убивался на работе, по-прежнему не представлял, как будет справляться, ему было очень больно от того, что они потеряют дом, хотя ей он, конечно, об этом не говорил; но, когда он думал о будущем, впервые в жизни чувствовал себя в своей тарелке. Освобожденным.

Перед самым Махинлетом вдали нарисовался массивный грубоватый гребень Кадер-Идриса. Гет покачал головой, вспомнив поход, в который отправился, когда все стало совсем плохо и он решил, что больше никогда ее не услышит и не увидит. Это произошло примерно за неделю до телефонного звонка, в среду. Шел проливной дождь, но ему было плевать, он оделся как следует. И вообще ливень был ему только на руку: позволял никого вокруг не видеть. Гет даже не знал, не нарушит ли закон, если проведет ночь на вершине; люди в наше время стали такими дотошными, всем так много дела до того, как ты ведешь себя по отношению к собственному здоровью и безопасности. Проезжая теперь мимо той самой горы, он вспомнил живую зелень папоротника. Умиротворяющий бег ручья. Бо́льшую часть подъема облака были настолько плотными, что он не видел дальше десяти футов перед собой. Смотрел под ноги и упорно двигался вперед, слушая мерную барабанную дробь дождя по куртке с капюшоном и водоотталкивающим штанам. Он вспоминал теперь шафрановую яркость утесника на фоне всей этой зелени и серости. Голой земли. И насчет дождя он тогда угадал: на горе ему не встретилось ни одной живой души.

Когда Гет добрался до вершины, случилось чудо. Плотный кокон из тумана размотался, и через час-другой небо расчистилось настолько, что золотисто-зеленая земля раскинулась перед ним до самого пляжа в Бармуте, до самого моря. Ясность. Наутро он ушел вскоре после восхода. Писать стихи он пока не пробовал, а то,