Мария Стюарт - Стефан Цвейг

Но не будем обманываться: все это – лишь притворство и маска. На самом делеэто пламенное сердце, эта гордая королева живет одной лишь мечтой – вновьвернуть себе свободу и власть. Ни на минуту не склоняется она к мысли покорнопринять свой жребий. Все это посиживание за пяльцами, за книгами, мирные беседыи ленивые грезы наяву – лишь ширма для каждодневной кипучей деятельности –заговорщической. Неустанно, с первого дня своего заточения до последнего,плетет она заговоры и интриги, повсюду ее кабинет превращается в тайнуюполитическую канцелярию, здесь день и ночь кипит работа. За запертыми дверьми вобществе двух секретарей Мария Стюарт собственноручно набрасывает секретныеобращения к послам – французскому, испанскому, папскому, а также к своимприверженцам в Шотландии и Нидерландах, в то же время, осторожности ради,забрасывая Елизавету умоляющими, кроткими и возмущенными письмами, на которыета уже давно не отвечает. Неустанно под сотнею личин спешат ее посланцы вПариж, Мадрид и обратно, постоянно придумываются пароли, изобретаютсяшифровальные коды – ежемесячно новые, – регулярно работает настоявшаямеждународная почта, связывая ее с врагами Елизаветы. Все ее домочадцы – о чемСесил прекрасно осведомлен, почему он и тщится сократить число ее оруженосцев,– представляют собой генеральный штаб, неустанно разрабатывающий все ту жеоперацию ее освобождения; все пять десятков ее слуг постоянно сносятся сокружающими деревнями, сами ходят в гости и принимают гостей, чтобы передаватьи получать известия; все окружающее население под видом благостыни регулярноподкупается, и благодаря этой изощренной организации дипломатическая,эстафетная почта безотказно работает до самого Парижа и Рима. Письма провозятсяконтрабандой в белье, книгах, выдолбленных тростях, в крышках футляров сдрагоценностями и даже за амальгамою зеркал. Для того чтобы перехитритьШрусбери, изобретаются все новые уловки, расшиваются подошвы и в нихзакладываются послания, писанные симпатическими чернилами, или же изготовляютсяпарики и в букли завертываются бумажные папильотки. В книгах, которые МарияСтюарт выписывает из Парижа, подчеркиваются по известной системе буквы, так чтов целом получается связный текст, а бумаги первостепенного значения проносит вподоле сутаны ее духовник. Мария Стюарт, с юности возившаяся с тайнописью,искусно шифровавшая и расшифровывавшая письма, руководит всеми операциями, иэта увлекательная, азартная игра, путающая Елизавете карты, напрягает вседушевные силы узницы, возмещая недостаток физических упражнений и других утех.Со свойственным ей пылким безрассудством отдается она заговорам идипломатическим интригам, и в иные часы, когда новые посулы и предложения изМадрида, Парижа или Рима все новыми окольными путями достигают ее кельи, этауниженная монархиня может и вправду вообразить себя силой, чуть ли несредоточием всеевропейских интересов. И-то, что Елизавета знает об этой угрозеи бессильна против такого упорства, то, что она, ее пленница, через головынадзирателей и стражей может руководить этой кампанией в тиши своей кельи иучаствовать в решении судеб мира, пожалуй, единственная отрада, чудесноподдерживающая дух Марии Стюарт все эти долгие, беспросветные годы.

Удивления достойна эта непоколебимая энергия, эта скованная сила, и в то жевремя она потрясает нас своей тщетностью, ибо все, что бы Мария Стюарт нипридумала и ни предприняла, обречено на неудачу. Все эти многочисленныезаговоры и комплоты, которые она плетет неустанно, заранее осуждены напоражение. Слишком неравны силы противников. Всегда слабее тот, кто борется водиночку против целой организаций. Мария Стюарт действует одна, в то время какза Елизаветой стоит все государство – канцлеры, советники, полицмейстеры,солдаты и шпионы, – не говоря уже о том, что из государственной канцелярийлегче бороться, чем из тюремной камеры. У Сесила сколько угодно золота, сколькоугодно средств обороны, он ничем не ограничен в своих действиях, тысячи глазего тайных соглядатаев следят за одинокой неопытной женщиной. Полиция в тевремена знала до мелочей чуть ли не все о каждом из трех миллионов граждан,составляющих население Англии; каждый чужеземец, высаживавшийся на английскойземле, брался под надзор; в харчевни, тюрьмы, на прибывающие суда направлялисьлазутчики, ко всем подозрительным лицам подсылались шпионы, а там, где этиполумеры оказывались недействительными, применялась самая действенная мера –пытка. И превосходство коллективной силы немедленно дает себя знать.Самоотверженные друзья Марии Стюарт один за другим попадают в темные казематыТауэра, а там на дыбе у них исторгают полное признание и имена соучастников – итак, клещами палачей, в порошок размалывается заговор за заговором. А еслиМарии Стюарт порой удается переслать свои письма и предложения через одно изиностранных посольств, то сколько нужно бесконечных недель, чтобы письмодоползло до Рима или Мадрида, сколько недель, чтобы в государственныхканцеляриях собрались ответить, и опять-таки сколько недель, чтобы ответ дошелдо назначения! И как ничтожна в результате эта помощь, как оскорбительнохолодна для горячего, нетерпеливого сердца, которое ждет армад и армий,спешащих на выручку! Да и разве не естественно одинокому пленнику, все дни иночи занятому мыслями о своей судьбе, воображать, что все его друзья в далекомдеятельном мире только и заняты его особой? Но тщетно старается Мария Стюартпредставить свое освобождение неотложным делом всей контрреформации, первой иважнейшей спасательной акцией католической церкви: ее друзья только считают ижмутся и никак не могут между собой договориться. Армада не снаряжается впоход. Филипп II, главная опора Марии Стюарт, щедр на молитвы, но скуп нарешения. Ему не улыбается вступить из-за пленницы в войну с сомнительнымисходом, и он и папа отделываются тем, что посылают немного денег, чтобы былона что подкупить двух-трех искателей приключений для организации покушения илимятежа. Но как жалки эти попытки заговорщиков и как легко берут их на мушкунеусыпные шпионы Уолсингема! Только несколько изувеченных, истерзанных труповна лобном месте Тауэрхилла время от времени напоминают народу, что в уединенномзамке все еще томится в заточении женщина, упрямо притязающая на то, что онаединственная правомочная королева Англии, и все еще находятся глупцы или герои,готовые за нее пострадать.

Что все эти заговоры и интриги в конце концов приведут Марию Стюарт кгибели, что она, как всегда опрометчивая, затеяла безнадежную игру, одна, изстен узилища, объявив войну могущественнейшей властительнице мира, – давно яснокаждому современнику. Уже в 1572 году, после крушения заговора Ридольфи, еешурин, Карл IX заявил с досадой: «Эта дура несчастная до тех пор не успокоится,пока не свихнет себе шею. Она дождется, что ее казнят. А все по собственнойглупости, я просто не вижу, чем тут помочь». Таково жестокое суждение человека,который в Варфоломеевскую ночь отважился лишь на то, чтобы из защищенного окнаподстреливать безоружных беглецов, человека, который понятия не имел ни о какомгероизме. И конечно же, с точки зрения расчетливой осторожности Мария Стюартпоступила неразумно, избрав не более удобный, хоть и трусливый путькапитуляции, а очевидную безнадежность. Быть может, своевременно отказавшись отсвоих династических прав, она купила бы себе этим свободу, быть может, все этигоды ключ от тюрьмы находился у нее в руках. Надо было лишь покориться, лишьторжественно и добровольно отказаться от всяких притязаний на шотландский, наанглийский престол, и Англия, облегченно вздохнув, отпустила бы ее на свободу.Не раз пыталась Елизавета – не из великодушия, а из страха, так как Обличающееприсутствие опасной узницы преследовало ее кошмаром, – перебросить ей мостикдля отступления; переговоры то и дело возобновлялись и на достаточносправедливых условиях. Но Мария Стюарт считала, что лучше быть коронованнойузницей, чем отставной королевой, и в первые же дни заточения Ноллис правильнооценил ее, сказав, что у нее достаточно мужества, чтобы бороться, пока естьхоть капля надежды. Чувство истинного величия подсказывало ей, как презреннабыла бы куцая свобода отставной королевы где-нибудь в захолустье и что толькоунижение возвеличит ее в истории. В тысячу раз сильней, чем неволя, связывалоее данное слово, что никогда она не отречется и что самые последние ее словабудут словами королевы Шотландской.