Мария Стюарт - Стефан Цвейг

Я в мыслях с тобой.

Упав на колени, сквозь слезы и пени

Тебя о свободе молю, всеблагой.

Поскольку избавители мешкают и колеблются, взор ее обращается к Спасителю.Лучше умереть – лишь бы не эта пустота, эта неопределенность, это вечноеожидание, и надежда, и тоска, и неизбежные разочарования! Лишь бы конец – нарадость или на горе, с победой или поражением! Борьба неудержимо близится кконцу, потому что Мария Стюарт всем жаром своей души этот конец призывает.

Чем дольше тянется эта отчаянная, эта коварная и жестокая, этавеличественная и упорная борьба, тем непримиримее стоят друг против друга обезастарелые противницы – Мария Стюарт и Елизавета. Политика Елизаветы приноситей успех за успехом. С Францией у нее заключен мир. Испания все еще неотваживается на войну, над всеми недовольными одержала она верх. И только одинвраг, смертельно опасный враг, все еще живет безнаказанно у нее в стране, однаэта побежденная женщина. Лишь устранив последнего недруга, может онапочувствовать себя подлинной победительницей. Да и у Марии Стюарт не осталосьдля ненависти иного объекта, нежели Елизавета. Снова в минуту предельногоотчаяния обращается она к своей родственнице, к данной ей роком сестре, снеодолимой страстностью взывая к ее человечности. «Нет у меня больше силстрадать, – воплем, вырывается у нее в этом благородном послании, – и, умирая,я не могу не назвать тех, кто замыслил меня извести. Самых закоренелых злодеевв Ваших тюрьмах выслушивают, им называют имена их наветников и клеветников. Такпочему же в этом отказывают мне, королеве. Вашей кузине и законной наследницепрестола? Мне думается, что именно последнее обстоятельство и было до сей порыпричиной лютости моих врагов… Но увы! У них нет больше необходимости менямучить, ибо, честью клянусь, не нужно мне теперь иного царства, кроме царстванебесного, в кое чувствую я себя готовой войти, ибо лишь в нем обрету конецтяготам моим и мучениям». В последний раз со всем жаром неподдельнойискренности заклинает она Елизавету даровать ей все же свободу: «Честью исмертными муками Спасителя и Избавителя нашего заклинаю, смилосердствуйтесь,дозвольте мне оставить это государство и удалиться на покой куда-нибудь вукромное место; там усталое тело, изнуренное неизбывной печалью, обретет отдых,и ничто не помещает мне спокойно готовиться предстать Всевышнему, каждодневнопризывающему меня к себе… Окажите мне эту милость еще до моей кончины, и душамоя, ибо теперь распря меж нами устранена, не будет вынуждена, освободившись отземных уз, принести свои жалобы Творцу, указав на Вас как на виновницу зла,причиненного мне здесь, на земле». Но душераздирающий зов не тронул сердцеЕлизаветы, она остается нема, ни одного подбадривающего слова не находится унее для страдалицы. И тогда Мария Стюарт стискивает зубы и кулаки. Отныне оназнает одно только чувство – ледяную и пламенную, упорную и испепеляющуюненависть к этой женщине, и эта ненависть тем зорче и непримиримее нацеленаименно на нее, единственную, что все ее другие враги и противники кончилиземное существование, сами порешив друг друга. Как будто для того, чтобытаинственная магия смерти, исходящая от Марии Стюарт и поражающая всех, кто еененавидел или любил, проявилась со всей очевидностью, каждый, кто служил ей иливраждовал с ней, кто боролся за или против нее, опередил ее и смерти. Все те,кто свидетельствовал против нее в Йорке – Меррей и Мэйтленд, – умерлинасильственной смертью, все, кто призван был ее судить – Нортумберленд иНорфолк, – сложили голову на плахе; все, кто сначала умышлял против Дарнлея, апотом против Босуэла, убрали друг друга с дороги; предатели Керк о’Филда,Карберри и Лангсайда предали сами себя. Все эти своенравные шотландские бароныи графы – неистовая, опасная, честолюбивая свора – истребили друг друга! Полебитвы опустело. Не осталось никого на земле, кого бы ей должно было ненавидеть,кроме нее, Елизаветы. Великая борьба народов, ознаменовавшая два десятилетия,ныне свелась к единоборству. И в этом поединке женщины с женщиной не осталосьместа ни для каких переговоров. Это бой не на жизнь, а на смерть.

Для этого последнего боя, боя насмерть, Марии Стюарт нужно сделать последнеенапряжение. Еще одной, последней надежды должна она лишиться. Еще один удардолжна принять в самое больное место, чтобы потом собраться с силами дляпоследнего рывка. Ибо всегда в Марии Стюарт, ее великолепное мужество, еенеукротимая отвага приходят в ту минуту, когда все потеряно или кажетсяпотерянным. Всегда безысходность пробуждает в ней геройство.

Последняя надежда, которую ей предстоит утратить, – надежда договориться ссыном. Ибо за гнетущие пустые годы, когда решительно ничего не происходило,когда она только и делала, что ждала и слушала, как безостановочно бегут часы,словно песок, осыпающийся с полуразрушенной башни, за это нескончаемое время,которое так измотало и состарило ее, подросло дитя, ее кровный сын. Младенцемоставила она Иакова VI, уезжая из Стирлинга, когда Босуэл со своими всадникамизахватил ее перед Эдинбургскими воротами и увлек навстречу гибели; за этидесять, пятнадцать, семнадцать лет бессознательное существо успело статьребенком, мальчиком, юношей, почти мужчиной. Иаков VI унаследовал немало чертсвоих родителей, хотя и в смешанной, стертой форме. Этот странноватый мальчик,с неловким, неповоротливым языком, неуклюжим, тяжеловесным телом инерешительной, робкой душой, на первый взгляд производит впечатление не вполненормального. Он избегает общества, трепещет при виде ножа, боится собак, груб инеловок в обращении. В нем незаметно ни изысканной грации, ни природногообаяния его матери, не выказывает он и артистических склонностей, ни музыка, нитанцы его не увлекают, не заметно в нем и таланта к легкой, непринужденнойбеседе. Зато у него способности к языкам и превосходная память, а там, где делокасается его личных интересов, он обнаруживает и ум и упорство. Роковым образомсказалась на его характере мелочная, низменная натура отца. Он, унаследовал отДарнлея его нетвердую волю, его нечестность и ненадежность: «Чего ждать оттакого двуречивого малого!» – как-то в сердцах сказала о нем Елизавета; подобноДарнлею, он поддается любому влиянию. Сердцу этого черствого эгоиста неведомоблагородство, все его поступки диктуются чисто внешним честолюбием, а егобесчувственное отношение к матери можно понять, только если отвлечься отпредставлений о сыновнем долге, сыновней преданности. Воспитанный заядлымиврагами Марии Стюарт, имея преподавателем латыни Джорджа Бьюкенена, человека,написавшего на нее пресловутый пасквиль «Detectio»[*], он, должно быть, только и слышал о пленнице, томящейся взаточении в соседней стране, что она помогла лишить жизни его отца, а теперьоспаривает право на престол у него самого, коронованного монарха. С раннегодетства вдалбливают мальчику, что его мать, в сущности, чужая ему женщина,досадная помеха на пути его честолюбивых устремлений. И если в душе ребенкакогда-либо жила мечта увидеть женщину, даровавшую ему жизнь, то английские ишотландские тюремщики зорко следили за тем, чтобы помешать малейшему сближениюобоих пленников – Марии Стюарт, пленницы Елизаветы, и Иакова VI, пленникалордов и регента. Время от времени, всего несколько раз за много-много лет,обмениваются они письмами: Мария Стюарт посылает подарки, игрушки, а как-тодаже забавную обезьянку, но и дары и письма обычно отвергаются, так как онаупорно не признает за сыном прав на королевский титул, а лорды возвращают, какоскорбительные, письма, где Иаков именуется просто принцем. Мать и сын так и невыходят за пределы чисто официальных, холодных отношений, у обоих властолюбиезаглушает голос крови, ибо она хочет быть единодержавной королевой Шотландии, аон – единодержавным королем.