Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин

– Не знаю. Д-давайте прикинем. – Всвете фонаря было видно, как гладкий лоб под лаковым козырьком полицейскойфуражки собирается морщинами. – Возможностей несколько. Первая. ДокторЛинд и заложники здесь. Тогда нужно наблюдать за окнами и ждать. Если станутуходить – нанесем удар. Вторая возможность. Здесь только Линд, а Эмилия имальчик где-то в другом месте. Всё равно нужно ждать, пока он выйдет, иследовать за ним, пока доктор не выведет нас к заложникам. Третья возможность. Здесьнет ни Линда, ни п-пленников, а только Почтальон и его семейство – кто-то ведьвсе-таки в доме был? В этом случае к Почтальону от Линда должны придти. Вряд лив этом домишке имеется телефонная связь. Стало быть, опять-таки требуетсяподождать. Посмотрим, кто придет, и далее будем действовать сообразнообстоятельствам. Итак, имеется три варианта, и при каждом понадобится ждать.Д-давайте устраиваться поудобнее – ожидание может затянуться. – ЭрастПетрович посмотрел вокруг. – Вот что, Зюкин, пригоните-ка с бульвараизвозчика. Не говорите, куда ехать. Скажите только, что нанимаете его надолго ичто получит он щедро. А я пока присмотрю местечко поудобней.

Когда четверть часа спустя я подъехал к томуже углу на ваньке, Фандорин вышел к нам из густой тени. Поправляя портупею,сказал строгим, начальственным голосом:

– Бляха № 345? Всю ночь будешь снами. Секретное дело. За труды получишь четвертную. Отъедешь вон в туподворотню и жди. Да не спи у меня, вологда! Понятно?

– Понятно, чего ж непонятного? –бойко ответил извозчик, молодой мужик со смышленным курносым лицом. КакФандорин догадался по его виду, что он вологодский, я не понял – но ванька и всамом деле вовсю налегал на «о».

– Идемте, Афанасий Степанович, удобнейшееместо п-присмотрел.

Напротив того самого домика стоял особнякповнушительней, обнесенный решетчатым палисадником. Эраст Петрович в два счетаперемахнул через изгородь и жестом велел мне последовать его примеру. Посравнению с оградой Нескучного сада это были сущие пустяки.

– Ну как, недурно? – с гордостьюспросил Фандорин, показывая на противоположную сторону переулка.

Вид на Почтальонов дом и в самом делеоткрывался идеальный, но «удобнейшим» наш наблюдательный пункт мог назватьразве что завсегдатай мазохистического (если я правильно запомнил это слово)кабинета из клуба «Элизиум». За палисадником оказались густые и колючие кусты,сразу же начавшие цепляться за мою одежду и расцарапавшие мне лоб. Я закряхтел,пытаясь высвободить локоть. Неужели придется сидеть тут всю ночь?

– Ничего, – бодро шепнулФандорин. – Китайцы говорят: «Благородный муж не стремится к уюту».Давайте смотреть на окна.

И мы стали смотреть на окна.

Правду сказать, ничего примечательного я тамне увидел – только пару раз по шторам мелькнула неясная тень.

В других домах окна давно уже погасли, аобитатели нашего, похоже, спать не собирались – но это единственное, что моглопоказаться подозрительным.

– А если четвертая? – спросил я часадва спустя.

– Что четвертая?

– Возможность.

– Это какая же?

– Что, если вы ошиблись и почтовыйслужитель никакого отношения к Линду не имеет?

– Исключено, – что-то слишкомсердито прошипел Фандорин. – Непременно имеет. И обязательно выведет нас ксамому д-доктору.

Вашими бы устами да мед пить, пришла мне на умнародная поговорка, но я промолчал.

Прошло еще с полчаса. Я стал думать о том, чтовпервые в жизни, кажется, потерял счет дням. Что сегодня – пятница или суббота,семнадцатое или восемнадцатое? Не то чтобы это было так уж важно, но япочему-то никак не мог успокоиться. Наконец, не выдержав, спросил шепотом:

– Сегодня семнадцатое?

Фандорин достал брегет, блеснули фосфорическиестрелки.

– Уже пять минут как в-восемнадцатое.

День накануне был теплый, да и вечер тоже,однако после нескольких часов неподвижного сидения я порядком продрог.Застучали зубы, онемели ноги, а надежды на полезный исход нашего ночного бденияуже почти не оставалось. Фандорин сохранял полнейшую невозмутимость – болеетого, за все время ни разу не пошевелился, так что у меня возникло подозрение,уж не спит ли он с открытыми глазами. Сильнее всего меня раздражалоумиротворенное, я бы даже сказал благодушное выражение его лица, будто он сидели слушал волшебную музыку или пение райских птиц.

Вдруг, когда я уже всерьез начал подумывать,не взбунтоваться ли, Эраст Петрович, не меняя благостной мины, прошептал:

– Внимание.

Я встрепенулся, однако никаких особенныхперемен не заметил. В доме напротив по-прежнему горели два окна. Ни движения,ни звуков.

Я снова взглянул на соседа и увидел, что онеще не вышел из сна, забытья, мечтательности – в общем, своего странноготранса.

– Сейчас выйдут, – тихо сказал он.

– Да с чего вы взяли?

– Я слился с домом в одно сущее, дал домупроникнуть в себя и стал слышать его д-дыхание, – с самым серьезным видомзаявил Эраст Петрович. – Есть такая восточная м-методика. Долгорассказывать. Но с минуту назад дом начал скрипеть и покачиваться. Онг-готовится исторгнуть из себя людей.

Трудно было сразу понять, шутит Фандорин илиже начал заговариваться. Я склонялся ко второму, потому что для шутки выходилослишком уж несмешно.

– Господин Фандорин, вы спите? –осторожно поинтересовался я, и в этот самый миг окна вдруг погасли.

Полминуты спустя дверь открылась, и вышлидвое.

– В доме никого не осталось, он п-пуст, –медленно проговорил Фандорин, а потом внезапно схватил меня за локоть искороговоркой прошептал. – Это Линд, Линд, Линд!

Я испуганно дернул головой и увидел, что ЭрастПетрович совершенно переменился: лицо напряженное, глаза сосредоточенно прищурены.

Неужели и вправду Линд?

Один из вышедших был Почтальон – я узналфигуру и фуражку. Второй был среднего роста, в перекинутом через плечо длинномплаще навроде альмавивы и калабрийской шляпе с низко провисающими полями.

– Второй, – шепнул Фандорин, пребольностиснув мне локоть.

– А? Что? – растерянно пролепетал я.

– Второй вариант. Линд здесь, а заложникигде-то в другом месте.

– А вы уверены, что это именно Линд?