Весь мир театр - Борис Акунин

Элиза не сомневалась, что Чингиз-хан явится в театр. Он ипрежде не пропускал ни одного представления, а уж теперь, над свежей могилойнесостоявшегося жениха, непременно захочет себя продемонстрировать. Вчера итретьего дня она видела, что он провожает ее через площадь, от театра догостиницы, затаившись в свите поклонников. После того как газеты – не впрямую,но вполне прозрачными намеками – сообщили, что самоубийство «молодогомиллионера» связано с «непреклонностью» некоей «слишком известной актрисы»,любопытствующие стерегли Элизу у служебного выхода и шли за ней по пятам, но,слава Богу, не лезли, а почтительно глазели издали.

Играла в этот вечер она феерически, будто какая-томагическая сила носила ее по сцене, и временами казалось – еще чуть-чуть ивзлетишь, взмахнув рукавами кимоно, словно крыльями. Никогда еще публика такжадно не пожирала ее глазами. Элиза чувствовала это алчное внимание, упиваласьим, пьянела от него. За кулисами Лисицкая, которой тоже досталась весьмаэффектная роль, прошипела: «Это воровство! Перестаньте красть мои выходы! Вамсвоих мало?»

Чингиз-хан был в амфитеатре. Сначала Элиза его не видела, нов третьем действии, во время любовной сцены, над головами сидящих вдругподнялся знакомый силуэт. Убийца, которому сегодня суждено было стать убитым,встал и оперся о колонну, сложив на груди руки. Если он рассчитывал сбитьактрису, то просчитался – Элиза обняла Масу с еще большей страстью.

После спектакля, как обычно, выпили по бокалу шампанского.Штерн был очень доволен, сказал, что изложит свои впечатления об игре каждого в«Скрижалях».

В самом конце короткого собрания вдруг появился Фандорин.Поздравил труппу с удачно сыгранным спектаклем – вероятно, из вежливости,потому что в зале Элиза его не видела. Она посмотрела на него только один раз,коротко, и отвернулась. Он на нее и вовсе не глядел. «Погодите же, ЭрастПетрович, раскаетесь, – со сладким злорадством подумала она. – Очень скоро».

Потом Девяткин сделал объявление: «Господа, завтра, какобычно, репетируем в одиннадцать. Но учтите: отныне к опоздавшим будутнеукоснительно применяться меры, безо всякого снисхождения. Штраф в один рубльза каждую минуту опоздания!» Все на это поворчали, повозмущались и сталирасходиться.

– Хан здесь, – шепнула Элиза своему секунданту. Ее биладрожь. – Будьте наготове, ждите. Сегодня всё решится!

– Места себе не нахожу, – сказал Девяткин, когда ониостались вдвоем. – А если вы замешкаетесь и он выстрелит раньше? Опомнитесь!Женское ли это дело?

– Ни за что. Жребий брошен.

Она храбро улыбнулась, вскинула подбородок. От резкогодвижения закружилась голова, и Элиза испугалась, что упадет в обморок. Ноничего, обошлось. Только колени дрожали все сильней.

Тогда Жорж вздохнул и достал из кармана небольшую штуковинучерного металла.

– Вы героиня. Кто я такой, чтобы удерживать вас от подвига?Это вам, держите.

Она взяла легкий, почти ей по руке, пистолет.

– Что это? Зачем?

– «Баярд». Благородное оружие с благородным названием. Япотратил на него всё, что оставалось от жалования. А «наган» оставлю себе. Есливы окажетесь в опасности, я буду наготове. Уж этого запретить вы мне не можете!

На глазах у нее выступили слезы.

– Спасибо… Теперь я не буду бояться. Почти… Но как из негостреляют?

– Пойдемте в подвал. Я покажу.

Они спустились, и она отстреляла целую обойму. Это былосовсем другое дело! Оружие можно было держать одной рукой, отдача почти нечувствовалась, а пули легли в манекен рядышком.

Доволен остался и Жорж. Он вставил новые пули, щелкнулчем-то, вернул пистолет Элизе.

– Теперь просто с предохранителя – и огонь! Помните: ярядом, я начеку.

По пути к выходу она проинструктировала секунданта еще раз:

– Вы ни в коем случае не оглядываетесь. Ни во что невмешиваетесь. Только если я позову на помощь, хорошо?

Он кивнул, с каждым мгновением делаясь все мрачнее.

– Не вздумайте вытаскивать свой «наган»! Вы погубите насобоих!

Снова кивнул.

– Лишь в том случае, если хан приготовится стрелять. Вам всёпонятно?

– Понятно-то понятно… – пробурчал Девяткин. В это время онипроходили мимо зала.

– Подождите минуту.

Ее потянуло взглянуть на театральный занавес. Может быть,она его больше никогда не увидит. А если увидит, то нескоро. Ведь на времяпроцесса ее, наверное, посадят в тюрьму?

Уборщики уже заканчивали свою работу: внесли и поставиливозле помоста столик Ноя Ноевича – для завтрашней репетиции. Сверху, строгопосередине, как любит Штерн, установили лампу, положили чистую бумагу,оточенные карандаши и, с особым почтением, «Скрижали».

Элизе захотелось прочесть, что там написал про ее нынешнююигру Ной Ноевич.

Приятно: «Для Э.Л.: Чудесная взвинченность! Рецепт успеха:натягивать струну до предела, но не обрывать!»

Это на сцене. А в жизни иногда приходится и оборвать.

Перед тем как выйти наружу, Элиза набрала полную грудьвоздуха и посмотрела на часики. Ровно полночь. Идеальное время длякровопролития.

Шагнула на тротуар, как Мария Стюарт на эшафот.

Несмотря на позднее время, у подъезда стояла толпа.Раздались хлопки, крики, несколько человек подали букеты, кто-то попросилрасписаться на фотокарточке. Полыхнул блиц.

Кивая и улыбаясь, Элиза краем глаза наблюдала за фигурой вдлинном черном пальто и лоснящемся цилиндре.

Он здесь, здесь!

Передала цветы Девяткину, который с грехом пополам обхватилих одной левой. Правую руку он держал в кармане.

Шагов через двадцать Элиза вынула из кармашка муфтыпудреницу, чтобы подглядеть в зеркальце. Полтора десятка поклонников ипоклонниц следовали за ней на почтительном расстоянии, а впереди всех, громкостуча каблуками, шел Чингиз-хан.

На виду у публики исполнить задуманное будет легче. Довольновообразить, что играешь роль.

Элиза обернулась. Вздрогнула, будто лишь сейчас заметивчеловека в длинном пальто. Он ухмыльнулся из-под черных усов.

Она вскрикнула. Немного ускорила шаг.

Стук каблуков за спиной тоже убыстрился.