Стеклянные дома - Франческа Рис

В Махинлете Гет снова поймал сеть: новые сообщения, один пропущенный звонок. Дан всегда бесился, если он не отвечал сразу. За последние несколько месяцев старший брат обращался с ним, как с каким-то хрупким предметом. Из-за этого Гет чувствовал себя полным отморозком. Данни будет просто на седьмом небе от радости, когда узнает про все это. Он постоянно волновался за Гета с тех пор, как они потеряли мать, и всегда хотел, чтобы тот остепенился. К югу от Аберистуита дорога снова пошла вдоль моря, и вскоре Гет оказался в точке мистического сближения, где суша и море становились лишь росчерками пера на карте, где его всякий раз охватывало странное, распирающее чувство причастности и hiraeth[92] при виде того, как родная земля приобретает такие осязаемые очертания. Волнорезы стояли облитые солнечными лучами, будто глазурью. Гет переключился на третью передачу. Обошел «мерс», который тащился перед ним. Прибавил газу. Было еще совсем рано, но в Аберайроне он остановился и зашел за чипсами, потому что не завтракал. Есть хотелось смертельно, к тому же ему нравился этот городок с его симпатичным рядом одинаковых домиков, протянутым вдоль гавани, и улицами, выкрашенными в солнечную пастель: лимон, фисташка, пыльная роза. Он час или два посидел на набережной под мягким солнцем. Выкурил сигарету, выпил крепкого чая из пластикового стаканчика. Понаблюдал за чайками, которые дрались, усаживались на мачты и носы яхт. В воздухе пахло солью, на душе был покой. Вдруг на мгновенье вспомнилось, как он впервые снова увидел ее – в пивном саду на заднем дворе «Кабана», в платье, которое открывало взглядам голую спину. Ему тогда показалось, что она чувствует себя нервно, неуютно. Черты ее лица изменились – как и вся она: стали резче, и золотистая кожа туже натянулась на скулах, лопастях ключицы, плечах. Нос больше не был усыпан веснушками. Все было гладким, однородным и глянцевым. Теперь он сидел, размышляя о ней, и вдруг поймал себя на том, что улыбается. Происходящее было слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Ему было искренне жаль Джеймса; он в самом деле что надо – нормальный мужик. Впрочем, ничего: такому, как Джеймс, не понадобится много времени, чтобы снова встать на ноги.

Гет понимал, что будет непросто. Понимал, что нельзя быть таким счастливым.

Ее поезд прибывал в Фишгард за несколько минут до половины первого. Видимо, она делала пересадку в Абертаве[93]. Целая история – добраться сюда из Лондона, из дома, видимо, пришлось выйти ни свет ни заря. Гет оставил грузовик на парковке и пошел в здание вокзала – встречать ее. Подумал, не надо ли найти супермаркет и купить букет цветов, но решил, что лучше не перебарщивать. Судя по его часам, до прибытия поезда оставалось еще десять минут. Но ему было только в радость подождать. «Слишком счастливый», – сказала о нем Мег. Гет опустился на голубое пластиковое кресло и стал смотреть на платформу.

2017

Она решила, что так рано утром в метро никого не будет, но, когда вышла на «Ливерпуль-стрит», чтобы пересесть на линию Хаммерсмит-энд-Сити, на станции оказалась толпа народу. Ее всегда это удивляло – сам вот этот объем мужчин в костюмах фабричного производства и женщин в платьях и безупречно чистых кроссовках (туфли получше лежали у них за спиной в рюкзаках), которые двигались в едином направлении, подобно сотням клеток одного гигантского органа. Она стояла на платформе, смотрела на них и думала о том, что это будет отличная прощальная картинка, которую она заберет с собой, чтобы окончательно убедиться в том, что она поступает правильно и нет ничего постыдного в том, что она уезжает, в том, что выходит из игры.

Прибыл поезд, и ей удалось занять свободное место. Она отсчитала остановки до Паддингтона и заглянула в телефон, потому что на этой ветке часто получалось поймать связь. Ничего. В Брюсселе сейчас, видимо, полвосьмого – и Джеймс только просыпается. Они выбрали этот день, потому что она знала, что Джеймс будет в отъезде, а еще она знала, что, если бы ей пришлось уходить от него, спящего в постели, как в какой-нибудь пошлой кантри-песенке, она могла бы в последний момент испугаться и передумать. Узнав о записках, он занервничал. «Он тебя преследует», – сказал он тогда, продолжая думать, что записки от Гета. Он даже стал поговаривать о том, чтобы продать дом. Интересно, думала она, вспомнит ли он, когда узнает, что она ушла, как настойчиво Олуэн уговаривала его не отменять поездку.

На «Фаррингдоне» поезд встал. Из окна ей было видно по большей части только афишу балета «Баядерка» в «Садлерс Уэллс», и она чуть было не сделала фото на телефон, чтобы почитать в сети подробности, пока не сообразила, что она все равно будет далеко отсюда. Что-то шевельнулось внутри. Прогнала прочь. Двери поезда снова открылись, и мужчина, сидящий рядом с ней, нетерпеливо поцокал языком.

Утро было ясное, и платформа на вокзале Паддингтон сверкала; сверкало стекло, сверкала сталь – и солнечный свет казался цветом успеха. Олуэн раздумывала, которую из нескольких однотипных кофеен предпочесть, и купила лонг блэк у выбранного наугад победителя. Потом направилась к огромному табло отправлений и нашла, с какой платформы отправляется поезд на Суонси[94]. Кофе был хорош, она не ошиблась с выбором. Сфокусировала внимание на кофе, на людях, добирающихся на работу поездом, на объявлениях, звучащих из громкоговорителей: хотелось, чтобы в голове не осталось ни одной мысли. Смотрела, как поезда по мере отправления исчезают с верхней строчки табло и ее поезд продвигается все выше. Подумала, что надо бы, пожалуй, уже пойти на платформу, но мысль не претворилась в движение. Забавно: было ощущение, будто она существует отдельно от собственного тела. Ощущение, будто ее вообще больше нет. В руке вспыхнул экран телефона. Звонил Джеймс.

Июль 2017

Кассета А,

Интервью Гета 4

На этот раз – внутренняя съемка. Гет лежит, опершись на локти, на провалившейся части пола в гостиной. Вечер. Фоном тихо играет музыка.

– Ты знал, что я тебя видела? Когда ты приходил – я тогда еще только-только приехала?

Он удивлен.

– Это было не когда ты только приехала. Ты приехала еще до этого – в прошлом октябре.

– Ну хорошо, когда я основательно сюда заселилась. В начале лета.

– Ну… Я, типа, не очень-то скрывался, а?

– То есть тебе было не важно, замечу я тебя или нет?

Молчание.

– Если бы это был не ты, это было бы охренительно жутко.

– Я скучал по этому месту, – вдруг говорит он. Конец фразы проглатывает.

Она какое-то время молчит.

– Почему ты для начала не позвонил?